|
Скачать 3.63 Mb.
|
^ В КОНТЕКСТЕ БИОЭТИКИ (2 часа). Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества. Ф.М. Достоевский План-конспект семинарского занятия.
^ медицинская деонтология, профессиональный долг, честь и достоинство врача, патерналистская и автономная модели отношения врач – пациент, права пациента, врачебные ошибки, ятрогении, право врача на риск.
^ (греч. deon – должное, logos – учение) – учение о должном в медицине, прежде всего, о профессиональном долге, обязанностях и нормах поведения медицинских работников. Наряду с моральными нормами, регулирующими медицинскую деятельность в целом, в медицинской деонтологии фиксируются и особые нормы и стандарты, применительно к той или иной сфере медицинской практики (деонтология в хирургии, акушерстве и гинекологии, педиатрии и т.д.) Деонтология предписывает медицинскому работнику:
Деонтология также предполагает право медицинских работников на защиту своей профессиональной чести и достоинства. Современная медицинская деонтология определяет:
Современная деонтология органически включается в пространство биоэтического знания. Ее проблемы рассматриваются сквозь призму принципов и норм биомедицинской этики (см. тему 4), которые отражаются в современных деонтологических кодексах, принимаемых медицинским сообществом той или иной страны.
Врач и пациент являются основными субъектами взаимодействия в пространстве современной медицины. Модели этого взаимодействия определяются моральными ориентирами медицинской профессии, традициями врачевания, существующими в данном обществе, спецификой состояния, в котором находится пациент. Основными моделями отношений между врачом и пациентам являются:
Возможны и другие классификации моделей взаимоотношений врача и пациента. Американский специалист в области биоэтики Р. Витч выделяет четыре модели, которые встречаются в современной медицине: инженерную, сакральную, коллегиальную и контрактную. Последнюю модель Р. Витч считает наиболее соответствующей современным реалиям. Ее определяют принципы свободы, личного достоинства, честности, исполнения обещаний и справедливости. В отношениях, основанных на контракте, врач осознает, что в случаях значимого выбора за пациентом должна сохраняться свобода управлять своей жизнью и судьбой. Если же врач не сможет жить в согласии со своей совестью, вступив в такие отношения, то контракт или расторгается, или не заключается. Формы взаимоотношений врача и пациента зависят и от состояния, в котором находится пациент. С этой точки зрения принято выделять ситуации острого и хронического заболевания, терминального состояния, а также ситуацию, при который больной находится в бессознательном (коматозном) состоянии. В рамках каждой из этих ситуаций по-разному формулируются нравственные цели врачевания. Интенсивное развитие современной медицинской науки и практики порождает новые моральные проблемы в отношениях между врачом и пациентом:
Решение этих проблем во многом зависит от врача, который должен учитывать индивидуальные особенности пациента, его состояние и переживания с ним связанные, соотносить свою деятельность с общечеловеческими моральными ценностями – добром, милосердием, заботой, сочувствием, справедливостью. Для современной деонтологии характерен интерес к проблеме прав пациента, соблюдение которых является обязанностью врача. Права пациента в Республике Беларусь закреплены в различных нормативных документах (Закон Республики Беларусь «О здравоохранении», Кодекс врачебной этики) и предполагают его право на: уважительное и гуманное отношение со стороны медицинских работников; свободный выбор врача, получение полной информации о состоянии своего здоровья, методах обследования, лечения и его последствиях, квалификации медицинских работников, участвующих в оказании медицинской помощи; облегчение боли, связанной с заболеванием и медицинским вмешательством, доступными способами и средствами; согласие или отказ от оказания медицинской помощи и госпитализации; обжалование поставленного диагноза, применяемых методов обследования и лечения, организации оказания медицинской помощи; сохранение медицинскими работниками врачебной тайны; духовную поддержку священнослужителя.
