Магистерская программа культурные исследования татьяна щурко студентка II года обучения
|
|
Скачать 1.39 Mb.
|
|
ЕВРОПЕЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ МАГИСТЕРСКАЯ ПРОГРАММА КУЛЬТУРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТАТЬЯНА ЩУРКО Студентка II года обучения КОНСТРУИРОВАНИЕ «НАРУШЕНИЙ ПИЩЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ» (НА ПРИМЕРЕ ИССЛЕДОВАНИЯ «ЖЕНСКИХ» ИНТЕРНЕТ-СООБЩЕСТВ) МАГИСТЕРСКАЯ РАБОТА Научный руководитель: Доцент факультета философии и политических наук ЕГУ, кандидат философских наук Шпарага Ольга Вильнюс, 2008 Щурко, Татьяна Щ 98 Конструирование «нарушений пищевого поведения» (на примере исследования «женских» Интернет сообществ) / Татьяна Щурко; научный руководитель доц., к.ф.н О.Шпарага; Европейский гуманитарный университет. – Вильнюс, 2008. – 94 с.– Библиогр.: С. 81–84 (53 наз.). УДK 316.47:613.24+396 Ключевые слова: Нарушения пищевого поведения, «образ тела», пищевая культура, конструирование, женский «образ тела», Интернет-сообщества, e-mail интервью Объект магистерской работы – «нарушения пищевого поведения». ^ – изучить особенности конструирования «нарушений пищевого поведения» на примере исследования «женских» Интернет-сообществ, а также особенности конструирования «образа тела» женщины посредством использования феномена «нарушения пищевого поведения. Основные задачи работы: определить понятие «нарушений пищевого поведения» как медицинского и социокультурного феномена; обозначить основные измерения конструирования «нарушений пищевого поведения» на основании теоретического анализа; определить методы и методолого-теоретические основания исследования; установить особенности репрезентации «нарушений пищевого поведения» в Интернет-пространстве сообществ и дневников; обозначить особенности репрезентации «нарушений пищевого поведения» у испытуемых с нарушениями пищевого поведения; определить особенности конструирования «нарушений пищевого поведения» на примере исследования «женских» Интернет-сообществ, а также особенности конструирования «образа тела» женщины посредством использования феномена «нарушения пищевого поведения. Непосредственно методологическим основанием выступил постструктуралистский способ исследования проблемы телесности и «образа тела». В рамках постструктурализма «тело» - это не естественная данность, а продукт социокультурного конструирования. В основу работы положены идеи, развитые в работах философов М.Фуко, Ж.Бодрийяра, Д.Михеля, С.Дипаоло, социологов П.Бурдье, И. Гофмана, феминистских критиков Э.Грош, М.Агуадо, В. Санз, Дж. Вуд, С.Орбах, К.Чернин, Р.Гордон, психологов Л.Гаммана и М.Макинена. При обращении к Интернет-пространству, а именно к Интернет-сообществам и проведению e-mail интервью, как основы эмпирического исследования, использовался опыт зарубежных исследователей – Ч.Хина, Р.Хамильтона, Б.Боуэрса, Л.Мехо, Р.Кумбера и Н.Иллингворта, а также их критическое осмысление возможностей данных методов исследования. Используя такие методы, как анализ Интернет-сообществ и e-mail интервью был сделан вывод, что «нарушение пищевого поведения» является социокультурным феноменом, имеющим ряд основных компонентов и измерений его конструирования, таких как, «образ тела», пищевая культура, окружающий мир – интерсубъективное измерение. Феномен «нарушений пищевого поведения» конструируется через стратегии подчинения и включения тела женщины в социокультурный и властный дискурс, посредством таких процессов, как патологизация и медикализация «женского» тела, «нормализация» и идеализация определенного социально приемлемого типа «женского» тела, конструирования тела женщины как означающего, имеющего дополнительные конотативное значение, а также репрезентируемого в качестве ресурса и символического капитала женщины. Представленная работа, сочетающая философский, социологический, историко-культурный и социально-психологические аспекты анализа, является попыткой социолого-культурологического исследования телесных феноменов, посредством обращения к феномену «нарушений пищевого поведения». В рамках данной работы был предложен новый взгляд на проблему «нарушений пищевого поведения» как социокультурного феномена. В то же время рассмотрение данной проблемы с такой позиции позволяет обозначить также особенности репрезентации и конструирования «женского» тела в социальном и властном дискурсах. Используемые в данной работе методы – исследование Интернет-сообществ и e-mail интервью являются способом репрезентации данных методов как еще одного доступного исследователю способа при проведении качественного исследования. Поведенное исследование может выступать как еще один элемент в копилку разработки методологических оснований используемых методов. СОДЕРЖАНИЕ Введение………………………………………………………………………………………………...5
Выводы по 1 главе………………………………………………………………….............................38
Выводы………..……………………………………………………………………………………….78 Список литературы и источников …………………………………………………………………..81 Приложение 1 ………………………………………………………………………………………...86 Приложение 2 ………………………………………………………………………………………...90 Summary ………………………………………………………………………………………………92 ВВЕДЕНИЕ Актуальность темы исследования. В течение всей истории существования человечества люди тем или иным образом обращались к проблеме изучения телесных феноменов и проявлений. Наибольших достижений достигли исследователи в рамках естественнонаучной парадигмы, в которой тело человека рассматривалось как материальный субстрат, значимый для изучения и понимания психических процессов, развития человеческого сознания. Философские же представления о телесных феноменах строились в основном на дихотомическом подходе, рассмотрении парных понятий – разум/ тело, социальное / биологическое и т.д. Так, российские социологи П.В.Романов и Е.Р.Ярская-Смирнова отмечают, что искусственное разделение тела и разума служило развитию и утончению техник управления телом и вообще всем тем, что относилось к нему в дихотомическом ряду тело/разум, природа/культура, женщина/мужчина, рабочие/менеджеры, клиенты/профессионалы.1 Рационалистическая традиция, восходящая к философии Платона, противопоставления «человека телесного» и «человека духовного» постоянно воспроизводится и в современном социогуманитарном знании. Так Э. Грош отмечает, что тело продолжает оставаться «зоной умолчания» в философии и современной феминистской теории. Она отмечает укоренившуюся традицию рассмотрения телесных феноменов через дихотомию разума и тела, низведения всех телесных проявлений до уровня материального физического тела. Следствием такой практики является, с одной стороны, широко распространенный «телесный негативизм», который проявляется в недоверии к телесному опыту. А с другой стороны, соматизация человека, возведение в абсолют внешней привлекательности и качества тела.2 Российская философ И.М. Быховская также указывает на то, что сложившиеся подходы к изучению тела в рамках современного социального познания сведены преимущественно к проблемам соотношения социального и биологического.3 Появление других понятий (телесность, «образ тела», телесная схема, «образ физического Я» и т.д.) позволяет нам выйти за рамки этой жесткой дихотомии. В рамках данной работы мы обращаемся именно к понятию «образа тела», в связи с тем, что данное понятие тесно связано с субъективными переживаниями человека по поводу его тела, а также роли социума, культуры, значимых людей в оценке своего тела, что приводит к конструированию «образа тела» отдельного индивида в соответствии с социальным и культурным окружением. Таким образом, «образ тела» выступает как способ телесного самопонимания и самопрезентации. Обращаясь к данному понятию, мы выходим за рамки органики и изучаем проявления телесных феноменов на социокультурном уровне и способы их конструирования на данном уровне. Однако проблемы, касающиеся построения «образа тела», его компонентной структуры и факторов его формирования, изучаются главным образом в рамках клинической психологии и психиатрии. Российский психолог В.Н. Никитин отмечает, что в социально-психологической теории недостаточно разработана концептуальная модель формирования и развития «образа тела» в онтогенезе, не выявлены его структурные компоненты, их содержание и роль в формировании самосознания личности.4 Недостаточное внимание уделяется изучению социальной и культурной обусловленности «образа тела». В то же время на сегодняшний момент достаточно актуальной является проблема, связанная с особенностями и противоречиями конструирования «образа тела» отдельного индивиды в социокультурном пространстве. Все большее количество людей оказывается одержимым идеей достижения идеальной внешности. Как результат – миллионы людей истощают себя физическими упражнениями, ложатся под нож хирурга, злоупотребляют диетами, тратят время и деньги на другие, не менее рискованные способы борьбы за совершенную внешность. Ценой за мечту об идеальном теле становятся воспаления, уродливые шрамы, инфекции, расстройства пищевого поведения, вплоть до крайних форм – анорексии или булимии5, искаженное восприятие собственного тела, зависимость от психоактивных веществ, депрессия и т.д. Одними из наиболее распространенных форм, свидетельствующих о противоречиях и проблемных местах в конструировании «образа тела», являются нарушения пищевого поведения - нервная анорексия и булимия. Понятие «нарушений пищевого поведения» определяется в первую очередь как медицинский феномен. Однако современный уровень развития психологической и психиатрической науки не дает нам точного и полного ответа на вопрос о факторах, являющихся пусковым механизмом в возникновении нарушений пищевого поведения, до сих пор нет точного представления, каким образом определенные причины приводят к такому формированию «образа тела», которое порождает психологические и прочие проблемы. На современном уровне «нарушение пищевого поведения» как социальный феномен репрезентируется и в рамках социокультурного, феминистского дискурса, пытающегося осмыслить данное явление, выходя за рамки медицинского знания, рассматривая «нарушения пищевого поведения» либо с позиции подчинения тела человека давлению общества, культуры, власти, либо наоборот как сопротивление этому давлению. В рамках данных подходов осуществляется попытка осмысления феминизации «нарушений пищевого поведения» и самого факта появления данного понятия в медицине как практики медикализации и патологизации «женского» тела, осуществления контроля за «женской» телесностью, подчинению женщины доминирующим властным дискурсом. Однако недостаточность изученности данной проблемы связана также с проблемами проведения именно социологического исследования, а не психиатрического. Единственное место, где можно встретить человека с диагнозом нарушение пищевого поведения - это больница и чаще всего именно психиатрическая больница. На собственном опыте я убедилась, что желание провести исследования в больнице наталкивается на огромное количество трудностей. Например, доступ в медицинские учреждения такого типа является закрытым и ограниченным и свободен лишь для медицинских исследователей. Но если и удается получить разрешение на проведение исследования, то можно столкнутся с негативным отношением со стороны испытуемых, которые воспринимают исследователя как часть данной системы, из которой им бы очень хотелось вырваться. За пределами больницы чаще всего найти людей с нарушениями пищевого поведения практически невозможно, что связано с тем, что люди с подобным заболеванием часто скрывают наличие проблемы и отказываются идти на контакт с людьми, не имеющими подобных проблем. Интернет-пространство в свою очередь открывает большие возможности для исследователя как для поиска людей с нарушениями пищевого проведения, так и для изучения самого виртуального пространства по данной тематике. В Интернет-пространстве люди чувствуют себя более раскованными, т.к. создается ощущение анонимности и безопасности, они более охотно идут на контакт и соглашаются принять участие в исследовании. Таким образом, можно отметить недостаточность изучения «образа тела», телесных феноменов в социальном контексте, причин появления такого феномена как «нарушения пищевого поведения», которое становится уже не только медицинским явлением, но и социокультурным. Появление новых возможностей для проведения эмпирического исследования, например, предоставляемых Интернет-пространством, позволяет провести изучение понятия «нарушений пищевого поведения» именно как социокультурного феномена. ^ «нарушения пищевого поведения». Предмет исследования – конструирование «нарушений пищевого поведения» на примере исследования «женских» Интернет-сообществ. Появление понятия «женских» Интернет-сообществ призвано подчеркнуть конструирование «нарушений пищевого поведения» именно как гендерного явления в связи с тем, что «мужских» Интернет сообществ посвященных данной проблеме практически нет. ^
Задачи:
^
Гипотезы. «Нарушение пищевого поведения» является социокультурным феноменом, имеющим ряд основных измерений его конструирования. Феномен «нарушений пищевого поведения» являясь в своем содержании и специфике результатом властного воздействия на тело женщины, в то же время скрывает за собой стратегию по подчинению и включению тела женщины в социокультурный и властный дискурс. ^ Непосредственно методологическим основанием выступил постструктуралистский способ исследования проблемы телесности и «образа тела». В рамках постструктурализма «тело» - это не естественная данность, а продукт социокультурного конструирования. Человек, воплощаясь в теле, помещен не просто в мир, но в мир общества и культуры. Исследуемый в данной работе феномен («нарушения пищевого поведения») представлен и транслируется в массовую культуру, прежде всего, с позиций медицинской психологии и психиатрии. Поэтому мне представляется важным рассмотреть представления медицинских психологов Ю.Г.Фроловой, К.Комера и М.В.Коркиной о понятии нарушения пищевого поведения. В основу работы положены некоторые положения, развитые в работах философов М.Фуко, Ж.Бодрийяра, Д.Михеля, С.Дипаоло, социологов П.Бурдье, И. Гофмана, феминистских критиков Э.Грош, М.Агуадо, В Санз, Дж. Вуд, С.Орбах, К.Чернин, Р.Гордон, психологов Л.Гаммана и М.Макинена. Кроме того, при рассмотрении понятия «образа тела» использовались взгляды философов В.А Подороги, Н.М. Быховской и Л.Анциферовой, на основании которых «образ тела» выступает как некое интегративное образование, включающее субъективную интерпретацию человеком различных измерений телесных феноменов – органического, интерсубъективного и субъективного. При обращении к Интернет-пространству, а именно к Интернет-сообществам и проведении e-mail интервью, как основы эмпирического исследования, использовался опыт зарубежных исследователей – Ч.Хина, Р.Хамильтона, Б.Боуэрса, Л.Мехо, Р.Кумбера и Н.Иллингворта, а также их критическое осмысление возможностей данных методов исследования. ^ Традиционное рассмотрение тела человека как объекта естественно-научного анализа, как биологического феномена, определило «дефицитность» собственно гуманитарного анализа человеческого тела, его рассмотрения как социокультурного феномена. Сложившиеся подходы к изучению тела в рамках современного социального научного знания зачастую и в особенности русскоязычные сведены к проблемам соотношения социального и биологического. Социолого-культурологический же анализ остается пока далеко недостаточным и фрагментарным. Представленная работа, сочетающая философский, социологический, культурный и социально-психологические аспекты, является попыткой такого рода социолого-культурологического исследования телесных феноменов посредством обращения к феномену «нарушений пищевого поведения». Иcпользования данного направления анализа позволяет осмыслить понятие «нарушений пищевого поведения», изначально выступающего как медицинский феномен, с позиции социокультурного измерения, поместив это явление в социальный контекст, тем самым, определив особенности его социального конструирования и репрезентации. В рамках данной работы был предложен новый взгляд на проблему «нарушений пищевого поведения» как социокультурного феномена. В то же время рассмотрение данной проблемы с такой позиции позволяет обозначить также особенности репрезентации и конструирования «женского» тела в социальном и властном дискурсах посредством использования такого явления как «нарушения пищевого поведения. На примере данного феномена («нарушений пищевого поведения») была сформулирована концепция медицинской рационализации «женского» тела, его патологизации. Используемые в данной работе методы – исследование Интернет-сообществ и e-mail интервью является способом репрезентации данных методов как еще одного доступного исследователю способа при проведении качественного исследования. Поведенное исследование может выступать как еще один элемент, в копилку разработки методологических оснований используемых методов. ^ Магистерская работа состоит из ведения, двух глав, выводов и списка литературы, включающего наименования на русском и английском языках. Во введении представлены постановка проблемы и обоснование актуальности ее рассмотрения, объект и предмет исследования, характеристика его цели и задач, исследовательские вопросы и гипотезы, методология и методы исследования, а также научная новизна и практическая значимость исследования. Первая глава магистерской работы «Основные компоненты и измерения конструирования «нарушений пищевого поведения» включает в себя рассмотрение, во-первых, феномена «нарушений пищевого поведения», во-вторых, понятия «образа тела», а также концепций культуры еды в современном социальном пространстве. В первом параграфе главы ««Нарушения пищевого поведения» как социокультурный и медицинский феномен» рассматривается понятие «нарушений пищевого поведения» первоначально как продукт медицинского дискурса, а также особенности его конструирования как «болезни», тесно связанной с формированием определенного «образа тела» женщины. На основании этого осуществляется переосмысление «нарушений пищевого поведения» как социокультурного феномена, в связи, с чем данное явление выступает как способ и стратегия социализации тела человека и его телесных проявлений. Во втором параграфе ««Образ тела» в контексте современных концепций телесности» предлагается рассмотрение понятия «образа тела» с позиции философско-психологического подхода, на основании чего осуществляется переход к рассмотрению «образа тела» как явления социокультурного, являющегося результатом социального и культурного конструирования. Большое внимание уделяется практикам конструирования «женского» тела как пространства для властных манипуляций. И в третьем параграфе главы «Особенности репрезентации и конструирования еды в современном социальном пространстве» концепции еды, пищевой культуры рассматриваются с позиции общества потребления, в рамках которого еда выступает не как материальный объект, а как социокультурный феномен, имеющий особое значение в социальном пространстве и особое способы его репрезентации. По результатам первой аналитической работы в первой главе сделаны выводы, в рамках которых осуществляется связь понятий «образ тела», «нарушения пищевого поведения» и «еда» на основании их включенности в социальный контекст. Вторая глава «Эмпирическое исследование особенностей конструирования «нарушений пищевого поведения» в Интернет-сообществах, дневниках и e-mail интервью» представляет собой обоснование методологии, описание методов исследования и результатов. В первом параграфе главы «Методолого-теоретические основания использования Интернет-пространства для проведения качественного исследования» осуществляется анализ существующих исследований, направленных на изучение возможностей Интернет-пространства. На основании этого были определены методолого-теоретические основания исследования. Во втором параграфе «Методы исследования» представлено подробное описание основных методов исследования, способа анализа данных. Третий параграф «Анализ репрезентаций нарушений пищевого поведения в Интернет-сообществах и дневниках» и четвертый параграф «Анализ интервью информанток с нарушениями пищевого поведения» содержат описание основных результатов исследования с примерами и аналитическими выкладками. В выводах мы попытаемся определить особенности конструирования «нарушений пищевого поведения» на примере исследования «женских» Интернет сообществ, а также особенности конструирования «образа тела» женщины посредством использования феномена «нарушений пищевого поведения. ^ 1.1. «Нарушения пищевого поведения» как социокультурный и медицинский феномен «Справочник по диагностике и статистике психических расстройств» Американской психиатрической ассоциации (DSM – IV) предусматривает три понятия для обозначения «нарушений пищевого поведения» у взрослых, связанных с психическими отклонениями: «нервная анорексия», «нервная булимия», «расстройство приема пищи неуточненное».6 И в первую очередь понятие «нарушений пищевого поведения» относится к медицинским феноменам и репрезентируется в рамках медицинского дискурса. Одним из самых распространенных и чаще всего ведущих к летальному исходу видом «нарушений пищевого поведения» – является нервная анорексия (anorexia nervosa). Американская ассоциация анорексии и булимии заявляет, что около 1000 американских женщин умирают от анорексии каждый год. Американский клинический психолог К. Комер определяет нервную анорексию как психическое расстройство, отмеченное стремлением к максимальной худобе и потере веса.7 Российский психиатр М.В. Коркина отмечает, что нервная анорексия — заболевание, возникающее преимущественно у девочек-подростков и юных девушек (весьма редко у лиц мужского пола этого же возраста) и выражающееся в сознательном, чрезвычайно стойком стремлении к похуданию, нередко достигающему выраженной кахексии8 с возможным летальным исходом. Мотивом такого поведения является болезненная убежденность в собственной излишней полноте всего тела или отдельных его частей.9 Не менее распространенным заболеванием наравне с нервной анорексией является нервная булимия, определяемая как расстройство, отмеченное частым обжорством, за которым следует искусственно вызванная рвота или другие экстремальные компенсирующие действия.10 «Больные» боятся располнеть, ограничивают себя в еде, однако не в состоянии вести себя таким образом долгое время. В результате возникают булимические приступы. Больные за короткое время поглощают огромное количество продуктов, а затем, чувствуя вину, вызывают у себя рвоту или прибегают к другим методам снижения веса.11 «Нарушение пищевого поведения» можно рассматривать в контексте конструирования «образа тела». Так психолог Ю.Г. Фролова отмечает, что все нарушения питания сочетаются и основываются на особенностях конструирования «образа тела», неадекватном представлении о собственном теле.12 Люди с анорексией имеют низкое мнение о своей фигуре, считают себя непривлекательными. Кроме того, они переоценивают толщину своего тела. Тенденция переоценивать свой вес изучалась в лабораторных условиях. К. Комер описывает эксперимент, в котором люди смотрят на свою фотографию сквозь оптическое устройство, дающее возможность изменять величину изображения. Испытуемых просили отрегулировать линзу так, чтобы они увидели реальные размеры своего тела. Отклонения порой достигали 20%. В еще одном исследовании более половины людей с анорексией также переоценивали размеры своего тела, останавливая регулировку линзы тогда, когда изображение было явно больше, чем они на самом деле.13 Немецкий медицинский психолог А. Галлвитц (A. Gallwitz) экспериментально изучая особенности расстройства восприятия тела у больных анорексией (были проведены эксперименты с фотографиями) подтвердил наличие искажений в восприятии больными своего тела. Американский профессор биологии П.Слэйд (P. Slade), проведя антропопсихологическое обследование 14 больных, пришел к выводу, что больные «видят себя более полными, чем есть на самом деле», т. е. неправильно (по сравнению с лицами контрольной группы) воспринимают образ своего тела. Так или иначе, восприятие собственного тела у больных анорексией, по-видимому, изменено, и это дало возможность указанным выше авторам поддерживать теорию психиатра Х. Брух (Н. Bruch) о значении особенностей «образа тела» в развитии нервной анорексии. Заслуживает внимания и то, что больные неправильно «воспринимают размеры не только своего тела, но и окружающих».14 Таким образом, особенности в конструировании «образа тела» являются основополагающими факторами в развитии нарушений пищевого поведения. Данное понятие будет рассмотрено в следующей главе. Отмечается, что «нарушения пищевого поведения» встречаются преимущественно в индустриально развитых странах, причем наблюдаются в основном в высших с социально-экономической точки зрения слоях. Распространенность нервной анорексии среди девушек и молодых женщин в промышленно развитых странах оценивается чаще всего между 0,4 – 1%, а булимии между 0,9-4%. У переселенцев из стран, в которых расстройства пищи отмечаются редко, заболевания встречаются так же часто, как и в той стране, куда они иммигрировали.15 Американский психиатр Дж. Бемпорад (J.R. Bemporad) утверждает, что нарушения пищевого поведения - это «цена за Западную цивилизацию», тем самым подчеркивая культурный контекст данного феномена.16 Английские психиатры М. Абу-Салех (M.T.Abou-Saleh), Е.Енис (Y.Younis) и Л.Карин (L.Karin) также отмечают, что случаи появления нервной анорексии в арабской культуре связаны с процессом возрастающего влияния запада на эти культуры.17 Французский философ и социолог Ж. Бодрийяр отмечает, что подобно тому, как в нашем обществе мы имеем дело с новым насилием, рожденным из парадокса умиротворенного и вседозволяющего общества, мы являемся свидетелями новых болезней - болезней тел, сверх меры окруженных искусственной медицинской или информационной защитой, уязвимой для всех вирусов и для самых неожиданных и порочных цепных реакций.18 Таким образом, можно сказать, что «нарушения пищевого поведения» в основном репрезентируются как характерные для западных стран вне зависимости от национальностей проживающих в них людей. Кроме этого отмечается феминизация данного нарушения, т.е. преимущественного распространения среди женщин. В истории медицинского знания можно найти большое количество расстройств, затрагивающих женщин прямым образом (например, истерия, неврастения и т.д.) Анорексия и булимия в том виде, в каком они известны сейчас, входят также в состав этого разнообразного круга патологий. В рамках медицинского знания данные нарушения связываются с женским, женской сексуальностью, тем самым, репрезентируя женское как патологичное.19 В свою очередь испанские медики М.Агуадо (M.G.Aguado) и В.Санз (V. Sanz) указывают, что анорексия и булимия не являются новыми феноменами, характерными для современного времени, а наоборот известными медицинской науке со времен античности, хотя и тогда они связывались с женской сексуальностью и женственностью. Однако данные явления не приобретали в то время клинического значения и социальной видимости, вплоть до появления справочника по диагностике и статистике психических расстройств (DSM-III) в начале 80-х годов XX в.20 Следует отметить, однако, что, уже начиная с XIX в., появляется понятие «нарушений пищевого поведения» как медицинского феномена, являющегося патологией и интерпретирующегося как болезнь. Со становлением медицины как дисциплинарного института происходит постепенная медикализация женского тела посредством его патологизации, т.е. рассмотрения телесных проявлений женщины как патологичных и анормальных. Так, Джулия Вуд обозначает «нарушения пищевого поведения» как один из нескольких возможных случаев современной патологизации нормального женского тела. По ее мнению, по той же дискриминационной логике разворачиваются современные заявления о ненормальности предменструального синдрома, менопаузы, волосатости ног и размерах женской груди. Однако Вуд связывает эти эксцессы не столько с заинтересованностью медиков в укреплении своей власти над женскими телами, сколько с ролью современных масс-медиа, культивирующих достаточно однозначные репрезентации женского образа и прибегающих к медикалистской риторике.21 К. Кохлер Рьесман также отмечает, что, начиная с середины 19 в., усиливается медикализация женского тела и женского образа жизни. Женщина 19 в. репрезентировалась в медицинском дискурсе, как фригидная, истеричная или неврастеничная с различными психическим нарушениями, в то время как современная женщина описывается как страдающая предменструальным синдромом, послеродовой депрессией, нарушениями пищевого поведения и т.д.22 Конструирование «нарушений пищевого поведения» и особое отношение к телу связано с особенностями становления медицины как науки. Медицина, «как установленный институт, как совокупность индивидуумов, составляющих вместе единое целое медицины, являющейся знанием и практикой, как признанная общественным мнением компетентность, в XIX в. становится высшей инстанцией, которая в обществе разграничила, обозначила, поименовала и утвердила безумие в качестве объекта».23 Таким образом, медицина принимает особое положение в структуре общества, его иерархии, ее практики легализуются и наделяются общественным доверием. В то же время определенная роль отводится и медику как агенту медицинского знания. Медик занимает совершенно особенное положение: он выступает предметом общественного внимания и воспринимается как незаменимый. В конструировании «нарушений пищевого поведения» как медицинского феномена можно выделить ряд составляющих: ^ Французский философ М.Фуко отмечает, что психиатрия не просто стала по-новому изучать психические болезни, но она создала их.24 Таким образом, медицина, а именно психиатрия выступает основным институтом конструирования психических расстройств и концепта «нарушений пищевого поведения» в частности. М.Фуко указывает, что для включения «нарушений пищевого поведения» в медицинский дискурс «сперва необходимо установить поверхность их появления, чтобы иметь возможность показать, а в последствии описать и проанализировать, где и когда обнаруживаются эти индивидуальные отличия, которые в соответствии со степенью рациональности, концептуальными кодами и типами теории вскоре получат статус болезни, психического расстройств, отклонения, сумасшествия, невроза, психоза, дегенерации […] Так, в поле первичных различий, в дистанции, прерывности и раскрывающихся порогах, психиатрический дискурс находит возможность очертить свою область, определить то, о чем он будет говорить, придать этому статус объекта и, вместе с тем, заставить его выявиться, сделать его именуемым и описуемым».25 В соответствии с этим следует отметить, что «нарушения пищевого поведения» получают свое место в различных классификациях болезни, они подробно рассматривается, описываются, разделяются на подвиды и т.д. При чем с возникновением каждого нового издания как «международной классификации болезней», так и американского «справочника по диагностике и статистике психических расстройств» данный процесс носит все более дифференцированный и детальный характер. ^ Американский социолог И.Гоффман пишет о том, что общество устанавливает способы категоризации людей и определяет набор качеств, которые считаются нормальными и естественными для каждой из категорий. Социальная среда устанавливает, какие категории людей она охватывает.26 Таким образом, устанавливается своеобразная точка отсчета – норма и относительно ее все остальное репрезентируется как патология. «Нарушения пищевого поведения» репрезентируются как патология, требующая вмешательства со стороны медицинского механизма. В то же время подобное означивание способно привести к стигматизации людей, определенных как обладающих данной патологией. И.Гофман описывает процесс стигматизации следующим образом: «При встрече с незнакомцем мы можем заметить свидетельства того, что он обладает неким качеством, отличающим его от других людей его категории и являющимся нежелательным для него: если взять крайний случай, то этот человек может быть основательно испорченным, опасным или слабым. Таким образом, в нашем сознании он превращается из цельного обычного человека в неполноценного, обладающего каким-то дефектом (подпорченного) [tainted, discounted]. Подобное качество – это и есть стигма».27 ^ Для определения некоего явления, например «нарушения пищевого поведения» как медицинского феномена важным является не просто определить данное явление, но определить его место, где оно может быть подвергнуто изучению, наблюдению, контролю, изменению, т.е. всевозможным манипуляциям. Так М.Фуко обозначает этот процесс как третичное пространственное распределение, под которым понимается «совокупность действий, с помощью которых болезнь в обществе очерчивается, блокируется, изолируется и размещается в привилегированных и закрытых областях, или распределяется по местам лечения, приспособленным для того, чтобы этому благоприятствовать».28 Таким место в случае «нарушений пищевого поведения» выступает психиатрическая больница, являющаяся и на современном уровне «классическим» примером дисциплинарного института с полным контролем и подчинением тел индивидов. Можно отметить ряд особенностей данного пространства: вторжение в частное пространство (контроль за свободным временем в больнице, бытовыми процедурами и т.д.), контроль за физическим состоянием (биологическим показателями, питанием, испражнением и т.д.), а также эмоциональным, при помощи использования психотерапевтических процедур. Таким образом, индивид как носитель выявленной в нем «болезни» воспринимается лишь как объект и точка приложения медицинских сил, направленных на его тело. Это приводит нас к следующей характеристике. ^ Так М.Фуко отмечает, что при рассмотрении и изучении болезни индивид должен быть удален.29 «[…] в больнице имеют дело с индивидами, являющимися безличными носителями той или иной болезни; роль больничного врача заключается в том, чтобы открыть болезнь в больном, и эта интернальность болезни делает ее всегда скрытой в больном, спрятанной в нем как криптограмма […] больной – это лишь то, посредством чего текст, иногда сложный и туманный дан для чтения».30 Понятие «нарушений пищевого поведения» не осталось и без внимания со стороны социологических и культурных дискурсов. Начало изучения причин нарушений пищевого поведения за рамками психиатрического дискурса начинается с психоанализа, придающего основную роль в факторах возникновения данного феномена личности, ее внутренним конфликтам, особенностям прохождения основных фаз в развитии и роли ранних объектных отношений. В рамках социологических концепций рассматривается влияние общества на конструирование «образа тела» и в качестве причины порождения проблемных зон такого конструирования выступает высокое давление социума, предъявление высоких требований общества к восприятию человеком своего тела. Многие социологии убеждены, что в рост числа серьезных расстройств режима питания большой вклад вносят современные западные стандарты женской привлекательности. Эти стандарты с течением времени изменяются, в последние годы с заметным сдвигом к худобе. Поскольку худоба особенно ценится в индустрии моды, у актеров, танцоров и некоторых спортсменов, представители этих групп сильнее беспокоятся о своем весе. Культурные различия помогают объяснить отчетливый гендерный разрыв в случаях нарушения режима питания. В нашем обществе внешнему виду женщин уделяется большее внимание, чем внешнему виду мужчин. Западное общество не только восхваляет худобу, но и создает климат, благоприятный для проявления предубежденного отношения к людям с избыточным весом всех возрастов.31 Также проблема «нарушений пищевого поведения» активно осмысливаются и с точки зрения феминистских авторов. Американский феминистский теоретик С. Орбах (S.Orbach) рассматривает нарушения пищевого поведения, в частности нервную анорексию, как доступный женщинам способ продемонстрировать неудовлетворенность своим положением в обществе.32 Она описывает анорексию как форму голодной борьбы и часть женского протеста.33 В свою очередь американская психолог Ким Чернин, ссылаясь на опросы социологов, замечает, что у современных молодых людей страх утратить контроль над весом собственного тела гораздо сильнее, чем все остальные страхи, даже страх перед ядерной войной. В конце ХХ века, когда люди ощущают, что они не могут контролировать большое число вещей и событий, управляемых абстрактными системами, реальное, что они могут предпринять — это контролировать самих себя, то есть свои тела. В культуре, где выживание чаще всего зависит от милости специалистов, машин и высокоточных технологий, тело приобретает особый род уязвимости и зависимости. В этом смысле, современный всплеск желаний контролировать вес своего тела, соблюдая диету, можно рассматривать в качестве ответа на его зависимость от внешних факторов.34 Американский психолог Р.Гордон (R.A.Gordon) утверждает, что булимия - это социальная эпидемия, олицетворяющая внутренний конфликт, который ощущают женщины. Женщины, страдающие булимией, находятся под давлением противоречивых культурных требований, которые принуждают к интеграции противоречивых ценностей успеха и власти, рассматривающихся в терминах естественности, физической привлекательности.35 Т. Купер указывает, что «нарушения пищевого поведения» это защита от невозможности поддерживать имидж суперженщины.36 Американский психолог Д. Майерс предложил интересную модель формирования расстройств «образа тела», питания. На первом этапе женщина идентифицирует себя с демонстрируемым эталоном (моделью, актрисой, спортсменкой и проч.), представляет себя в ее теле. Нередко этот этап сопровождается повышением удовлетворенности «собственным» телом. На этой стадии происходит интернализация образа идеального тела. На втором этапе происходит осознание разрыва между объективными размерами тела и интернализованным идеалом. Это ведет к возрастанию критичности относительно собственного тела и возникновению неудовлетворенности им.37 Таким образом, согласно данным концепциям, феминизация нарушений пищевого поведения связана со своеобразной реакцией женщины на давление со стороны социума и власти, как результат ее угнетенного положения. Таким образом, «нарушения пищевого поведения» можно рассматривать и как форму подавления со стороны культурных норм и эталонов, но и как форму освобождения, как попытку самостоятельно осуществлять контроль за своими телесными проявлениями. Итак, понятие «нарушений пищевого поведения» конструируется посредством медицинского дискурса, в результате чего выступает в первую очередь как медицинский феномен, как результат процесса становления самой медицинской науки, медикализации женского тела и легитимизации данного процесса. Однако на современном уровне данный феномен репрезентируется и в рамках социокультурного, феминистского дискурса, пытающегося осмыслить данное явление, выходя за рамки медицинского знания, рассматривая «нарушения пищевого поведения» либо с позиции подчинения тела человека давлению общества, культуры, власти, либо наоборот как сопротивление этому давлению. В тоже время «нарушения пищевого поведения» выступают в качестве стратегии и практики не только по медикализации и патологизации женского тела, но и осуществления контроля за женской телесностью, подчинению женщины доминирующим властным дискурсом. ^ 1.2.1. Понятие «образа тела» и его основные измерения в рамках философско-психологического дискурса Понятие «образа тела» и сходные ему способы концептуализации телесности активно изучаются и вплетены в философский и психологический дискурс, который дает «классическое» определение данного понятия, его содержательные характеристики и тот базис, на основание которого в последствии надстраивается понимание телесных феноменов в рамках социологических, культурных и феминистских концепций. Так, необходимо отметить, что для описания телесных феноменов в психологической и философской литературе часто используется два понятия: «тело» и «телесность». Тело — это, прежде всего, физический объект, обладающий определенными характеристиками и свойствами, заданными биологически. Однако, говоря о теле, мы часто выходим за рамки понимания его как просто объекта, и сталкиваемся с другими феноменами как производными от основы – физического тела. Так, философ Н.М. Быховская считает, что тело предстает в трех ипостасях:
Тем самым Н.М. Быховская пытается выйти за рамки понимания тела лишь как материального объекта. Осмысливая тело как нечто большее, чем совокупность органов, мы сталкиваемся с иным понятием – понятием «телесность». Под «телесностью» понимается тело с присущей ему двигательной активностью, экспрессивными формами проявления, находящееся в социокультурном пространстве и взаимодействующее с ним. Философ Л.Анциферова определяет «телесность» как исходную форму явления человека миру, «телесность – это твердь, которой он вписан в твердь мира». Автор отмечает, что телом человек и ограничен от мира, и включен в него.39 Таким образом, телесность можно определить как включенное и адаптированное в социокультурном контексте органическое тело. Через понятие телесности мы переходим от органического измерения телесных феноменов к интерсубъективному, которое можно охарактеризовать через систему отношений «мое тело» - «Другой»40. Однако кроме этих двух измерений следует отметить также и субъективное измерение. Философ В.А. Подорога отмечает, что тело – это, прежде всего, внутренний образ, тем самым, обращаясь к понятию «образа тела».41 Понятие «образ тела» является еще одним важным понятием для понимания телесного измерения существования человека. В «Критическом словаре психоанализа» Ч. Райкрофта дается следующее определение понятия «образ тела»: психологический термин, обозначающий представление субъекта о своем теле.42 Таким образом, «образ тела» предстает перед нами главным образом как субъективное измерение, представление человека о собственном теле. Однако ограничивается ли «образ тела» лишь субъективным измерением? Интересную концепцию понимания «образа тела» предлагает философ В.А. Подорога. Он отмечает, что единый «образ тела» есть совокупность порогов, указывающих на границы отдельных состояний тела. Парадоксальность «образа тела» в том, что он законченно целостен в акте переживания, но частичен в акте воплощения, актуализации.43 В.А. Подорога выделяет три основных порога:
Итак, «образ тела» выступает как некое интегративное образование, включающее субъективную интерпретацию человеком различных измерений телесных феноменов – органического, интерсубъективного и субъективного. Таким образом, при исследовании телесных феноменов в рамках философско-психологического дискурса мы сталкиваемся с тремя основными понятиями, связанными с различными измерениями телесных феноменов – физическое тело (органическое измерение), телесность, понимаемая как включенное и адаптированное в социокультурном контексте органическое тело (преимущественно интерсубъективное измерение), и «образ тела» (собственно субъективное измерение). Следует отметить, что телесность не ограничивается лишь интерсубъективным измерением и включает также и субъективное измерение. Однако в рамках понятия «телесности» интерсубъективное измерение преобладает над субъективным, важны отношения субъектного и объектного измерений опыта телесности. В то время как в рамках понятия «образа тела» преобладающим является субъективное измерение, которое выступает своеобразной надстройкой над всеми измерениями. Следовательно «образ тела» мы можем определить как интегративное образование, результат прохождения субъективной обработки органического и интерсубъективного измерений и формирование на этом основании собственно субъективного измерения как качественно нового образования, а именно представления человека о своем теле. Однако изучение телесных феноменов в рамках философии и психологии не является единственным направлением. Все более актуальным становится изучение проблемы тела и на уровне социума и культуры, что будет рассмотрено в следующем разделе. ^ Для классической философской мысли характерно отбрасывание связи между телом и культурой, репрезентируя тело как особую территорию природы, на которую не распространяются законы человеческой истории и социально-культурные закономерности развития цивилизации.48 Российский философ Д.Михель отмечает, что именно в рамках философской мысли XX века родилось понимание тела как продукта культуры.49 Д.Михель пишет о том, что на рубеже XIX – XX вв. происходит «открытие» тела, что «было своеобразной реакцией некоторых мыслителей, прежде всего, Ф.Ницше, М.Мерло-Понти, М.М. Бахтина, на усиление таких тенденций развития западной цивилизации как государственное регулирование повседневной жизни, или бюрократизм, превращение науки в ведущую силу общественного прогресса, или сциентизма, и тенденцию к разрешению всех общественных проблем чисто техническими средствами, или технократизм».50 Так, Д. Михель отмечает, хотя немецкий философ Ф. Ницше и не предложил развернутого философского представления о теле, но показал тело как своего рода «замалчиваемую территорию, на которую осуществляется широкая экспансия со стороны всей западной культуры в ходе ее истории».51 В свою очередь французский философ М. Мерло-Понти вводит представление о теле-субъекте как «области дорефлективного существования человека, предшествующей разделению на тело-объект и душу». Для Мерло-Понти тело выступает «нерефлективным фоном всякой рефлексии и ядром смыслообразования».52 Философ М.М.Бахтин же посредством понятия «гротескного тела» преодолевает физиологические и феноменологические представления о теле и выходит к культурно-историческому толкованию данного понятия как «народа в его становлении и избыточности». Формулируется тезис, что «гротескное тело» это коллективное тело народа, переживаемое каждым отдельным человеком в форме причастности к истории своих предков и потомков. Антиподом «гротескного тела» является «тело нового канона», фабрикуемое телесными практиками Нового времени.53 М.М. Бахтин также вводит понятия внутреннего и внешнего тела. Внутреннее тело характеризуется как переживаемое, не-индивидуальное, отражающее принадлежность к роду. Он рассматривает внутреннее тело как элемент самосознания, совокупность внутренних ощущений, потребностей и желаний, объединенных вокруг внутреннего центра. Внешнее же тело – это отображение человеческой целостности перед лицом мира, оно индивидуально-специфично. «Внешнее тело» - это тело, видимое глазами Другого. Бахтин подчеркивает, что на различных исторических этапах в культурном каноне преобладает либо внутреннее, либо внешнее тело.54 Таким образом, тело не выступает более только как некоторый материальный объект, но рассматривается уже сквозь призму социокультурного. Так, И.М.Быховская утверждает, что тело человека, попадая в социокультурную среду и испытывая различные по своему характеру ее воздействия, отвечая на них и адаптируясь к ним, не остается чисто природным феноменом, а превращается в социально модифицированный и культурно определенный феномен. Она указывает, что обращение к понятию «естественное тело» как таковое уже исчезло, а то, что мы воспринимаем как тело – это, скорее, производное от «различных форм риторики»: экономической, политической, психоаналитической, научной и спортивной. Включение «человека телесного» в социокультурное пространство влечет за собой существенные последствия для его телесности, превращающейся из биологического феномена в явление социокультурное, приобретающей, в дополнение к своим природным атрибутам, свойства и «окраску» социального, культурного толка – как объективного характера, так и субъективного, проявляющегося в придаваемых телу смыслах, значениях, его символизации и т.п.55 С позиции работ М.