|
Скачать 1.61 Mb.
|
Ермакова Светлана, Жаров Леонид Сыроедение, чистоедение, голодание: семейный опыт. Аннотация Существует мнение, что человек — это то, что он ест. С этим нельзя не согласиться. Белки, жиры, углеводы и витамины — все это мы употребляем в виде различных продуктов, имеющих самый разный вкус и внешний вид. И без всего этого человек не может существовать. Перевес какого-либо из этих веществ в ту или другую сторону ведет к дисбалансу, а значит — к болезням. А как же надо питаться, чтобы быть здоровым? Самый верный ответ можно получить только опытным путем, испробовав на себе к чему ведет потребление мяса и жареной картошки, а к чему — вегетарианская пища. Авторы книги называют себя «полусыроедами». Когда-то они питались, как большинство людей, всем, что хочется, и при этом жизнь их особо не радовала. А потом они перестали есть животные продукты и превратились, по их выражению, в «веселожителей» с надеждой в будущем стать долгожителями. В книге множество полезных советов, которые невозможно найти у теоретиков питания. Ведь вся ценность советов и заключается в том, что их кто-то уже испробовал на себе и получил положительные результаты. Книга написана в форме нескучного дневника, прочитайте его, и наверняка житейский опыт двух энтузиастов сырого вегетарианского питания и голодания поможет вам стать здоровее, веселее и успешнее в жизни. ^ Об авторах расскажем только цифрами. Они поженились и решили прожить вместе 100 лет. Пока прошло 20. Из них 8 лет Светлана и Леонид не едят никаких животных продуктов и называеют себя «полусыроедами». Есть и опыт чистого сыроедения – целый год. А последний год они проводят сухое голодание – пятидневные серии. ^ В книге вы не найдете истории нашего исцеления от смертельных болезней: мы и не болели. Извините. Но мы становимся все живее. И наши мысли все здравее. Не знаем, будем ли долгожителями, но мы уже давно — «веселожители». Это очень увлекательно — становиться здоровее и веселее самих себя, прежних... Наш сайт http://www.leonid-svetlana.ru/ ^ Лучший способ уязвить врагов — жить долго. Лучший способ одарить друзей — жить долго. Хотите много съесть, много прочитать, много повидать — живите долго. Хотите добиться признания — живите долго. Но здорово, весело, без одышки. В тридцать лет мы поняли: советский человек начинает жить в пятьдесят. Оказалось — правда. Только одно слово изменить надо — будет звучать так: умный человек начинает жить в пятьдесят. Дети выросли (с тобой не живут, если ты умный). Квартира есть (небольшая, чтобы не приезжали гости, — если ты умный). Здоровье тоже в наличии (а больше тебе ничего и не надо, если ты умный). Мы давно ждали, когда наступит пятьдесят, потому что это время нашей правды. Ведь мы тратили немало сил на бег, зарядки и плавание, немало времени на дорогу в Тюмень от озера Большой Тараскуль (где живем уже двадцать лет) и обратно, и почти все деньги мы тратили на овощи, фрукты и орехи, потому что это наша основная пища. Многие считали нас слегка чокнутыми или совсем чокнутыми, а мы отвечали: «Подождите, вот стукнет нам пятьдесят — тогда поговорим». Ну вот, нам уже за пятьдесят. Поговорим? ^ Я СТАЛА ВРАЧОМ СВОЕГО РЕБЕНКА Светлана Два события произошли почти одновременно: мой трехлетний сын Иван заболел хронической пневмонией — хрипы, хрипы, хрипы в легких, и антибиотики не помогают. У меня — нервное истощение, зависть к любой маме, которая идет по улице с малышом: мой малыш лежал в больницах. Второе событие — ничтожное на первый взгляд: книга Владимира Леви «Разговор в письмах», и там — о вреде мяса, о раздельном питании, о пользе сырых растений. Как это применить к ребенку? В больницах я сама съедала первое-второе блюдо, чтобы не было подозрений у врачей, а Ивана кормила принесенными орехами и фруктами. Но скандал все-таки получился. Пришлось подчиниться правилам больницы. Когда эти правила не помогли и была назначена операция, я просто забрала сына домой: решила сама стать врачом собственного ребенка. С каждым годом хрипы обнаруживались все реже; питание наше становилось все лучше, продукты все натуральнее. Бутерброд с сыром Иван получал, только сжевав предварительно пару морковок или кусок капусты. Потом Иван научился голодать, и все обострения проходили после нескольких дней голодания. В 20 лет он перестал есть хлеб, и вскоре хрипы исчезли. В 24 он перестал есть мясо; голодает дважды в год по неделе. Чувствует себя хорошо. ^ Леонид До трех лет он не болел. Даже насморка не было. А потом в поликлинике ему сделали три прививки сразу. И сбили иммунитет. У Ивана много родственников-врачей, лечили его изо всех фармакосил, но все чаще по ночам Света слышала, как хрипит его легкое. В тридцать лет она начала седеть. Когда мы зажили вместе, Ивана при первой возможности брали с собой в лес или на стадион. Да, стало получше, но в детском саду он больше месяца не выдерживал — начинал болеть. Однажды мы шли и обсуждали одну дуру, которая пыталась испортить нам настроение. И вдруг у меня сказалось: — Пора их всех посылать! Что нам тут — медом намазано? Света засмеялась: — Правильно! Поехали-ка в деревню! Мы пожали друг другу руки, пришли домой, отпечатали объявления на обмен квартиры. И через месяц оказались живущими у озера, в сосновом лесу. Скоро Иван сказал: — В городе я был зеленый, как огурец. А тут стал красный, как помидорчик. Лечение, конечно, было. Когда он приходил совсем заледенелый, Светлана заставляла его согревать ноги в тазике с горячей водой. Но таблеток никаких мы не давали; если случалась температура — голодал. Но оказалось, что деревня — не гарант здоровья. Иногда мы уезжали на месяц, а Иван оставался с бабушками. Ничего не менялось, только еда: внучку жарились котлетки, пирожки, лепились пельмешки. И часто наступало ухудшение здоровья, хрипы, кашель... приходилось опять голодать дня два-три, чтобы прийти в норму. Ох, и тяжелая же это вещь — легкое дыхание! Да и сами мы приехали в деревню совсем не молодцами. После трудных разводов в первых семьях мы сдали: я приобрел бессонницу, а Светлана — нервное истощение, у нее постоянно болела голова... ^ Светлана Заметьте, ее так зовут — колбаска. Ласково. Вот Геннадий Малахов (у него сейчас учится вся страна, как не умереть в пятьдесят лет) пишет в своем дневнике, что боролся с колбаской несколько лет; даже в первый день после голодания, бывало, он ел «морковку, картошку мятую с колбаской, халву». Самое трудное — разорвать первый круг. У многих (уверена!) этот круг — колбасно-сосисочный. Самое трудное, по нашим наблюдениям, — отказаться от мяса. Все остальные отказы получаются легче (может, потому, что уже умеешь отказываться). Слышали, наверное, фразу: — Я видел вашего сына с сигаретой. Но — точно — не слышали: — Я видел вашего сына с котлетой. А мы уверены: котлеты опаснее. «Пьяница может состариться, обжора же — никогда». Пять лет назад мы еще ели курочек из своего курятника. Прочитали одну фразу в одной книге — и перестали «куроедствовать». * * * О книге сейчас напишу. Но сначала о фразе. Ищите фразу. Свою. Короткую, простую, действующую на вас, как ожог. Если хотите попрощаться с чем-то или с кем-то — ищите фразу. Иногда мы зовем хороших людей — поговорить. Видим: хотят с кем-то попрощаться — и не могут. Зовем. Предупреждаем: — Сейчас будет много фраз, а ты выбери свою. На кого-то действует один довод, на кого-то другой... Одна наша уж слишком сердобольная знакомая никак не могла бросить мужа-пьяницу. И себя не жалко, и детей не жалко... Твердит одно: «Он без меня погибнет». — А может, с тобой погибнет, — говорим. Смотрим: лицо изменилось. Добавляем: — Может, ты занимаешь чужое место? Может, ему другая женщина нужна, вот он и пьет с тобой. А с другой — не будет. * * * Когда говорят: я без мяса не наемся, хочется сказать, что мясо — не еда. Это мы и прочитали в книге Арнольда Эрета: «Мясо никоим образом не есть средство питательное; оно гниет и разлагается в кишечнике; но процесс разложения возникает сперва не в желудке, а сейчас же после убоя... Яды гниения действуют на человека возбуждающе и поэтому дают иллюзию питательного свойства». Примерно то же — и вскоре — мы прочитали в книге Атерова: «Клетки убитых животных или клетки молока, выдоенного из организмов животных, умирают сразу же, а затем начинают разлагаться и превращаться в яды». (Прошу прощения у автора: его фразы иногда неудобоваримы, как мясо; видимо, виноват перевод; поэтому я чуть исправляю их): «Человек не является существом, питающимся падалью. Он не может, подобно другим плотоядным, схватить муху из воздуха и проглотить ее живьем или же разорвать на кусочки жертву, чтобы насытиться». * * * Может, Эрет и Атеров неправы; может, мясо и не гниет, будучи так аппетитно проглоченным. Удивительно, но человеческий организм и происходящие в нем процессы изучены очень мало: а что может быть важнее? Ладно, не гниет. Тогда почему от мясоедов так дурно пахнет? К людям от сорока пяти лет уже страшновато подходить близко... Особенно это касается мужчин (едят много мяса), особенно в поезде, когда они снимают ботинки. Нет, извините, особенно в гостинице, если у вас общий санузел. О-о-о... Как-то мы уговаривали одного умного (но уже побывавшего в реанимации) попрощаться с колбаской. Он послушал и сказал: — Вы меня убедили. Знаете, чем? У вас дыхание приятное. (Дело было на банкете, играла музыка, сидеть пришлось близко.) Да, первое, что с вами произойдет после «похорон» бутерброда с колбаской, — ваше дыхание станет приятным. Даже утром, после сна. (Но надо не просто исключить из рациона мясо; надо исключить и хлеб.) * * * Для жен, которые хотят показать эту главу мужьям: не давите! Можете раздавить! Настоящее «нет» человек говорит себе сам, иначе скоро «нет» переходит в «чуть-чуть», потом — в «иногда», потом — в «да». Лучшее, что вы можете сделать для мужа, — молодеть и здороветь на его глазах. Не зовите его бегать; одевайтесь поярче — и убегайте. Мужчина создан, чтобы догонять. Этот не побежит — побежит другой. Двигайтесь! * * * Самое обидное в этой жизни — мы все узнали поздновато: Эрета прочитали в 1993 году, а написана книга в 1912-м. Атеров написал свое «Сыроедение» в 1963 году, но мне было тогда всего одиннадцать... Все чаще приходит в голову, что любое государство заинтересовано, чтобы пенсионный народ быстрее умирал. * * * Интересна судьба Антона Чехова, умершего от чахотки в сорок с небольшим. Его вылечило бы голодание, а не курение. Эх, не знал, сожалели мы много раз. Но потом прочитали: друг Чехова, Суворин, не просто голодал, но и писал об этом, и людей лечил... Вот тебе и человек, в котором все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли. А прямая кишка? Цитирую Эрета: «Теперь я открою последнюю тайну чахотки. Если кормить таких больных только «слизью» (каша, молоко, жирное мясо),то выделению слизи не будет конца, пока легкие сами не начнут распадаться и не появятся, наконец, и „бациллы", — смерть в таком случае неминуема... Теперь знают, что мясо, сыр и все органические вещества при процессе разложения благоприятствуют и размножению бацилл... но бациллы являются не причиной, а продуктом болезни». * * * И три цитаты из Атерова: «Одно время в некоторых азиатских странах преступники, приговоренные к смерти, кормились только лишь блюдами из вареного мяса. На такой диете они обычно умирали в течение 28—30 дней, тогда как в результате полного голодания человек может оставаться живым в течение даже 70 дней. Это означает не только то, что вареное мясо — никуда не годный пищевой продукт, но даже и то, что токсины, им выделяемые, являются настоящим ядом, убивающим человека в сравнительно короткий срок». «Возьмите для примера мой собственный случай: в результате потребления мяса и других вареных продуктов в течение 52 лет я потерял силу и не мог подняться даже на две ступеньки, не почувствовав одышки; а ныне, после отказа от всего этого, за восемь лет я так укрепил здоровье, что сейчас могу взбежать на гору с почти невероятной легкостью». «Лично я полностью очистил суставы своих ног от всех подагрических узлов, но если я в какое-то время изменял своему режиму и начинал есть мясо, то несколькими часами спустя я вновь обнаруживал, что мочевая кислота скапливалась в суставах больших пальцев ног. Я часто проделывал такие эксперименты в начале своего сыроедения. И действительно, возвращение мочевой кислоты в суставы — дело несложное, и пути к этому широко открыты. Стоит только маленький кусочек мяса ввести в организм, как это приводит к образованию мочевой кислоты, которая вновь начинает скапливаться в своих излюбленных местах». * * * Трудность нашего вегетарианства в одном: приходится всегда ехать из города с тремя тяжелыми сумками. В сумках — фрукты. ^ Светлана Вчера гуляла по настоящей зимней (белой!) дороге. Смотрела вверх, на настоящее синее с настоящим розовым, и хотела жить настоящей жизнью. Прошла студентка с сумкой, в сумке сигареты. Запах от студентки чуется за пять метров в настоящем-то воздухе. Когда я была студенткой, то тоже курила и заедала жареным мясом с жареной картошкой. Все другое казалось невкусным. К первому курсу у меня уже был гастрит. Проработав три года после вуза, я «насидела» еще остеохондроз и одышку. Тут решил родиться Иван и спас меня, нагрузив собой, своей коляской и сумкой со всем запасным детским имуществом. Но к шести годам (три из которых он кашлял) я приобрела профессиональную болезнь матери городского ребенка — невроз. Мне хотелось только тишины, а ее не было нигде в городе. * * * И вот десять лет я хожу под соснами и думаю: неправда, что к хорошему привыкаешь; не такое уж оно хорошее. А вчера — ко всему «хорошему» — встретила свою приятельницу Алену. — Ой, чем ты лицо мажешь? Этой зимой меня замучили городские приятельницы: — Ой, чем ты лицо мажешь? То ли ужасаются, то ли восхищаются — не поймешь городских. Алена (она девушка простая) говорит: — Такая ты свеженькая, рыженькая такая. — Да я просто ем апельсины. — Апельсины... дорого ведь! — А колбасу-то я не ем! Ну, дальше обычный разговор: про мое «сорокалетнее здоровье» и про ее «тридцатилетние болезни». Алена мной восхищается, за это я даю ей полезный совет. Хоть и знаю, что бесполезно: моими лекарствами никто не лечится. Верят врачам, которые, по статистике, болеют чаще своих пациентов, потому что надеются на лекарства. * * * Походив в общественную — у озера — баню, я поняла: люди любят болеть, чтобы привлечь к себе внимание, стать значительнее. Люди гордятся болезнями, как почестями. Говорят любовно: у меня букет болезней... Мол, хорошо пахнет! Обычный банный разговор: — Так голова утром закружилась, чуть не упала. — Голова! Вот я себя до такого давления довела — «скорую» вызывали! Зимой я хожу в баню босая, в шлепанцах; захожу и жду испуга чьей-то городской гостьи, не привыкшей к моим странностям. А привыкшие сначала ругали, как девочку, потом ждали, когда я заболею, теперь хвалят и говорят: ты закаленная, а нам нельзя. А я не закаленная, не заговоренная. Не закодированная, я не пью новомодный дорогой бальзам и даже старомодную бесплатную мочу. Лечусь просто едой, а иногда — отсутствием еды. * * * Нашу еду мы называем обезьяньей: фрукты-овощи и орехи-семечки (с деревенскими добавками: молочными, яичными). Когда спрашивают: почему обезьянья? — шутим: — Ну, на автобусе в город долго ехать, будем по деревьям «доскакивать». Процесс превращения начался три года назад. Мы и раньше знали об этом (и кто не знает, что надо больше есть растительного?). Читали Брэгга и Шелтона, но, как все, видели в Брэгге проповедника голодания, а в Шелтоне — идеолога раздельного питания. А они, прежде всего, — проповедники живой, солнечной, растительной пищи. Но эти авторы не убедили. Точнее, мы не готовы были быть убежденными (хотя уже знали, что здоровеем потому, что не едим мясного, консервированного, копченого, жареного и сахарного). Убедила книга в сорок страниц. Арнольд Эрет, «Лечение голодом и плодами». Написана в 1912 году. Суть ее: «Здоровее всего человеку питаться фруктами, и их понадобится совсем немного; плоды — самая совершенная пища». * * * В ту зиму наш Леонид ел много хлеба... В его первой семье были денежные затруднения, и он почти все свои деньги отдавал туда. Я, прочитав Эрета, сообщила, что мука и хлеб так же вредны, как и мясо, и я этому верю. Реакция была мужская: — Но я же не наемся! — Ты прочитай сначала! И вспомни, как спать хочется от блинов. Через час (за это я его люблю) Леонид без всякой «тоски во рту» (за это я его люблю) попрощался с булками и блинами (за это я его люблю). * * * Я же вскоре записала в своем блокноте (где отмечаю свои усилия не толстеть и результаты этих усилий) о плюсах плодовой диеты: • Вкусно (все любят фрукты, орехи, семечки). • Можно есть много (иногда я ем целый день; вместе с книжкой на подставке — лучший для меня отдых). • Не надо готовить (это в наших безводопроводных условиях — спасение). • Красота (да, у меня все стало видимо лучше — кожа, зубы, волосы. И что-то еще — невидимо). • Здоровье (давление не давит, колит — не колет, перистальтика — не перестает. Даже голова не болит профессионально). • Энергия (бывают — нечасто — месяцы, когда набирается шестьдесят выступлений. А ведь мы не ножкой топаем, не ручкой хлопаем: мы убеждаем и переубеждаем — сколько для этого нужно энергии?). Минусы: Дорого (по сравнению с чем?). На этом запись кончилась, но я продолжу (для себя), потому что все же говорю иногда: дорого! А потом спрашиваю себя: по сравнению с чем? И покупаю на предпоследние деньги (остаться с последними мы себе не позволяем) апельсины. Да, по сравнению с чем? Сколько стоит сознание того, что ты не можешь заболеть? И знаешь, как вылечить почти любую болезнь? Сколько стоит чувство того, что ты после сорока вполне молода и долго будешь такой? Сколько стоит уверенность, что будешь нравиться мужчинам, пока будет энергия (энергия — вот что притягивает мужчину)! Сколько стоит радость того, что жизнь только начинается и все радости впереди? А может ли быть иначе, если ты питаешься лекарствами? * * * Ох, и удивились вчера, прочитав в газете рецепт от какой-то болезни: возьмите морковь и долго варите ее с сахаром... Кто-то ломает качели, кто-то пишет на стенах мат, кто-то советует людям, как из лекарства сделать отраву. Зачем варить морковь? Зачем долго? Зачем с сахаром? Что случается со мной, когда я ем (честное слово, вкусный!) овощной суп? Я лечу себя настоем из десяти компонентов: моркови, кабачка, свеклы, капусты, картошки, укропа, лука, чеснока, тмина, петрушки... Да еще саморощенных! А когда я съедаю всего пол-апельсина... я делаюсь легкой, и кажется — взлетаю. У американцев свежевыжатый апельсиновый сок — почти обязательная добавка к кофе... Понимаю. Книжек Эрета мы купили много и подарили уже штук десять. Но никто не соблазнился. И мы давно уже перестали уговаривать хороших людей жить долго; они хотят умирать. То есть они хотят жить, но не настолько, чтобы отказаться от пельменей. ^ Светлана Когда люди узнают, что мы не едим хлеба, они восклицают: — Совсем?! Началось это... Обычно говорят: я прочитал книгу — и стал другим. Думаю, это неточное самонаблюдение. Человек — до книги, до встречи — готов стать другим. Когда он приходит советоваться о чем-то, он не ждет совета. Он на самом деле приходит за поддержкой того решения, которое уже принял, пусть он и не совсем осознает это. Мы, кстати, спрашивали у многих: кому удалось переубедить человека? Мало кому. А тот, кому удалось, жалеет об этом, потому что ничего хорошего из этой истории не вышло. Убеждение — процесс отнюдь не минутный. Так и у нас. Мне показалось, что судьба привела, раздела и завела в парилку общественной бани поселка Большой Тараскуль нашу приятельницу и продавщицу свежего молока Андреевну. Андреевна всегда была толстой, а тут — не узнать —>- похудела. Объяснила так: — Есть ничего не могу, что-то с желудком. Купила книжечку про сырое питание, стала есть все сырое — выжила. Могу, Света, подарить: у меня таких книжечек две. В тот же вечер, по пути из бани, я зашла к Андреевне за книжкой. Значит, я ее искала! Значит, думала, что делать со своей ноющей после каждой поездки в город головой! * * * Я уже упоминала эту книжечку, почти брошюрку. Арнольд Эрет «Лечение голодом и плодами». Конечно, все это мы читали и прежде (журнал «Физкультура и спорт» регулярно печатал такого рода литературу), но автор сумел убедить. Точнее, мы были готовы убедиться. Придется цитировать, и много. Я не врач, а всего лишь сорокапятилетняя здоровая женщина. Когда мне будет хотя бы семьдесят и я буду весело щелкать своими — не вставными — зубами, тогда можно будет цитировать только себя. А пока нас зовут Леня и Света, или просто «ребята», и говорят: — Ну, в вашем возрасте... — А сколько нам? — Лет тридцать пять, если подумать, приглядеться... Кто ж нам, ребятам, поверит? Придется цитировать. Но для особо въедливых умов: у вас есть знакомые здоровые врачи? Нет? Тогда почему надо верить врачам, которые не могут вылечить даже самих себя? * * * Эрет: «Если картофель, хлебную муку, рис долго кипятить, то получится студенистая слизь, или клейстер, которым пользуются переплетчики и столяры. Это слизистое вещество скоро делается кислым, переходит в гниение, дает почву для развития грибков, плесени и бацилл. При пищеварении, которое химически представляет собой ту же варку, эта слизь, этот клейстер станет также отделяться, ведь кровь может пользоваться только переваренным, полученным из крахмала виноградным сахаром... В течение жизни кишечник и желудок мало-помалу так „заклеиваются" и покрываются слизью, что клейстер растительного происхождения и клей животного (от мяса, молока) переходят в гниение, закупоривают кровеносные сосуды, и, в конце концов, застоявшаяся кровь должна разлагаться... Кто не желает согласиться с тем, что стенки пищеварительного канала должны со временем засориться, с тем все равно ничего не поделаешь. Тут и кроется объяснение, почему большинство вегетарианцев, несмотря на их хваленое меню, все-таки нездоровы. Если вегетарианцы не перейдут вскоре только на естественную пищу или не сократят количество поглощаемой пищи, то вегетарианству в его настоящем виде грозит опасность утратить свое значение... Конек вегетарианской пропаганды заключается в том, что питание мясом неестественно. Но так же неестественны хлеб, сыр, молоко и т. д. Все, что приготовила человеческая рука или мнимо улучшила, есть зло... Почти все попытки поста (голодание, бесслизистая диета) терпят неудачу от того, что с принятием неслизистой пищи старая слизь будет обильно выделяться, пока организм совершенно от нее не очистится и не выздоровеет... В совершенно здоровом организме так называемая слизистая оболочка должна быть у людей не белой и беловатой, но чистой и красной, как у животного... Каждый может узнать, как долго после поста или при фруктовой пище можно работать или ходить, не чувствуя никакой усталости». * * * Мы к тому времени имели опыт голодания и бесслизистых фруктово-овощных диет (муж — для здоровья, а я — для похудания). И мы уже знали эту легкость, этот прилив сил после того, как перестанешь хотя бы несколько дней есть блины и пирожки. Замечали мы не раз и другое: как хочется спать и не хочется двигаться после этих самых пирожков. Жизнь не позволяла нам спать и заставляла двигаться. Мы искали источники энергии. * * * Но среди всех многослизистых нездоровых продуктов есть один просто убийственный — это наш хлеб. «Всему голова». Может, и голова, но больная. Я убедилась в этом еще в шестнадцать лет. Невинные девчушки бегали в магазин за невинными булочками, торопливо глотали их на ходу, чтобы не опоздать на урок. Жрицы булочек. И в результате к концу десятого класса я попала в больницу с гастритом. * * * Весной и летом мне приходится кормить друзей и подружек сына, которые приезжают к нам и отдохнуть, и поработать. Половина из них загибаются от гастрита, совершенно не понимая, что это и откуда это. Жрицы и жрецы булок! Незнающие дети незнающих родителей! Цитирую для них Геннадия Малахова: «Ввиду того что хлеб изготовляется из зерна, которое перемолото, отделены оболочка и зародыш, он сильно теряет свою пищевую ценность. Люди, употребляющие в основном хлебобулочные изделия, становятся похожими на шары. В этом нет ничего необычного: употребляя муку, которая является „растительным запасом, растительным жиром", мы откладываем таковой у себя в теле. Дрожжи, на которых готовится тесто, крайне неблагоприятно воздействуют на нашу микрофлору. Вообще, мучное, лишенное ферментов для переваривания (они содержатся в зародыше и под оболочкой), крайне плохо переваривается и зашлаковывает организм... Употребляя хлеб, мы превращаем свой желудочно-кишечный тракт в поле боя между дрожжами и естественной микрофлорой. Вот откуда идут дисбактериозы. Некоторые народы, чтобы защитить себя от вымирания, приготовляли только пресный хлеб и обычай этот закрепляли в виде религиозных догматов». Например, в «Библии» (кн. «Исход», 12, 20): «Ничего квасного не ешьте; во всяком местопребывании ешьте пресный хлеб». Где найти такое местопребывание, где продадут хлеб из целых зерен, мы не знали. Поэтому на несколько лет исключили из своего рациона все мучное и даже каши. Жить стало легче. * * * Теперь об Андреевне, царство ей Небесное. В той бане, на той же верхней полке парной, в том же разговоре — помните? — Андреевна призналась, что похудела не по своей воле. Просто желудок стал отвергать любую пищу, кроме растительной. Стройная Андреевна с энтузиазмом говорила, что это совсем нетрудно: размочить черносливчику да заесть орешком!.. При следующих встречах, наевшись черносливчику с орешками, я спрашивала Андреевну: — Ну что, сыроедствуем? — Стараюсь побольше салатиков делать, — уклончиво отвечала Андреевна. Прошло несколько лет. И как-то осенью я зашла к Андреевне в гости. Она недавно выписалась из больницы (было обострение язвы желудка). В кухне приветливо пахло ватрушками с творогом. Меня стали угощать. — Да я не ем булочки, вы же знаете! — Ну одну-то можно. Горяченькую! — А вы, Андреевна, вроде отказались от мучного? — Да нет, теперь я ем все! Я, знаете, ем то, что мой организм захочет, — с видом профессора-диетолога сообщила мне Андреевна. — Если он хочет сосиску, я ему покупаю сосиску. — Андреевна, да вы что?! Это можно чистый организм слушать, который уже вкус булочек забыл! Все, кто голодал подолгу, говорят, что хочется чего-то очень простого: картошки, сухарика, морковки, яблока. А если спрашивать себя, чего ты хочешь, то окажется, что хочешь самое вкусное, самое жареное; а потом и жареное надоедает, хочется еще жареней! Для морковки и места не остается... Но Андреевна, видимо, давно растерявшая все аргументы в спорах со своим ватрушколюбивым желудком, сказала: — У меня же семья! Дочь с мужем! Я им пеку, а сама что, нюхать буду? Этот аргумент я слышу всегда, когда заговариваю с какой-нибудь женщиной о здоровом питании. Это, конечно, аргумент не головы, а желудка, губы-не дуры и языка-не дурака. Аргумент убийственный: — Я семью отравой кормлю, а себя что, беречь буду? Звучит он, конечно, так в моих ушах. А в устах спорящих со мной женщин — так: — У меня семья, столько работы! Я такая святая, мне некогда для себя и минутки найти! ...Недавно Андреевну похоронили. Люди в нашей деревне, с несомненным чувством своей правоты, говорили: — Ну вот, доголодалась! Мол, ела бы, как мы, пирожки с мясом, ходила бы сейчас, похохатывала. Вскоре, правда, еще две отнюдь не старушки в наших краях умерли. Разговоры об умерших одинаковые: — Такая молодая еще... не старая. Почему? С чего бы? Не курила, не пила... И добавлю: дышала чистейшим сосновейшим воздухом! Имела к услугам два озера и два санатория с грязями и минеральной водой, с опытными врачами. С чего бы? Получается, с того самого, которое так любит губане дура, которое так просит организм. С соленого, копченого, печеного, жареного. С горяченького! Мнение о том, что Андреевна «голодовала», пошло, видимо, с того случая, когда организм сказал моей приятельнице: — Хватит кушать! (Мой организм говорит грубее: хватит жрать!). Да, наши зажравшиеся организмы (у женщин они умнее) иногда из последних сил делают нам подсказки. * * * Такая же история случилась с моей подружкой — толстушкой Аней. Тоже перестал принимать организм вареную, копченую, жареную пищу. А если она все же доходила до желудка, тут же случался страшный приступ, то ли почечный, то ли печеночный, то ли желудочный, то ли поджелудочный — не помню. Да и не важно, ведь все болезни от того, что мы несколько раз в день кладем себе в рот. Стала моя Анечка поневоле сыроедкой: чуть-чуть орехов и яблоко или салатик — вся еда в течение нескольких месяцев. Похудела, похорошела, выжила, одним словом. Теперь она опять потолстела, на случай приступа носит с собой таблетки, целую косметичку всяких таблеток. Это чтобы организм не дурил, не вздумал указывать, что надо есть Анечке, а чего — просто нельзя. Так же третья моя знакомая, Г. М., бросила курить. Вдруг стало тошно от сигарет. Всю жизнь было не тошно (ну и заодно тромбы на ногах образовались), а тут стало тошно. Если бы не бросила Г. М. курить (вернее, ее умный организм бросил), что было бы? Ответить нетрудно. |