Моральный климат медицинского коллектива во многом определяет успешность профессиональной деятельности врача. Нравственные нормы предписывают врачу по отношению к своим коллегам:
Одной из этических норм врачебной деятельности является признание врачом своих профессиональных ошибок и заблуждений (они присутствуют в деятельности любого врача) и непримиримое отношение к ним. Под ^ принято понимать добросовестное заблуждение врача, имеющее в своей основе несовершенство современной науки, незнание или неспособность использовать имеющиеся знания на практике. Не являются врачебными ошибками действия врача, вызванные небрежностью, халатностью, невежеством. К основным причинам врачебных ошибок следует отнести:
Классификация врачебных ошибок может быть проведена по различным основаниям. В зависимости от того, в какой сфере или на каком этапе оказания медицинской помощи они были допущены, можно выделить: диагностические, лечебно-тактические, технические, организационные, деонтологические ошибки. Профилактике врачебных ошибок способствует постоянное стремление врача к повышению уровня своей профессиональной компетентности, внимательное и чуткое отношение к больному, моральная рефлексия над сложными ситуациями, возникающими в медицинской практике. Наряду с понятием «врачебная ошибка» для анализа вреда, который врач может причинить пациенту, и его причин используется понятие «ятрогения» (от греч. iatros – врач и gennao – создавать, производить). Возникновение термина «ятрогения» связывают с именем немецкого психиатра О.Бумке, который обозначил им заболевания, обусловленные влиянием врача на психику больного. В настоящее время под ^ понимают все заболевания и патологические процессы, возникающие под влиянием медицинских воздействий, проведенных с профилактическими, диагностическими или лечебными целями. Ятрогенные заболевания могут быть вызваны как ошибочными и необоснованными, так и правильными действиями медицинского работника. В зависимости от причин, выделяют следующие разновидности ятрогении: психогенные, лекарственные, травматические, инфекционные и др. Несмотря на разногласия, которые существуют по проблеме ятрогении в медицинском сообществе (определение, классификация, соотношение с понятием «врачебная ошибка»), профессиональный долг врача заключается в том, чтобы принимать всевозможные меры к сокращению ятрогений путем повышения своего профессионального уровня и соблюдения основных принципов и норм медицинской этики. Сложность медицинской профессии заключается и в том, что она требует от врача активных действий по предотвращению вреда здоровью пациента и сохранению его жизни, которые, как правило, связаны с врачебным риском. В экстремальных лечебных ситуациях врач должен принимать решение на основе оценки степени риска и пользы для пациента, что часто сопровождается моральными раздумьями и переживаниями. При этом этические нормы предполагают стремление врача к минимизации риска за счет адекватной оценки своих возможностей и способностей и тщательного анализа методов лечебного и диагностического воздействия. Темы рефератов и докладов:
Вопросы для самоконтроля:
«…Людские нужды заставляют нас решать и действовать. Но если мы будем требовательны к себе, то не только успехи, но и ошибки станут источником знания». Гиппократ. «Я считал… своим священным долгом откровенно рассказать читателям о своей врачебной деятельности и ее результатах, так как каждый добросовестный человек, особенно преподаватель, должен иметь своего рода внутреннюю потребность возможно скорее обнародовать свои ошибки, чтобы предостеречь от них других людей, менее сведущих». Н.И. Пирогов. «Только слабые духом, хвастливые болтуны боятся открыто высказываться о совершенных ими ошибках. Кто чувствует в себе силу сделать лучше, тот не испытывает страха перед осознанием своей ошибки». Т. Бильрот. «Прогресс медицинской науки неизбежно связан с повышенным риском; успехи медицины в известном смысле зиждутся на врачебных ошибках». В.В. Вересаев. «Никакие знания и опыт не в состоянии гарантировать безошибочность действий врача, так как уникальность и многочисленные сочетания тех или иных признаков различных болезней столь разнообразны, что предусмотреть это трудно при самом добросовестном отношении». В.И. Акопов. Являются ли ошибки неизбежными во врачебной деятельности? Как врач должен относиться к своим ошибкам? А к ошибкам своих коллег? 9. В чем суть ятрогенных заболеваний? По каким основаниям их можно классифицировать? 10. Известный врач, академик Н. Амосов писал: «Надо называть вещи своими именами. Я много думал и передумывал снова и снова. Тысячи сложных и сложнейших операций и… довольно много смертей. Среди них много таких, в которых я прямо виноват. Нет, нет, это не убийства! Все во мне содрогается и протестует. Ведь я сознательно шел на риск для спасения жизни… в тридцатые годы – резекция желудка, удаление почки казались нам, аспирантам, вершиной хирургии. Наши светила лишь очень робко пытались сделать что-либо в грудной полости и почти всегда – неудачно. Потом надолго бросали. А теперь у меня оперируют ординаторы митральные пороки сердца, и больные не умирают. Да, конечно это дорого стоило людям. И хирургам. Но теперь есть отдача. Идет прибыль…. Смотришь – умирает все меньше и меньше. Уже думаешь – достиг! Начинаешь оперировать больных потяжелее – и тут тебя – раз! раз! Лежишь потом мордой в грязи. «Ах, зачем я взялся? Почему не остановился тут?» А потом отойдешь и снова что-то ищешь. И так многие хирурги, во всем мире». Что такое врачебный риск? Имеет ли врач право на риск? ^ Медицинская этика в художественно-публицистической литературе. Вересаев В.В. Записки врача IX. Кончая университет, я восхищался медициною и горячо верил в нее. Научные приобретения ее громадны, очень многое в человеческом организме нам доступно и понятно; со временем же для нас не будет в нем никаких тайн, и путь к этому верен. С таким, совершенно определенным отношением к медицине я приступил к практике. Но тут я опять натолкнулся на живого человека, и все мои установившиеся взгляды зашатались и заколебались. "Значения этого органа мы еще не знаем", "действия такого-то средства нам пока совершенно непонятно", "причины происхождения такой-то болезни неизвестны"... Пускай наукой завоевана громадная область, но что до этого, если кругом раскидываются такие необъятные горизонты, где все еще темно и непонятно? Что, в сущности, понимаю я в больном человеке, если не понимаю всего, как могу я к нему подступиться? Часовой механизм неизмеримо проще человеческого организма; а между тем могу ли я взяться за починку часов, если не знаю назначения хотя бы одного, самого ничтожного, колесика в часах? Так же, как при первом моем знакомстве с медициной, меня теперь опять поразило бесконечное несовершенство ее диагностики, чрезвычайная шаткость и неуверенность всех ее показаний. Только раньше я преисполнялся глубоким презрением к кому-то "им", которые создали такую плохую науку; теперь же ее несовершенство встало передо мною естественным и неизбежным фактом, но еще более тяжелым, чем прежде, потому что он наталкивался на жизнь. Вот передо мною этот загадочный, недоступный мне живой организм, в котором я так мало понимаю. Какие силы управляют им, каковы те тончайшие процессы, которые непрерывно совершаются в нем? В чем суть действия вводимых в него лекарств, в чем тайна зарождения и развития болезни? Коховская палочка вызывает в организме чахотку, леффлерова, которая на вид так мало разнится от коховской, вызывает дифтерит - почему? Я впрыскиваю больному под кожу раствор апоморфина, – он циркулирует по всему телу индифферентно, а соприкасаясь с рвотным центром, возбуждает его; у меня даже намека нет на понимание того, какие химические особенности определенных нервных клеток и апоморфина обусловливают это взаимоотношение. Ко мне обращается за помощью девушка, страдающая мигренями. В чем суть этой мигрени? Во время припадка лоб у больной становится холодным, а зрачок расширяется; девушка малокровна; все это указывает на то, что причиною мигрени в данном случае является раздражение симпатического нерва, вызванное общим малокровием. Хорошее объяснение! Но каким образом и почему малокровие вызвало в этом случае раздражение симпатического нерва? Где и каковы те целительные силы организма, которые борются с происшедшим расстройством и которые я должен поддержать? Как действуют на спазм симпатического нерва тот фенацетит с кофеином, на малокровие – то железо, которые я прописываю? И вот больная стоит передо мною, и я берусь ей помочь, и, может быть, даже помогу, – и в то же время ничего не понимаю, что с нею, почему и как поможет ей то, что я назначаю[…] И какие средства дает мне наука проникнуть в живой организм, узнать его болезнь? Кое-что она мне, конечно, дает. Передо мною, напр., больной: он лихорадит, жалуется на ломоту в суставах, селезенка и печень увеличены. Я беру у него каплю крови и смотрю под микроскопом: среди кровяных телец быстро извиваются тонкие спиральные существа; это спириллы возвратного тифа, и я с полною уверенностью говорю: у больного - возвратный тиф. Если бы наука давала мне столь же верные средства для познания всех болезней и всех особенностей каждого организма, то я мог бы чувствовать под ногами почву. Но в подавляющем большинстве случаев этого нет. На основании совершенно ничтожных данных я должен строить выводы, такие важные для жизни и здоровья моего больного... Я был однажды приглашен к одной старой девушке лет под пятьдесят, владетельнице небольшого дома на Петербургской стороне; она жила в трех маленьких, низких комнатах, уставленных киотами с лампадками, вместе со своей подругой детства, такою же желтою и худою, как она. Больная, на вид очень нервная и истеричная, жаловалась на сердцебиение и боли в груди; днем, часов около пяти, у нее являлось сильное стеснение дыхания и как будто затрудненное глотание. —Нет у вас такого ощущения, как будто при глотании в горле у вас появляется шар? – спросил я, имея в виду известный признак истерии – globus hystericus. —Да, да, именно! – обрадовалась больная. Сердце и легкие ее при самом тщательном исследовании оказались здоровыми; ясное дело, у больной была истерия. Я назначил соответственное лечение. —А что, доктор, не могу я вдруг сразу помереть? – спросила больная. Она сообщила мне, что хотела бы завещать свой дом подруге, без завещания же все перейдет к ее единственному законному наследнику – брату, выжиге и плуту, который взял у нее по-родственному, без расписки, все ее деньги, около шести тысяч, и потом отказался возвратить. —Странное дело, что же вам мешает составить завещание? – сказал я. – Непосредственной опасности нет, но мало ли что может случиться! Пойдете по улице, – вас конка задавит. Всегда лучше сделать завещание заблаговременно. —Верно, верно! – в раздумье произнесла больная. – Вот только поправлюсь, сейчас же схожу к нотариусу. Это было в три часа. А в пять, через два часа, ко мне прибежала подруга больной и, рыдая, объявила, что больная умерла: встала от обеда, вдруг пошатнулась, побледнела, изо рта ее хлынула кровь, и она упала мертвая. —Зачем, зачем, вы, доктор, не сказали!? – твердила женщина, плача и захлебываясь, безумно стуча себе кулаком по бедру. – Ведь мне теперь по миру идти, злодей меня на улицу выгонит! И теперь я понял: очевидно, у больной была аневризма; затрудненное глотание под вечер (после обеда!), которое я объяснил себе, как globus hystericus, вызывалось набуханием аневризмы под влиянием увеличенного кровяного давления после еды... Но что кому пользы от этого позднего диагноза? В таких случаях меня охватывали ярость и отчаяние: да что же это за наука моя, которая оставляет меня таким слепым и беспомощным?! Ведь я, как преступник, не могу взглянуть теперь в глаза этой пущенной мною по миру женщине, а чем же я виноват? И чем дальше, тем чаще приходилось мне испытывать такое чувство. Даже там, где, как в описанном случае, диагноз казался мне ясным, действительность то и дело опровергала меня; часто же я стоял перед больным в полном недоумении: какие-то жалкие, ничего не говорящие данные, – строй из них что-нибудь! И я ночи напролет расхаживал по комнате, обдумывая и сопоставляя эти данные, и ни к чему определенному не мог прийти; если же я, наконец, и ставил диагноз, то меня все-таки все время грызла неотгонимая мысль: "А если моя догадка не верна? Какая у меня возможность проверить ее правильность?". И всю жизнь жить и действовать под непрерывным гнетом такой неуверенности!..[...] При теперешнем несовершенстве теоретической медицины медицина практическая может быть только искусством, а не наукой. Нужно на себе почувствовать всю тяжесть вытекающих отсюда последствий, чтобы ясно понять, что это значит. Ту больную с аневризмой, о которой я рассказывал, я исследовал вполне добросовестно, применил к этому исследованию все, что требуется наукой, и тем не менее грубо ошибся. Будь на моем месте настоящий врач, он мог бы поставить правильный диагноз: его совершенно особенная творческая наблюдательность уцепилась бы за массу неуловимых признаков, которые ускользнули от меня, бессознательным вдохновением он возместил бы отсутствие ясных симптомов и почуял бы то, чего не в силах познать. Но таким настоящим врачом может быть только талант, как только талант может быть настоящим поэтом, художником или музыкантом. А я, поступая на медицинский факультет, думал, что медицине можно научиться... Я думал, что для этого нужен только известный уровень знаний и известная степень умственного развития; с этим я научусь медицине так же, как всякой другой прикладной науке, напр., химическому анализу. Когда медицина станет наукой, - единой, всеобщей и безгрешной, то оно так и будет; тогда обыкновенный средний человек сможет быть врачом. В настоящее же время "научиться медицине", т. е. врачебному искусству, так же невозможно, как научиться поэзии или искусству сценическому. И есть много превосходных теоретиков, истинно "научных" медиков, которые в практическом отношении не стоят ни гроша. Но почему я ничего этого не знал, поступая на медицинский факультет? Почему вообще я имел такое смутное и превратное представление о том, что ждет меня в будущем? Как все это просто произошло! Мы представили свои аттестаты зрелости, были приняты на медицинский факультет, и профессора начали читать лекции. И никто из них не раскрыл нам глаз на будущее, никто не объяснил, что ждет нас в нашей деятельности. А нам самим эта деятельность казалась такой несложной и ясной! Исследовал больного – и говоришь: больной болен тем-то, он должен делать то-то и принимать то-то. Теперь я видел, что это не так, но на то, чтобы убедиться в этом, я должен был убить семь лучших лет молодости. Я совершенно упал духом. Кое-как я нес свои обязанности, горько смеясь в душе над больными, которые имели наивность обращаться ко мне за помощью: они, как и я раньше, думают, что тот, кто прошел медицинский факультет, есть уже врач, они не знают, что врачей на свете так же мало, как и поэтов, что врач – ординарный человек при теперешнем состоянии науки – бессмыслица. И для чего мне продолжать служить этой бессмыслице? Уйти, взяться за какое ни на есть другое дело, но только не оставаться в этом ложном и преступном положении самозванца! Так тянулось около двух лет. Потом постепенно пришло смирение. Да, наука дает мне не так много, как я ждал, и я не талант. Но прав ли я, отказываясь от своего диплома? Если в искусстве в данный момент нет Толстого или Бетховена, то можно обойтись и без них; но больные люди не могут ждать, и для того, чтобы всех их удовлетворить, нужны десятки тысяч медицинских Толстых и Бетховенов. Это невозможно. А в таком случае так ли уж бесполезны мы, ординарные врачи? Все-таки, беря безотносительно, наукою отвоевана от искусства уж очень большая область, которая с каждым годом все увеличивается. Эта область в наших руках. Но и в остальной медицине мы можем быть полезны и делать очень много. Нужно только строго и неуклонно следовать старому правилу: "primum non nocere, - прежде всего не вредить". Это должно главенствовать над всем. Нужно, далее, раз навсегда отказаться от представления, что деятельность наша состоит в спокойном и беззаботном исполнении указаний науки. Понять всю тяжесть и сложность дела, к каждому новому больному относиться с неослабевающим сознанием новизны и непознанности его болезни, непрерывно и напряженно искать и работать над собою, ничему не доверять, никогда не успокаиваться. Все это страшно тяжело, и под бременем этим можно изнемочь; но, пока я буду честно нести его, я имею право не уходить. Вересаев В.В. Полное собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. М., 1985.
ТЕМА 6. БИОЭТИКА, КУЛЬТУРА, РЕЛИГИЯ (2 часа). План-конспект семинарского занятия.
^ нравственная культура, профессиональная ответственность, медицина, традиционные ценности, нравственные качества, медицинское образование, учение о личности, человек как образ Божий, Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, духовное совершенство, свобода и достоинство человека. ^ В каждый период своей истории и на уровне теории, и на уровне практики медицина тысячами нитей связана с ценностно-мировоззренческими представлениями людей. Врачу известно, что знание о человеке не ограничивается медицинским естествознанием, но предполагает социально-гуманитарное измерение, т.е. изучение всей системы отношений между врачом и пациентом в диапазоне от традиционной заботы о психическом состоянии больного до принципов этического и законодательного регулирования врачебной деятельности. Этическая проблематика с ее основным вопросом – об отношении между врачом и пациентом – неотделима от любого вида врачебной деятельности. Со времен Гиппократа общепризнанным и бесспорным было суждение о том, что нравственная культура врача – это не просто заслуживающее уважение свойство его личности, но и качество, определяющее его профессионализм. Профессионализм – отличительный признак специалиста, в известном смысле отделяющий его от остальных людей. Но в отличие от «профессии», понятие «профессионализм» фиксирует не только род деятельности, но, во-первых, меру овладения человеком специальными знаниями и практическими навыками, приобретенными в результате специальной подготовки или опыта работы. Во-вторых, – качество, своеобразие знаний, относящихся именно к этой профессии, связанных именно с ней и именно ей свойственных. Относятся ли моральные свойства врача и приобретенное этическое знание к элементам, составляющим медицинский профессионализм? Какие именно моральные качества определяют профессионализм врача? О необходимости взаимодействия, между какими этическими концепциями и медициной можно говорить? Чтобы получить ответы на эти вопросы, надо, прежде всего, ответить на вопрос об особенностях морально-этических оснований медицинского профессионализма. ^ Среди оснований формирования профессии, и в этом одна из ее особенностей, определяющим является не только экономическое, познавательное, но и моральное – «решительное действие на благо страдающего человека». Важным свидетельством того, что медицина представляет собой моральное явление, выступает само понятие «медицина», восходящее к латинскому «medicina». Так, близкое к «medicinа» слово «medicare» имеет два значения – лечить и отравлять, а «medicamen» – медикамент и яд, волшебство, что постоянно напоминает о мере ответственности лечащего перед пациентом. Возможность причинения вреда человеку является основанием моральной аксиомы любой медицинской деятельности – «не причиняй вреда». Сегодня медицина обладает небывалым ранее в ее распоряжении арсеналом средств, которые могут быть использованы как во благо, так и во вред не только конкретному человеку, но и человеческому роду и на биологическом, и на социальном уровнях. Новые возможности медицины связаны сегодня не столько с лечением, сколько с управлением человеческой жизнью. Врач располагает средствами, с помощью которых осуществляется значительный контроль над деторождаемостью, жизнью и смертью, человеческим поведением. Действия врача способны влиять на демографию и экономику, право и мораль. Утрата или отказ от моральных оснований врачевания, как никогда опасны сегодня в условиях распространения в обществе этического нигилизма, который непосредственно связан с обесцениванием общечеловеческих и христианских ценностей. Становится ясно, что современная медицина, анализируя «тонкие» морально-этические проблемы, касающиеся жизни и смерти, трансплантологии, эвтаназии, примения новых генно-инженерных технологий, манипуляций со стволовыми клетками, клонирования человека с необходимостью должна ориентироваться на глубинный межкультурный, межконфессинальный, межпрофессиональный диалог, взаимопонимание, уважение, ценностный плюрализм и толерантность при принятии конкретных биомедицинских решений.
На протяжении двух тысячелетий мировой истории человечества христианство выполняло функцию поддерживания и исполнения смысловых связей между различными областями интеллектуальной деятельности. Понимание значения этой функции не утрачено и сегодня, когда биомедицинские технологии достигают принципиально нового уровня воздействия на человека, обнажая проблемы границ, меры, цели и средства управления человеческой жизнью. Христианская традиция не предполагает произвольного манипулирования природой вообще и особенно биологической природой человека, под которой понимается, прежде всего, его смертность и способность к размножению. В христианстве решается задача наполнения конкретным содержательным смыслом понятия профессиональной добродетели врача. Об этом свидетельствует евангельская притча о Самарянине (Лук. 10,25-37). Согласно этой притче, израненному и страдающему человеку не пришли на помощь ни проходивший мимо священник, ни левит. Самарянин же сжалился, перевязал ему раны, позаботился о нем. В святоотеческой литературе существует ряд толкований притчи о Самарянине. Как правило, под израненным человеком, пострадавшим от разбойников, подразумевается человек вообще, под священником и левитом – ветхий закон, который не в состоянии помочь человеку, а под именем Самарянина – Сам Христос Спаситель. Именно в силу этого способность к справедливости и милосердию не чужда и естественна Его «образу и подобию» – человеку. По мнению профессора общественного здравоохранения и медицины В. Макдермота (Корнелльский университет, Нью-Йорк, США), врач – это самарянин, человек, готовый помочь другому в несчастье. Образ самарянина действительно напоминает о том отличии отношения к страдающим больным людям, которым должен обладать врач–профессионал. Каково же оно? Во-первых, врач должен быть независим от своих же политических, национальных и других пристрастий. Во-вторых, врач должен быть готов к оказанию медицинской помощи в различных обстоятельствах. В-третьих, в своем отношении к больному врач должен быть способен к самоотверженности, к отказу от удобств и покоя ради помощи больному. В-четвертых, врач должен бороться за жизнь человека до конца. Врачевание – одна из благословеннейших профессий. В рамках христианской традиции труд врача благоприятен Богу, потому как ему дана уникальная возможность творить добро, исполняя свои профессиональные обязанности. См. Силуянова И.В. Нравственная культура врача как основание медицинского профессионализма.//Экономика здравоохранения, № 1(42), 2000. |