Фуко тело также показывается как объект культурной переработки, как точка приложения интересов знания, власти и личного опыта. Так социолог П. Фрейнд отмечает, что «физическое тело – это экран, на который проецируется социальные и культурные отношения».56 Ж. Бодрийяр указывает, что тело становится объектом означивания в условиях общества потребления. Автор отмечает, что не существует тела как такового, но всегда лишь его вариации, подготовленные небольшим набором господствующих в культуре моделей. 57 Однако Э.Грош указывает, что тело нельзя рассматривать как исключительно социальное, культурное и обозначающее явление лишенное собственной материальности: «Нельзя просто отказаться от категории природного, полностью переосмыслить ее трактовку без включения культурного: это по преимуществу будет монистский и логоцентрический жест. Вместо этого необходимо глубже исследовать взаимосвязь, взаимозависимость природного и социального, или культурного – как некое отверстие в природном, открытое для инфильтрации или формирования культурного, обеспечивающее естественные условия для производства культурного; но в свою очередь культурное также должно рассматриваться как нечто ограниченное, своего рода недостаточное, нуждающееся в дополнении природного».58 В рамках современных концепций осуществляется анализ стратегий воздействия общества, власти, культуры на пространство тела по формированию социально приемлемого «образа тела», наделению его определенным конотативным значением. Французский социолог П. Бурдье отмечает, что власть воздействует на человека посредством воздействия и контроля его тела. Автор, вводя понятие «поля» и «габитуса», делает акцент на индивидуальных способах восприятия, оценки и поведения, на том, как в самом теле человека воплощаются социальные отношения. Понятие габитуса определяется П. Бурдье как совокупность исторических отношений, воплощенных в форме высокоэффективных ментальных и телесных схем перцепции, оценки, действия. Габитус – это материлизованная в практике структура поведения человека, поле – конфигурация коллективных практик. П. Бурдье указывает на воплощенность отношений власти в теле человека, точнее, в телесных диспозициях – многообразии способов поведения человека в общем межчеловеческом пространстве 59 Так Д.Михель со своей стороны опираясь на концепцию техник тела М.Мосса, который рассматривает телесность как объект непрерывной культурной переработки, происходящей на самом обыденном, нерефлектируемом уровне существования индивидов,60 вводит понятие стратегий телесности, которая призвана показать наличие устойчивых программ утилитарно-прагматического преобразования человеческого тела, которые присущи современному западному миру. Под стратегиями телесности понимаются «специфические формы социокультурной рационализации человеческих тел, охватывающие явные и неявные способы их осмысления и целые комплексы связанных единством цели телесных практик, имманентно присущие конкретной цивилизации и реализуемые ей по мере продвижения в пространстве всемирной истории».61 Таким образом, понятие стратегий телесности позволяет обозначить процесс влияния общества, осуществления им властного воздействия на пространство тела посредством реализации ряда практик. Подобная концепция активно развивалась в рамках работ М.Фуко, на которых и основывался Д.Михель в выработке своей концепции. Согласно М.Фуко тело выступает пространством, на которое власть воздействует, и посредством которого функционирует.62 М. Фуко вводит понятие «политик тела», которые понимаются как «совокупности материальных элементов и техник, служащих оружием, средствами передачи, каналами коммуникации и точками опоры для отношений власти и знания, которые захватывают и подчиняют человеческие тела, превращая их в объекты познания».63 Автор отмечает, что политики тела характеризуются расчетливым, экономным отношением к индивиду, как если бы он не был неразделимой единицей, но его можно было "прорабатывать в деталях, подвергать тонкому принуждению, обеспечивать его захват на уровне самой механики - движений, жестов, положений, быстроты".64 Таким образом, М.Фуко указывает на то, что в любом обществе тело зажато в тисках власти, налагающей на него принуждение, запреты или обязательства, что приводит к формированию послушного тела, которое можно подчинить, использовать, преобразовать и усовершенствовать. Проблема политик тела получила разработку у целого ряда авторов. Так, в рамках феминистских и гендерных исследований была тематизирована линия сексуальных и репродуктивных политик женского тела, состоящая в редукции личности женщины до уровня ее тела, которому в патриархатном обществе отводится роль своеобразной машины для деторождения и объекта сексуальных домогательств. Д. Михель утверждает, что женское тело является результатом правовых, научных, технических, масс-культурных и прочих практик, занятых активным конструированием его как культурного объекта. Устанавливается тождество между феминностью, сексуальностью и телесностью. Автор отмечает, что в символическом поле культуры доминируют образы материнского тела, для которого характерно позитивное соединение свойств репродуктивности и сексуальности, истерической телесности, для которой это соединение оказывается негативным, тела проститутки, в котором видят выражение преступной натуры, медицинских патологий и физиогномических аномалий, а также тела женщины-секс, которое воплощает в себе фетишизированный объект мужских эротических фантазий.65 Таким образом, можно отметить ряд стратегий и направлений осуществления контроля над телом женщины: ^ Данная стратегия была подробно рассмотрена в предыдущей главе, поэтому в рамках данного раздела рассмотрим лишь некоторые основные моменты.66 Феминистские авторы активно распространяют идею о том, что женское тело вообще исключено из гуманитарных наук. В качестве скрытого эталона выступает мужское тело, в сравнении с которым женщина получает свою оценку. В результате многие проявления женской телесности рассматриваются как патологические, поскольку они не встречаются у мужчин. Так М.Фуко описывает процесс истеризации тела женщины, который понимается как:
М.Фуко отмечает, что истеризация тела женщины требовала детальной медикализации ее тела и секса и осуществлялась по причине «той ответственности, которую она якобы несет по отношению к здоровью своих детей, прочности института семьи и спасению общества».68 С этой позиции «нарушения пищевого поведения» как это было отмечено и в предыдущей главе выступают как одна из стратегий по означиванию и подчинению тела женщины, включения всего его проявлений в официальный и публичный дискурс. Таким образом, патологизация и медикализация женского тела выступают как один вариант из нескольких стратегий используемых властным дискурсом по подчинению и закрепощению тела женщины, низведения женщины до уровня ее тела. ^ В современном обществе подчеркивается значимость внешности в установлении идентичности и индивидуальности. Женщины чаще оцениваются по их физической привлекательности в большей степени, чем по их способностям и достижениям. Если женщина не соответствует телесным канонам, она испытывает неуверенность в социальных ситуациях и пытается подчинить свое тело внешним требованиям. Так М.Фуко отмечает, что тело, являясь объектом властного воздействия, производится как тело определенного типа, с определенными чертами, навыками и умениями.69 Создание определенно эталона заставляет женщин проводить сравнение между эталоном и своим телом, что приводит к осуществлению самоконтроля и практик по достижению данного эталона. С. Дипаоло для объяснения того, почему женщины контролируют себя и свои действия, связанные с телом и внешностью, использует идею паноптикона70, предложенную М.Фуко. Современное общество имеет свой сложившийся механизм социального контроля, подобный системе паноптикона: индивиды контролируют сами себя, поскольку не знают, следит ли за ними в данный момент кто-то еще. Женщины, рассматривая иллюстрации привлекательных моделей на страницах журналов, чувствуют себя так, словно они рассматривают прохожих на улице. У них может возникнуть мысль, что кто-то другой рассматривает их самих в это же время. Подобно заключенным паноптикона, они не знают, кто смотрит на них, но чувствуют, что постоянно находятся под наблюдением. С. Дипаоло указывает на то, что, чем чаще женщина рассматривает журналы, тем чаще ее преследует мысль, что за ней наблюдают. Это вызывает постоянную озабоченность своим внешним видом и, в первую очередь, — своим телом.71 Так, американский социолог Питер Бергер отмечает, что «мужчины смотрят на женщин, а женщины смотрят на себя т.к. находятся под наблюдением».72 Американский философ С. Бартки (S.L. Bartky) также опираясь на М.Фуко отмечает, что «паноптический наблюдатель мужского пола пребывает в сознании большинства женщин».73 Таким образам, конструирование определенного эталоны красоты, «нормативного тела» позволяет осуществлять контроль за повседневностью женщины, путем варьирования данной нормы, проведения постоянного сравнения с эталоном. ^ Тело человека, обратившее на себя внимание окружающих людей, превращается в знак или комплекс знаков, интерпретируемых ими. Иначе говоря, тело человека, будучи замеченным, вызвав чей-то интерес, превращается в текст, читаемый, интерпретируемый по нормам невербального языка данной культуры или субкультуры. Так, английский антрополог М. Дуглас рассматривает тело как символическое средство, которое используют для выражения отдельных образов социальных отношений. Индивиду дается не просто это тело, ему дается тело в этом мире. Она отмечает, что тело выступает метафорически как текст, который может быть прочитан как символ или знак социального мира.74 М.Фуко приводит следующий пример: «^ XVII века. Прежде всего, солдата можно узнать издали. У него есть «знаки отличия»: природные знаки силы и мужества, они же предмет его гордости. Его тело – символ его силы и храбрости. И хотя он должен овладевать военным мастерством постепенно – главным образом в сражениях – движения (походный шаг) и выправка (прямая посадка головы) принадлежат большей частью к телесной риторике чести».75 Таким образом, физическое тело и телесные феномены может выступать в качестве репрезентации личности, что в свою очередь является основанием конструирования «образа тела» отдельного индивида. Американский социолог И. Гофман подчеркивает, что посредством телесной активности человек проявляет свою принадлежность к определенному социальному слою, индивидуальный стиль жизни со свойственными ему ценностями и, что не менее важно, вступает во взаимодействие с социальным окружением и изменяет его. Человек может достигать своих целей, манипулируя впечатлением, которое он производит на других людей. В процессе самопрезентации индивида как актера на социальной сцене тело играет важную роль. Оно может стать как существенным подспорьем, так и препятствием на пути к цели. В связи с этим человек может производить достаточно опасные манипуляции со своим телом, например, делать пластическую операцию, придерживаться строгой диеты и т.д. Практики репрезентации физического тела определенным образом могут выступать в качестве свидетельства не только личных достижений, но и достижений определенной группы (семьи, корпорации и т.д.). Образ успешного человека неизбежно включает в себя «успешное» тело, поскольку личность всегда репрезентирует себя в телесных активностях и телесном облике.76 Так, Ж.Бодрийяр указывает, что «человек не говорит себе: я существую, я здесь, но: я видим, я - изображение, смотрите же, смотрите!»77 Кроме того, в наше время богатые слои западного общества осознали, что поддержание спортивной фигуры, особенно в зрелом возрасте, - это дорогое удовольствие, требующее больших затрат на сбалансированное питание, тренажеры, спортивные секции. Кроме того, спортивная фигура выступает как символ высокой культуры в противоположность тем слоям, которые не имеют не только средств на сбалансированное питание, времени и денег на занятия физкультурой, но и общей культуры, чтобы постоянно думать о своей форме. Излишний вес, плохое состояние здоровья становятся символами если не низкого статуса, то определенной ущербности. Так психологи М.Бернс (M.Burns) и Н.Гави (N.Gavey) отмечают, что полнота рассматривается как лень, слабость и отклонение.78 Понятие «здорового тела» определяется как худое, подтянутое тело, а контроль за весом, похудение воспринимаются как здоровые практики.79 Таким образом, обладание «нормативным телом» репрезентируется как залог успеха в остальных видах деятельность, как символ принадлежности к определенному слою, обладания определенным статусом и т.д. ^ Ж. Бодрийяр отмечает, что «Красота - не более чем обмениваемый символический материал. Она функционирует как символическая стоимость».80 Так, А.Вульф утверждает, что красота не является универсальной или природной категорией, но формой ограничения и контроля доступа женщин к власти. Таким образом, красота становится скорее не желаемым качеством, а необходимым для продвижения женщины во власти.81 Итак, конструирование женской внешности как ее символического капитала выступает еще одной стратегией не только по контролю за ее телом, но и по ограничению ее социальной активности, внедрения в определенные социальные сферы. Таким образом, в рамках социокультурных и феминистских концепций происходит расширение понятия тела за рамки определения его как материального объекта, а наоборот рассмотрение его как продукта социального, культурного и властного дискурсов. На передний план анализа выходят телесные практики и практики телесной репрезентации. «Образ тела» выступает как результат определенных стратегий и практик по контролю и подчинению физического тела, наделения его социокультурными значениями. Особое место следует отвести проблеме конструирования и репрезентации женского тела как основы общего подчинения женщины, низведения ее до уровня физического тела. Можно выделить ряд стратегий по осуществлению контроля за телом женщины: патологизация и медикализация женского тела, конструирование определенного эталона красоты и нормативного «образа тела»; наделение тела женщины дополнительным конотативным значением; репрезентация женского тела как ее символического капитала. В связи с этим можно сделать вывод, что конструирование нарушений пищевого поведения как женской патологии является одной из стратегий закрепощения и контроля тела женщины. ^ Особенности пищевой культуры, так называемого «пищевого поведения» во многом определяются сегодня особенностями структуры общества, экономическими отношениями. Одной из важных измерений современного общества является измерение потребления. В своей повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с потреблением, независимо от того смотрим ли мы телевизор, едем на отдых или покупаем еду. Продукты потребления окружают нас повсюду и принимают самые различные формы. Общество потребления означает, что практически все вещи современного мира превращаются в товары, а затем в товарные знаки – фетиши. В результате мы воспринимаем мир, прежде всего, как систему символического обмена ради самого обмена, в котором вещи, другие люди и мы сами выступаем всего лишь оболочками продаваемых и покупаемых знаков. В современном обществе еда и процесс потребления несут в себе несколько значений, не ограничиваясь лишь самой простой функцией еды как удовлетворение голода и жажды. Потребление сегодня работает преимущественно со знаками и символами. Желание потреблять то, а не это, диктуется специфическим набором культурных символов и ценностей. Французский философ и социолог Ж.Бодрийяр отмечает: «Чтобы стать объектом потребления, вещь должна сделаться знаком, то есть чем-то внеположным тому отношению, которое она отныне лишь обозначает, - а стало быть, произвольным, не образующим связной системы с данным конкретным отношением, но обретающим связность, то есть смысл, в своей абстрактно-систематической соотнесенности со всеми другими вещами-знаками. Именно тогда она начинает "персонализироваться", включаться в серию и т.д. - то есть потребляться - не в материальности своей, а в своем отличии».82 Потребление, по мысли Ж. Бодрийяра, - это характерно современный феномен, определяющий признак так называемого общества изобилия. В таком обществе использование вещей не исчерпывается их простым практическим применением или даже их семиотическим применением как знаков отличия, богатства, престижа и т.д. Потребление - это интенсивный процесс выбора, организации и регулярного обновления бытовых вещей, в котором неизбежно участвует каждый член общества.83 Ж. Бодрийяр определяет потребление, прежде всего, как потребление знаков и символов. Эти знаки и символы не выражают некий до них существовавший набор смыслов. Смысл генерируется в самой системе знаков/символов, привлекающих внимание потребителя. Потребление сегодня практически утеряло связь с удовлетворением некоего уже существующего набора биологических потребностей. Люди пытаются стать теми, кем они хотят быть, приобретая вещи, которые, как они воображают, помогут им создать и удержать идею самих себя, свой образ. Таким образом, смысл термина «потребление» предполагает, по Ж. Бодрийару, потребление не просто вещей, не просто материальных объектов.84 П. Бурдье в свою очередь также в своих исследованиях «интеллектуального капитала» показал, что потребление сегодня — это не только трата денег и времени, эта такая трата, которая проходит через определенные «культурные решетки» — в частности, культурную решетку «хорошего вкуса». 85 Таким образом, особенности современного общества, которое можно охарактеризовать, как общество потребления накладывает свой отпечаток на значение, которое вкладывается в понятие «еды». Следовательно, далее необходимо обратится к вопросам особенностей пищевой культуры, той роли, которую занимает еда и пища в современном обществе, особенно через призму гендерных отношений. Рассмотрение данной проблемы может быть осуществлено по нескольким направлениям: Во-первых, символическое значение еды и особенности ее репрезентации; Во-вторых, культура потребления пищи. Символическое значение еды и особенности ее репрезентации Наиболее полно проследить особенности символического значения еды возможно через средства массовой информации, которые изобилуют глянцевыми картинками продуктов питания. Данные структуры дают нам представления обо всех возможных видах товаров, а также способах их репрезентации в социальном пространстве. Выделим ряд особенностей репрезентации еды:
Слова и фразы, касающиеся еды, используются для объяснения сексуальных практик. Так Джереми МакКлэнси, изучавший поведение людей различных национальностей в отношении еды и любви, отмечает: «Мы говорим у нас хороший аппетит, мы голодны по любви, поедаем глазами».87 Все это может быть связано с отсутствием словаря для выражения эмоций и желаний. Низведение внутренних ощущений до уровня понятных символов и значений облегчает возможность их контроля и интерпретации. Тем самым рассмотрение такого «сексуального словаря» сквозь призму пищевых метафор сводит сексуальные отношения между людьми до уровня физиологии, а также как процесса поглощения, инкорпорирования Другого.
Наиболее распространенными местами для первого свидания являются рестораны, кафе, что ассоциативно связывает процесс ухаживания с процессом питания, поглощения еды, как опять же символического поглощения некоего «Другого». Стоит обратить внимание на большинство кафе, где практически отсутствуют столики для одного. Существуют специальные, так называемые «романтические кафе», не говоря уже о специальных блюдах и напитках. Так, например, среди названий спиртных напитков интерес представляют названия типа «Секс на пляже».
Так, например, мясо является продуктом для мужчин. «Настоящий мужчина» ест мясо. Подобные заявления можно встретить во многих мужских журналах. Так в журнале Men`s Health за июнь 2007г. была представлена статья «Плоть для плоти: Как правильно выбрать кусок мяса и довести его до состояния деликатеса? Что отвечать возмущенным вегетарианцам? Куда пойти если сильно хочется мяса».89 Так для сравнения с женским журналом Cosmopolitan за тот же месяц 2007 года нет ни одной статьи о еде кроме традиционного рецепта какого-то блюда в конце журнала. Однако женский журнал наоборот пестрит рекламой различных шоколадок, пироженных, диетических продуктов и т.д. Тем самым формируется гендерное различие в определении того, что едят мужчины, а что едят женщины. Производители часто уже направлены на ту или иную группу.
Все четче и четче наблюдается «классовое» разделение между продуктами питания. Так, если посещение дорогого ресторана с заказом таких блюд как, например устрицы, выделяет человека определенного статуса и класса по сравнению с тем, кто может себе позволить ходить только в Макдоналдс. Сервировка стола, блюда и т.д. все свидетельствует об материальном состоянии, принадлежности к тому или иному классу. Еда это символ принадлежности к определенному слою общества, в свою очередь принадлежность к которому определяет и пищевую культуру каждого отдельного человека. Возможность позволить себе питаться определенным образом может выступать как признак экономического капитала, которым обладает тот или иной человек. ^
Изображениями еды пестрят журналы, билборды, рекламные ролики и т.д. и все чаще визуальные образы еды выступают лишь как объекты для наблюдения. Часто подобные изображения носят не реалистический, глянцевый характер. Как отмечают Л. Гамман и М. Макинен большинство женских журналов пестрят «гламурными» образами еды, диет и т.д.90 Тем самым происходит формирование нашей потребности именно в данном продукте, а не в каком-то другом. Еда объект для потребления, но в то же время через нее оказывается направляющее и контролирующее воздействие на индивида.
Зачастую различные образы еды подчеркивают половые различия между мужчиной и женщиной, связываются с половыми органами и т.д. Эротизация еды является еще одной стратегией в рамках властного дискурса с целью поддержания существующей гендерной системы. Например, часто для замены мужских половых органов используются бананы, не только в рекламе или фильмах, но, например, на учебных уроках по половому воспитанию в некоторых школах в США. - использование женского тела вместе с образами еды, как стратегия приравнивания женщины к товару. Многие рекламные ролики и фотографии пищевых продуктов активно эксплуатируют очертания женского тела, или женские принадлежности – сумочки, туфли и т.д. Данные практики выступают в качестве властных стратегий, имеющих за собой следующие последствия: Во-первых, объектификация и эротизация женщины. К.МакКиннон отмечает, что «сексуальная объектификация – это первичный процесс подчинения женщин».91 Во-вторых, женщина низводится до уровня товара. Низведение женщины до уровня товара является закономерным результатом процесса ее объектификации и установления ассоциативной связи между пищевым продуктом и женщиной. Стратегии репрезентации еды во многом поддерживают систему подавления и подчинения женщины. Культура потребления пищи. В современном западном постиндустриальном мире еда это огромный бизнес, это способ достичь определенного экономического капитала. Так все больше набирает оборот бизнес, связанный с диетами, диетическими продуктами и т.д. Тем самым в современном обществе важным для женщины становится контроль за процессом потребления пищи и соответственно за своим внешним видом. Так Джереми МакКлэнси отмечает, что «на Западе на таблетки для похудения тратится больше денег, чем необходимо, для того чтобы накормить всех голодающих в мире».92 Ряд исследователей, таких как Гортмакер (Gortmaker), Г. Голдитц (G.A.Colditz), А.Филд (A.E.Field), А.Вульф (A.M.Wolf)93 отмечают то влияние, которое оказываю СМИ на формирование представлений об идеальном теле, на восприятие и оценку собственного тела (С.Гроган94), на возникновение и развитие расстройств пищевого поведения (А.Филд, К.Камарго, К.Тэйлор, С.Берки, Г.Голдитц95) и т.д. Л.Гамман и М.Макинен отмечают, что при рассмотрении нарушений пищевого поведения недостаточное внимание уделяется пониманию роли еды.96 Следует отметить существование процесса, связанного с определением того, что можно есть женщине, а что нельзя, формируется определенная культура питания, например основанная на постоянном подсчете калорий. Однако подобную ситуацию мы не встретим в отношении мужчины, чье питания предполагается должно быть более разнообразным и вариативным. Кроме самих продуктов, довольно налаженной является сеть специалистов по питанию, которые готовы за определенную плату помочь человеку понять, что ему есть. Личный диетолог это уже не просто необходимость это опять же признак твоего статуса и принадлежности к определенному слою. Таким образом, следует отметить, что пищевая культура в современном обществе является результатом особых экономических и в определенной мере капиталистических отношений. В связи с этим можно выделить несколько основных особенностей:
Таким образом, можно сказать, что особенности представленности пищевых продуктов служат в качестве «первичного дискурса», за которым скрывается «вторичный дискурс» позволяющий нам увидеть особенности построения общества, а в частности гендерную проблематику. ^ Понятие «нарушений пищевого поведения» конструируется посредством медицинского дискурса, в результате чего выступает в первую очередь как медицинский феномен. Однако на современном уровне данный феномен репрезентируется и в рамках социокультурного, феминистского дискурса, пытающегося осмыслить данное явление, выходя за рамки медицинского знания. Таким образом, «нарушения пищевого поведения» в рамках данной работы рассматриваются в социокультурном контексте, на основании чего были установлены компоненты и измерения конструирования «нарушений пищевого поведения», которые можно обозначить следующим образом: 1. «Образ тела» и стратегии его конструирования, которые гендерно маркированы, т.е. направлены на конструирования определенного «образа тела» у женщины. «Нарушения пищевого поведения» репрезентируются как стратегия конструирования определенного образа «женского» тела, а также и как продукт процессов, посредством которых конструирование «образа тела» и осуществляется: патологизация и медикализация «женского» тела; нормализация и идеализация определенного типа тела; конструирования тела женщины как некоего означающего; конструирование тела женщины как ресурса и ее символического капитала. 2. Еще одни измерением конструирования «нарушений пищевого поведения» выступает формирование определенной культуры еды как социокультурного феномена. Следует отметить, что пищевая культура в современном обществе является результатом взаимодействия особых экономических, социальных и культурных отношений. Социокультурная сконструированность процесса потребления, а в частности процесса потребления пищи, приводит к возникновению особых отношений с едой у отдельных людей, отношения к данному явлению в большей мере как некоему Другому, нежели материальному объекту. Таким образом, «нарушение пищевого поведения» являясь социокультурным феноменом, обладает определенными измерениями конструирования, к которым мы можем отнести «образ тела» и культуру еды. Проблемные места, возникающие в процессе конструирования «образа тела», основывающегося на социокультурной интерпретации телесных феноменов, и формирования определенной культуры еды, определяют возникновение феномена «нарушений пищевого поведения», который в свою очередь функционирует как способ легитимации процесса по контролю над телесными проявлениями женщины. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям