Первый раз хирургическую операцию я увидел своими глазами лет сорок назад, будучи совсем еще молодым репортером. Дело было в Киеве. Сложнейшая операция на се
|
|
Скачать 60.43 Kb.
|
| МЕДИЦИНА НА ОПЕРАЦИИ У ПРОФЕССОРА ПИСКУНОВА Первый раз хирургическую операцию я увидел своими глазами лет сорок назад, будучи совсем еще молодым репортером. Дело было в Киеве. Сложнейшая операция на сердце. А оперировал прославленный наш хирург Николай Михайлович Амосов. В потолке над операционной был довольно большой стеклянный купол. Вокруг него собрались то ли студенты-медики, то ли врачи, повышавшие квалификацию. И среди них я. Купол располагался довольно высоко, и уловить каждое движение мастера, особенно неспециалисту, было затруднительно. Но впечатления, как скальпель вторгается в человеческую плоть и рассекает ее, как обнажаются внутренности, остались на всю жизнь, хоть смотрел я на эту картину минут десять, не больше. Больше не выдержал. Голова закружилась. Словом, почувствовал себя скверно. Решил, что к хирургам я больше ни ногой. Недавно изменил своему принципу, и был поражен не столько тем, что увидел, сколько своему собственному восприятию увиденного. Сначала, правда, провел небольшую «репетицию». Главный врач Центральной клинической больницы гражданской авиации (ЦКБ) Павел Иванович Онищенко и его первый заместитель Станислав Иванович Сытник привели меня в необычный зал, напоминавший учебную аудиторию. Удобные кресла с откидывающимися столиками. Правда, микрофон не на обычном месте - в центре зала. А на стене большой экран (как я потом узнал, два с половиной на два с половиной метра). Собственно даже не экран, - а громадный дисплей. Здесь проходят обучение врачи-оториноларингологи. Операция проводится этажом ниже, а все ее подробности выносятся на дисплей. Какой-то участок операционного поля, крошечный его фрагментик можно увеличить хоть в сто раз. Появилось это чудо техники прежде всего благодаря энтузиазму, настойчивости и авторитету выдающегося нашего оториноларинголога Геннадия Захаровича Пискунова, заведующего соответствующей кафедрой Российской медицинской академии последипломного обучения, многие кафедры которой «прописаны» в ЦКБ и ведут совместные с клиникой работы (замечу, кстати, что Геннадий Захарович является еще и главным оториноларингологом Медицинского центра Управления делами Президента России). Помогли в создании такой уникальной видеолокальной сети и спонсоры, и, конечно же, ЦКБ. В демонстрационном зале между тем было пусто, если не считать нас и молодого человека в белом халате, занятого компьютером, что стоял в углу зала. Профессор передал извинения, что задерживается. Он в это время сам делал перевязку какому-то «сложному» больному - не «профессорское» вроде бы дело. А мне вдруг предложили посмотреть операцию, хотя я точно знал, что в тот день никаких операций не планировалось. Но операцию я все-таки посмотрел. Она, как и многие другие, записана на жесткий диск. Очень удобно. Если ты что-то не уловил во время операции в действиях профессора, садись к видеомагнитофону и прокручивай ту или иную манипуляцию сколько хочешь раз. Загорелся монитор. Началась операция. Никаких, конечно, скальпелей. Главный инструмент - эндоскоп. Он освещает операционное поле в глубине человеческого тела и передает увеличенное изображение на экран. Операция производится, как мне сказали, шейвером - трубочкой с фрезой внутри. Полипы, например, всасываются в эту трубочку и отсекаются фрезой. А на мониторе - нечто для меня абсолютно непонятное, какие-то цветные дебри, по которым бродит тросик со светящимся наконечником. Оказалось, что действие происходит в носу. И я себя поймал на мысли, что смотрю вовсе не операцию, а научно-популярный фильм. Никаких отрицательных эмоций, один живой интерес. Пискунов появился вскоре, живой, веселый, жизнерадостный человек. Это видно было сразу. «Вот видите, больные наукой не дают заниматься», - и рассмеялся по-доброму. Он гордится видеолокальной сетью даже не столько как хурург, сколько как педагог. - Раньше я должен был своим ученикам показывать все на пальцах, - объяснял он. - Даже ассистент, сидевший рядом, не мог увидеть, что я делаю в ухе или носу. А теперь я десяткам врачей показываю все в деталях. Вот видите микрофон в центре зала? Каждый присутствующий может подойти и в ходе операции задать мне вопрос. У нас двусторонняя связь. Получается операция-лекция. - А не мешают ли вам эти вопросы оперировать? - поинтересовался я. - Нисколько. Более того, я периодически спрашиваю у сидящих в зале: «Все ясно? Не стесняйтесь. Спрашивайте». У меня привычка такая: когда я оперирую, то постоянно комментирую свои действия. Это своеобразный способ обучения. Видимо, он от прошлого идет, когда участники операции не могли видеть мои действия. Даже с появлением эндоскопов видеть все, происходящее в ушной, скажем, полости, мог один только я. Сейчас, благодаря новой установке, мои педагогические возможности увеличились стократно. - Вероятно, не только педагогические, -замечаю я. - Судите сами. Есть операции, которые мы называем слухоулучшающими. Они особенно актуальны для летчиков, имеющих постоянную нагрузку на слух. Тут уж ничего не поделаешь, чем дольше человек летает, тем менее острым становится его слух, особенно это касается восприятия высоких частот. Так вот. Есть в ухе маленькая косточка (не буду вас мучить медицинскими терминами). Длина этой косточки - четыре миллиметра, а мы ее можем дать на двухметровый экран. В этой косточке нужно сделать дырочку и вставить туда маленький протезик. Каждый может видеть, как мы эту дырочку делаем. Малейшая (в долю миллиметра) ошибка - и человек может оглохнуть навсегда. В день мы делаем шесть-восемь операций. - Такая у вас нагрузка! - поражаюсь я. - Ну что вы! Что вы! Костя и Сережа активно оперируют... А Костя - это, между прочим, Константин Владимирович Молоков - заведующий лор-отделением, а Сережа - Сергей Яковлевич Косяков - доктор медицинских наук, оба ученики Пискунова. Через некоторое время мне с нашим фотокорреспондентом Валентином Гребневым удалось попасть уже не на виртуальную, а на самую настоящую, реальную операцию. Нас завели в помещение с надписью «Санпропускник», облачили в хирургические «доспехи» от плотных штатов до, я бы сказал, кокетливой шапочки. В зале над операционным столом - большой монитор цветного изображения. Геннадий Захарович, не отрываясь от монитора, плавными жестами манипулировал эндоскопом и другими инструментами, подавал команды операционной сестре Елене Погорелкиной, спрашивал о состоянии больного у анастезистки Светы Солдатовой. Монитор показывал то один, то другой закоулок носа, нитка эндоскопа совершала по ним затейливое путешествие. И опять странное охватывало меня ощущение: будто я смотрю документальный научно-популярный фильм, но не снятый когда-то, а происходящий сейчас, на моих глазах. Ничего общего с тем потрясением, которое я пережил на операции знаменитого Н.М. Амосова. А Геннадий Захарович продолжал комментировать для присутствующих свои действия. Сейчас мы вылечим его еще от одной болезни - от храпа. Памятуя о том, что задавать вопросы здесь - в порядке вещей, спросил: - А разве храп - это болезнь? - Храп - это болезнь сна. Если человек храпит, значит, спит он плохо, поверхностно. На несколько секунд прекращается дыхание, человек не получает нужного количества кислорода. От этого страдает мозг, образуется хроническая нервная усталость. Сейчас мы его вылечим. Уберем некоторые явные «музыкальные инструменты» - увеличенные раковины, гипертрофированный маленький язычок, причем удаляем язычок на две трети. Некоторые удаляют полностью - это нерационально. Но вообще, чтобы избавиться от храпа, операция не обязательна, поскольку половина причин этой болезни зависит от общего состояния верних дыхательных путей, а половина - от состояния нервной системы. - А вообще трудная была операция? -спрашиваю я, ловлю себя на мысли, что впервые за журналистскую жизнь задаю вопросы в столь экстремальной ситуации. Но получаю спокойный ответ: - Этому пациенту прежде всего нужно дать свободное носовое дыхание. У него было искривление носовой перегородки и различные деформации раковин носа. Я все исправил, не выбросил ни хрящей, ни костей, минимально травмируя слизистую оболочку. Уменьшил носовые раковины до той величины, чтобы человек мог свободно дышать. Еще один этап - удалил с помощью эндоскопа кисту из левой гайморовой пазухи. Плюс к тому еще и устранил явную причину храпа. Операция закончилась. С Геннадием Захаровичем заглянули в другие операционные. Их в его блоке три, из двух могут идти телетрансляции в уже знакомый нам демонстрационный зал. Поговорили о ближайших планах. - Чтобы шире распространить наш опыт, - говорил Пискунов, - мы создаем своеобразную «библиотеку» наших операций и будем рассылать ее всем желающим. Скоро планируем выход в Интернет, тогда мы сможем передавать наши материалы куда угодно. Кстати, они будут интересны не только оториноларингологам, о чем, например, говорит наш опыт сотрудничества с офтальмологами из Федоровского института. Есть такая болезнь - непроходимость слезных путей. Пути эти открываются в нос. Если пути закупориваются, то возникает воспалительный процесс, с нагноением и т.д. Окулисты оперируют в этих случаях наружным путем, на лице остается рубец. Мы оперируем через нос. Следов никаких. Сейчас мы готовим у себя одного окулиста из Федоровского центра для операции нашего типа. Перерыв закончился. Геннадий Захарович Пискунов ушел готовиться к новой операции. У него в тот день их было две. О. КУПРИН г. Москва. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям