Москва ■ Санкт-Петербург ■ Нижний Новгород ■ Воронеж Ростов-на-Дону ■ Екатеринбург ■ Самара ■ Новосибирск Киев ■ Харьков ■ Минск 2009 ббк 88. 352. 2я7
|
|
Скачать 6.54 Mb.
|
| 93 далекой от движений, волевое решение есть не что иное, как импульс к движению» [там же, с. 323–324]. Далее Н. Н. Ланге писал: «Итак, мы свели волю на иннервационный импульс, предшествующий сознательному движению. Воля и этот нервный импульс есть по существу одно и то же. Теперь перед нами встает второй главный вопрос исследования, а именно следующий: этот нервный импульс к движению протекает ли в сознании, как то обыкновенно думают, или он бессознателен, т. е. представляет один только физиологический процесс?» [там же, с. 324]. Эти рассуждения привели Н. Н. Ланге к следующим выводам: «1) воля есть тот двигательный импульс, который, возникая из чувствований и влечений, предшествует движениям; 2) этот импульс нами не осознается, т. е. нет центральных ин-нервационных ощущений, — воля по существу своему бессознательна; 3) сознаются нами лишь самые движения, как уже исполненные; 4) сознательная сторона волевого процесса, т. е. чувство усилия, есть лишь сумма образных ощущений, сопровождающих уже происходящее движение… [к этим] ощущениям движения присоединяются еще особые ощущения измененного дыхания» [там же, с. 331]. Таким образом, по Н. Н. Ланге, человек не управляет сознательно ни волевым импульсом, ни волевым усилием; последнее он лишь ощущает, а первое лишено и этого. «Сознательное волевое усилие есть лишь второстепенное ощущение, сопровождающее уже исполненное действие... сознаваемая воля... есть лишь комплекс периферических ощущений движений», — писал он [там же]. Конечно, трудно согласиться со всеми положениями, высказанными Н. Н. Лан-ге, и прежде всего со сведением воли только к волевому импульсу (если даже принять его за основной волевой процесс). Трудно согласиться и с тем, что волевой импульс, а с ним и воля, совсем неосознаваемы. Ведь и у Джемса, и у Ланге волевой импульс начинается с согласия, с решения человека: «Да будет!». Поэтому инициация волевого действия не проходит мимо сознания человека. Другое дело — ощущает ли человек этот волевой импульс, инициирующий произвольное действие? Н. Н. Ланге, по моему мнению, этот вопрос решает правильно: мы его не ощущаем. ^ Представления о сознательной инициации волевых действий связаны с точкой зрения, что их запуск всегда осуществляется с помощью волевого усилия (П. А. Ру-дик и др.). Это положение в советской психологии стало аксиоматичным. Однако в последние годы оно вызывает все большее сомнение и у автора данной книги, и у ряда других психологов. Сомнения касаются не вопроса о сознательном характере инициации произвольных действий, а того, обязательно ли участие волевого усилия в этом сознательном процессе. Начну с того, что между импульсом к запуску действия, о котором говорили предыдущие авторы, и волевым усилием, проявляемым при преодолении затруднений, есть разница. Так, характеризуя волевое усилие, П. А. Рудик писал, что  94 Глава 4. Самоинициация произвольных действийглавное в нем — состояние внутреннего напряжения и что наличие трудностей — обязательное, необходимое условие для проявления волевого усилия. Теории мотивации предполагают по умолчанию, что инициирование действия возникает сразу же вслед за тем, как появляется результирующая мотивационная тенденция. Однако это не всегда соответствует действительности, поскольку реализация сложившейся интенции начинается только тогда, когда наступает подходящий для этого момент. В случае, если такой момент наступает, существует вероятность того, что он может быть упущен или же доминирующей в данный момент становится другая тенденция. Таким образом, в инициировании действия возникает проблема, которая может вызвать конфликт между конкурирующими тенденциями. Поэтому конфликты, возникающие при инициировании действия, легко обнаруживаются как конфликты мотивов, подобно тому, как это происходит в акте принятия решения при формировании интенции. Здесь уместно вспомнить известный пример У. Джемса [James, 1890] — дискуссию с самим собой по поводу вставания с постели зимним утром. Подобный конфликт разрешается обычно благодаря тому, что находящийся в постели вспоминает о тех многочисленных делах, которые ему предстоит осуществить в этот день. В данном случае речь для него не идет о том, нужно ли вообще вставать с постели. Решение о вставании уже принято заранее, вопрос заключается лишь в том, когда будет инициировано данное намерение. В данном случае для такого инициирования оказывается достаточно одной мысли о предстоящих делах. Н. Ах связывает инициирование действия с представлениями субъекта об условиях достижения цели, т. е. с появлением внешних обстоятельств, которые дают возможность действовать в соответствии с интенцией. Чем точнее соответствуют друг другу обстоятельства действия и способ реализации действия, тем совершеннее процесс инициирования. Эта закономерность отражена в законе «специфической детерминации», который гласит: «чем специфичнее содержание детерминации, тем быстрее и надежнее она осуществляется [Ach, 1935, р. 244]. Левин [Levin, 1926] рассматривает условия, при которых может реализовы-ваться интенция к действию. Однако в исследованиях мотивации пока не разработана модель собственно инициирования действия, за исключением динамической теории действия Аткинсона и Берча [Atkinson, Birch, 1970]. Но и эта теория рассматривает прежде всего относительные условия проявления конкурирующих тенденций действия, и в то же время остаются нераскрытыми такие вопросы, как время и обстоятельства, в которых могут быть инициированы отдельные действия. Хекхаузен Х. 2003. С. 311 Г. Мюнстерберг [1997], например, рассматривая волевое поведение человека, чаще говорил о внутреннем импульсе, а не о волевом усилии, видя в первом ключ к пониманию тайны воли. Запуск действия, по Г. Мюнстербергу, осуществляется без волевого напряжения, т. е. без волевого усилия, лишь за счет внутреннего импульса (понимаемого им, правда, весьма своеобразно). Несомненно, что напряжение, характерное для волевого усилия, при запуске и осуществлении двигательных и интеллектуальных действий, при отсутствии внешних и внутренних препятствий, как правило, не ощущаемо (поэтому человеку кажется, что действие совершилось само по себе). Например, П. А. Рудик [1967] 4.2. Представления о сознательной инициации волевых действий 95 считал, что когда человек действует, не встречая даже самых незначительных трудностей, он выполняет требуемое действие без затраты усилий, т. е. как бы непроизвольно. Однако действия человека, даже автоматизированные, все равно остаются произвольными, и для их запуска нужен сознательный импульс. Таким образом, в случаях отсутствия затруднений не требуется особого напряжения или усиления побуждений, следовательно, нет оснований говорить о том, что волевое усилие участвует в инициации волевого действия. Даже случаи с борьбой мотивов не очень убеждают в том, что принятие решения происходит с участием волевого усилия, проявляющегося в мышечном напряжении. Хотя К. К. Платонов и писал о наличии внутреннего сопротивления, противодействия, для его преодоления человеку скорее нужны разумные доводы, а не волевое напряжение. Не принимаем ли мы подчас за волевое усилие победу разума над побуждением, желанием, чувством? Таким образом, есть основания выделять в качестве пускового механизма («толчка») реального действия, движения именно волевой импульс, а не волевое усилие. В связи с этим трудно согласиться с мнением о том, что «волевое усилие пронизывает все звенья волевого акта, начиная от осознания цели и заканчивая исполнением решения» [Общая психология. 1997, с. 345]. Очевидно, что функции волевого импульса и волевого усилия разные. Волевой импульс сопутствует началу всякого произвольного действия: умственного — импульс к началу продумывания задачи, сенсорного — к началу рассматривания объекта, двигательного — к началу движения и т. п. Волевой импульс способствует также переходу от одной операции к другой, если действие не автоматизировано и не образовался динамический стереотип по И. П. Павлову, когда окончание одной операции служит сигналом для начала последующей, и, следовательно, давать себе команды вроде бы и не требуется (хотя и это спорно). Сказанное подводит нас к вопросу: правильно ли связывать начало всякого волевого акта (его инициацию), в том числе и принятие решения, с волевым усилием? Волевое усилие характеризуется волевым напряжением, следовательно, при начале любого волевого (произвольного) действия мы должны были бы ощущать, переживать это напряжение. В действительности же этого нет: для того, чтобы шевельнуть пальцем, надо не напрячься, а захотеть это сделать и дать себе команду, т. е. послать мышцам волевой (от разума) импульс. Идея о запуске произвольных действий с помощью волевого импульса, а не только и не столько с помощью волевого усилия проглядывает в высказываниях многих авторов. В одной из своих работ В. И. Селиванов [1975] также использовал понятие «волевой импульс», незаметно подменившее у него понятие «волевое усилие», о котором до этого шла речь. Думается, что такая подмена произошла у В. И. Селиванова хотя и непреднамеренно, но и не случайно. Так, он писал о двух видах волевой регуляции, которые, в общем виде, можно обозначить как пусковую и мобилизационную: «Очевидно, надо различать два вида волевой регуляции: 1) пусковую, связанную с постановкой цели, решением и началом действия; 2) исполнительскую, когда требуется затрата волевых усилий на то, чтобы в нужный момент действие усилить или ослабить, ускорить или замедлить, проконтролировать результат, исправить ошибки и остановить действие» [там же, с. 23]. В этом высказывании речь еще 96 Глава 4. Самоинициация произвольных действий не идет о разных видах волевых усилий, но обращает на себя внимание то, что пусковую регуляцию автор не связывал с волевым усилием. В. И. Селиванов писал также, что сознательный сигнал-стимул включает активность человека и что пусковая волевая регуляция нередко осуществляется по принципу «рубильника». Примечательна и мысль В. И. Селиванова, что волевой импульс имеет все признаки внутреннего сознательного стимула. Далее В. И. Селиванов отмечал: «В случае конфликта между мотивами одинаковой силы исход борьбы определяется волевым импульсом, который имеет все признаки стимула и… рефлекторно [курсив мой. — Е. И.] усиливает один из альтернативных мотивов» [там же, с. 24]. О таком же различении двух видов волевой регуляции свидетельствуют взгляды В. И. Селиванова на усилия, используемые человеком в процессе психической регуляции. Автор отделял непреднамеренные усилия от преднамеренных, т. е. волевых усилий. Непреднамеренные усилия, считал В. И. Селиванов, бывают двух видов: первичные, бессознательные, и вторичные, привычные. Первичные усилия, являясь онтогенетически исходными, включаются в качестве компонента в систему психической регуляции человека уже в первые годы жизни. Каждый раз при встрече с препятствиями ребенок неосознанно мобилизуется, чтобы преодолеть препятствие и достигнуть цели, пока еще мало осознанной или неосознанной совсем (в случае с инстинктивными актами). В процессе формирования предметной деятельности происходит осознавание целей и трудностей их достижения и вместе с этим осознавание усилий, переход их в преднамеренные, волевые. Зарождается механизм, позволяющий осуществлять сознательную регуляцию поведения и деятельности. Когда действия повторяются и переходят в привычные, отдельные операции этих действий автоматизируются. Вместе с автоматизацией, считал В. И. Селиванов, осуществляется переход волевых, преднамеренных усилий в непреднамеренные, но уже вторичные по происхождению, поскольку они зародились в структуре предметного действия в условиях научения. Для запуска привычного действия человеку достаточно одного сознательно-волевого импульса небольшой силы, выраженного, например, мелькнувшим в голове словом «надо», а для осуществления операции не требуется и этого; здесь распределение нужной энергии закреплено уже в стереотипе действия. Но если при выполнении привычного действия возникает непредвиденная трудность, то сразу же осуществляется переход операционного привычного усилия в актуализированное волевое. Близкие к этим представления о трансформации волевого усилия имелись и у А. И. Высоцкого [1982]. Он писал, что со временем процесс преодоления различных трудностей обобщается и самостимуляция принимает более свернутую форму, а это позволяет значительно легче мобилизовать волевые качества. При большом опыте самостимуляция необходима только для запуска деятельности и для периодической ее коррекции. В результате она становится главным компонентом в психологической структуре волевой активности человека. О двух видах волевых усилий пишет В. К. Калин. Он считает, что «волевое усилие является механизмом волевой регуляции, работающим на “стыке” двух “этажей” формообразующих процессов деятельности. На первом этаже оно представлено своей исходной (первичной) формой — преднамеренным усилием, зада- 4.2. Представления о сознательной инициации волевых действий 97 ющим режим реализации предметного действия (формообразующая часть реализации программы действия)… При недостаточной эффективности предметного действия, приводящей к активизации рефлексивных процессов, это усилие, оказавшись предметом рефлексии, становится собственно волевым усилием, механизмом точной сознательной саморегуляции режима активности субъекта деятельности. Таким образом, рефлексия является не только атрибутом, но и признаком волевого усилия как формообразующего механизма» [1983, с. 169]. В этом высказывании обращает на себя внимание разведение двух видов усилия: преднамеренного, которое, как можно понять из высказывания, выполняет роль импульса, запускающего программу действия (очевидно, это то, что я называю волевым импульсом), и собственно волевого усилия, связанного с преодолением затруднений. Недостаточная эффективность выполняемого действия приводит к тому, что человек начинает обращать внимание на прилагаемое им усилие, следовательно, начинает его регулировать. Очевидно также, что преднамеренное усилие имеет место всегда и проявляется раньше, чем собственно волевое усилие (если таковое потребуется). Это тоже дает основание рассматривать преднамеренное усилие не как волевое усилие, а как волевой импульс, запускающий произвольное предметное действие. В. А. Иванников предположил, что побуждение к действию может регулироваться и произвольным способом, а не только с помощью волевой регуляции (он, как и многие психологи, считал волевую регуляцию, связанную с преодолением затруднений, частью произвольной). Это высказывание В. А. Иванникова можно расценить как допущение им возможности запуска произвольного действия без волевого усилия, тем более что существование этого усилия он тоже отрицал. Б. Н. Смирнов [1974; 1983] высказал следующую точку зрения: механизмом инициации произвольных действий является не волевое усилие, а самоприказ. Попытки Е. И. Бойко [1961] выявить психофизиологические механизмы волевого усилия также привели его к выводу о существовании сложных зависимостей волевых актов от характера второсигнальной импульсации. Здесь надо заметить, что сам по себе самоприказ еще ничего не решает: сколько себе ни приказывай — без потребности, цели, определяющих смысл действия, оно не произойдет. Приказ должен наложиться на потребностное побуждение, стать целесообразным. Поэтому в общих чертах волевой импульс можно рассматривать как сплав потребностного (мотивационного) побуждения с самоприказом. ГЛАВА 5 ^ как форма произвольного управления Как уже говорилось в главе 2, самоконтроль является одной из форм проявления самоуправления действиями и поведением и саморегуляции состояний. Его необходимость подчеркнута Г. С. Никифоровым, автором двух монографий по этой проблеме [1977; 1989]. В частности, он отмечает, что самоконтроль является обязательным признаком сознания и самосознания и выступает как условие адекватного психического отражения человеком своего внутреннего мира и окружающей его объективной реальности. Г. С. Никифоров рассматривал самоконтроль как неотъемлемый компонент процессов самоуправления и саморегулирования. В то же время вызывает сомнение представление о том, что самоконтроль распространяется на все этапы деятельности и действий, в том числе и на этапы мотивации, планирования, программирования, — в связи с чем выделяют не только текущий (промежуточный) и результирующий виды самоконтроля, но и предварительный (антиципирующий). Предвидеть (антиципировать) или учитывать при планировании какие-то факторы — не значит контролировать, сличать. ^ Упоминание о самоконтроле имеется уже у Аристотеля, однако научное изучение этого аспекта самоуправления началось лишь на границе XIX–XX вв. Правда, можно указать на работу Ч. Белла [Bell, 1826], в которой впервые был поставлен вопрос о проприорецепции как обратной связи контроля за движениями. Позднее данная идея была высказана и И. М. Сеченовым. Однако эти взгляды касались лишь узкого вопроса — управления и контроля движений, а не самоконтроля как принципа произвольного управления. Одним из первых, кто занимался этой проблемой с психологических позиций, был З. Фрейд [Freud, 1922]. Чтобы объяснить способность человека контролировать свое поведение, этот автор постулировал наличие в составе психики некоторого внутреннего агента, который принимает решения, связанные с контролем 5.1. Развитие идеи о самоконтроле 99 поведения. З. Фрейд интерпретировал самоконтроль как инстинкт самосохранения «Я». Развитие «Я» автоматически ведет к усилению самоконтроля. В нашей стране вопросы, связанные с самоконтролем действий, рассматривали Н. Н. Ланге и Н. А. Белов. В своих, к сожалению малоизвестных, работах Н. А. Белов [1921] говорил об обратной связи (ее он назвал «параллельно-перекрестная связь») как о принципе, общем для биологических и технических систем. Но широко подобные вопросы стали обсуждаться лишь в 1960-х гг. в связи с дискуссией об «обратной связи» и кольцевом принципе управления, чему способствовало проникновение идей кибернетики в физиологию и психологию. В эти годы стали проводить аналогии между живым организмом и техническими саморегулирующимися системами. Акцентирование внимания на «обратной связи» (проприорецептивной сигнализации и сигнализации от внешних органов чувств о результатах осуществляемых или завершенных действий) поставило исследователей перед необходимостью выделения этапов деятельности систем управления и регуляции, без которых использование «обратной связи» было бы невозможным. Возникли представления о механизмах (или аппаратах) предвидения, сличения, задавания цели и программирования (К. Крейк [Kraik, 1947]; Т. К. Рач [1960]; Н. А. Бернштейн [1966]; П. К. Анохин [1978]; Л. В. Чхаидзе [1965] и др.). Основанием для пересмотра прежних представлений И. П. Павлова о рефлекторной дуге послужили факты, согласно которым один и тот же эффект мог достигаться (с точки зрения внутренней структуры двигательных действий) разными путями. Н. И. Гращенков с соавторами [1962] обосновывал замену рефлекторной дуги рефлекторным кольцом тем, что в старой схеме рефлекса все звенья рефлекторной дуги жестко фиксированы и предопределены пусковыми стимулами. Поэтому всевозможные отклонения в рефлекторном акте, возникшие в связи с воздействием других стимулов, должны были бы неизбежно вести к отклонению от конечного результата действия, в связи с чем этот рефлекс оказался бы не столь уж целесообразным. Избежать такого исхода помогает коррекция, осуществляемая по ходу выполнения действия. Однако эта коррекция возможна только в том случае, если система управления будет получать по каналам обратной связи информацию о том, что происходит на периферии (в работающей системе). Были предложены различные схемы управления с помощью рефлекторного кольца: модель функциональной системы П. К. Анохина (рис. 2.2), «рефлекторное кольцо» Н. А. Бернштейна (рис. 5.1) и др. В этих схемах, изображающих механизм самоуправления и саморегуляции, ведущая роль принадлежит «обратной связи» с входящим в нее прибором (аппаратом) сличения. Хотя эти схемы разработаны для биологических систем и уточняют характер рефлекторных реакций, однако несомненно, что подобные же механизмы работают и при произвольном управлении человеком своим поведением, обогащаясь вовлечением в это управление самосознания и второй сигнальной системы (по И. П. Павлову). В дальнейшем усилия зарубежных психологов были направлены на установление того факта, что самоконтролю обучаются, что самоконтроль — это заученная стратегия (А. Бандура и Б. Мишель [Bandura, Mishel, 1969]; Г. Девидсон [Davidson, 1968]; Ф. Логан [Logan, 1972]; Д. Премарк и Б. Энглин [Premark, 100 Глава 5. Сознательный самоконтроль как форма произвольного управления  Рис. 5.1. Схема рефлекторного кольца по Н. А. Бернштейну Anglin, 1973]; Е. Торенсон и М. Махони [Thorenson, Mohoney, 1974] и др.). Наблюдалась тенденция размывания этого понятия, практическое отождествление самоконтроля с самоуправлением. Начиная с 1970-х гг. понятие «воля» у западных психологов стало заменяться понятием «самоконтроль» (Ю. Куль [J. Kuhl, 1983, 1987]). Ниже привожу изложение его теории, данное С. А. Шапкиным (1997). Ю. Куль опирается на современные представления о системном строении психики человека и пытается исследовать волевую сферу личности как систему, состоящую из достаточно автономных субсистем. Реализация функций целой системы контроля за действием возможна лишь при гибком, согласованном взаимодействии субсистем, обеспечивающих удержание в активном состоянии намерений и достижение целей в ситуации, благоприятствующей этому, а также прекращение целенаправленной активности в ситуации, неблагоприятной для этого. «Понятие “воля” или “волевые процессы” описывает категорию взаимодействующих психических функций, которые при возникновении трудностей реализации действия опосредуют 5.1. Развитие идеи о самоконтроле 101 временну′ю, пространственную, содержательную и стилевую координацию большого числа отдельных механизмов внутри и между разными субсистемами, такими как восприятие, внимание, память, эмоции, мотивация, система активации (темперамент) и моторика, на основе единого принципа управления, который мы называем “Намерение” или “Цель”...» [Кuhl, 1994]. Шапкин С. А., 1997 Ю. Куль выделяет следующие механизмы, которые способствуют реализации намерения вплоть до достижения цели и обеспечиваются разными субсистемами (психическими функциями). Эти механизмы реализуются чаще всего на неосознаваемом уровне, однако могут принимать форму осознанных стратегий. ^ . Речь идет о стратегии, которая усиливает мотива-ционную тенденцию, лежащую в основе намерения. Это происходит за счет возобновления мотивационного процесса, удерживающего в поле внимания субъекта позитивные ожидания и внешние стимулы, благоприятные для выполнения деятельности. Таким образом, система контроля за действием «поддерживает» моти-вационную систему, усиливая тем самым актуальное намерение. ^ . Этот механизм обеспечивает направленность внимания на информацию, которая относится к реализации намерения. Это особенно важно в ситуации, когда, например, возникает опасность потерять из виду целевой объект. ^ . Постулируется наличие своеобразного «интенцион-ного» фильтра уже на ранних стадиях восприятия: перцептивная система более чувствительна к характеристикам поступающей информации, которые связаны с намерением, и наоборот, блокирует информацию, иррелевантную намерению. Перцептивные категории, связанные с намерением, находятся в большей «готовности», требуют меньших затрат времени на обработку и раньше других получают доступ к системам регуляции действия. ^ Субъект обладает «знаниями» об эмоциональных состояниях, которые способствуют или препятствуют реализации намерения. Если эмоциональный фон затрудняет достижение цели, система контроля за действием стремится изменить его. ^ . Неудача в ходе реализации намерения и ее эмоциональные последствия (разочарование или досада) приводят к мобилизации дополнительных усилий либо, наоборот, к снижению усилий вплоть до временного отказа от достижения цели ввиду неблагоприятных обстоятельств. ^ . Показано, что информация, связанная с намерением, обрабатывается по экономной (с точки зрения усилий и затрат времени) стратегии. Тем самым открывается наиболее короткий путь к инициированию действия, связанного с намерением. Если действие по каким-то причинам неприемлемо отсрочивается, информация о намерении хранится в оперативной памяти в особом, «активированном» виде. Даже будучи неосознаваемой, эта информация является легко доступной субъекту при возникновении ситуации, благоприятной для возобновления действия, связанного с намерением (вариант эффекта Зейгарник). ^ Этот механизм заключается в предусмотрительности, охраняющей человека от соблазнов путем устранения из поля деятельности 102 Глава 5. Сознательный самоконтроль как форма произвольного управления и окружающей среды предметов, провоцирующих нежелательные действия. Так, например, желающие похудеть убирают из дома сладости. Таким образом, современные представления о множественности процессов, опосредующих волевую регуляцию, побудили Ю. Куля и других психологов отказаться от понятия «воля» («Wille») в традиционном смысле и заменить его понятием «контроль за действием» («Volition»), которое является более широким и описывает не только волевую регуляцию по типу подавления конкурирующих тенденций действия, но и всю совокупность процессов, опосредующих реализацию намерения. Согласно Ю. Кулю (1983), намерение состоит из ряда элементов, объединенных в единую сеть. Ключевыми элементами этой сети являются когнитивные репрезентации настоящего, будущего (потребного), а также текущего состояния. Настоящее состояние связано с процессами инициирования действия, будущее состояние — с процессами репрезентации цели и способов ее достижения, текущее состояние связано с контролем как прошлых, так и будущих событий, способных повлиять на осуществление действия (например, успех или неудача в прошлой деятельности, а также ожидание того или иного исхода в будущем). Если все указанные элементы намерения активированы в одинаковой степени, намерение является полноценным и действие реализуется наиболее эффективно. Другими словами, для генерирования полноценного намерения субъекту должна репрезентироваться однозначная связь между: 1) мотивом, 2) целью и 3) способами достижения цели. Если какой-либо из этих элементов отсутствует или недостаточно представлен, то субъект уделяет этому элементу повышенное внимание (осознанно или неосознанно) и дополнительно перерабатывает информацию, связанную с недостающим элементом. Это является, по мнению Ю. Куля, наиболее вероятной причиной возникновения неполноценного намерения (degenerirte Intention), которое возобновляет само себя, «зацикливается», но не воплощается в действие. При этом неполноценное намерение остается активированным и занимает ресурсы оперативной памяти, которых может оказаться недостаточно для реализации актуального намерения. Можно сказать, что неполноценные намерения «работают сами на себя», т. е. на поддержание состояния системы контроля за действием (Lageorientierung), мешая выполнению основной функции системы — регуляции актуального действия (Handlungsorientierung). Предполагается, что существуют люди, более или менее подверженные формированию неполноценных намерений. Субъекты, названные впоследствии ориентированными на состояние (ОС), сообщали в самоотчетах о трудностях инициирования действия (даже при актуализации мотива и наличии цели), повторяющихся мыслях по поводу незавершенных намерений (которые в данный момент не могут быть реализованы) или свершившихся неудач (когда уже ничего нельзя изменить). В противоположность этому, ориентированные на действие (ОД) не обнаруживают на уровне субъективных переживаний каких-либо мыслей и эмоций, которые могли бы помешать реализации намерения. Отсюда делается вывод, что ОД-субъекты осуществляют регуляцию намеренного действия непроизвольно: действие, основанное на полноценном намерении, управляется как бы само по себе и не требует постоянного контроля со стороны сознания. Эта феноменология позволила Ю. Кулю пересмотреть классическую точку зрения на волевые процессы. 5.1. Развитие идеи о самоконтроле 103 Традиционное понимание воли как усилия, направленного на подавление конкурирующих тенденций действия, прочно укоренилось в психологии. Следует отметить, что «сила воли» как способность противостоять соблазнам, самоконтроль, аскетизм на протяжении веков являлись поощряемыми христианскими добродетелями. Ю. Куль одним из первых сделал предположение о том, что существует альтернативная форма регуляции действия, при которой не требуется дополнительных ресурсов для преодоления препятствий актуальному намерению и регуляция осуществляется по совсем иному принципу — за счет перераспределения «функциональных обязанностей» между компонентами психической системы. Воля, таким образом, при определенных условиях может превращаться из «командира полка» в «дирижера оркестра». Пользуясь этой метафорой, можно сказать, что в каждое мгновение жизни личности под руководством «дирижера» играется пьеса «Достижение цели»: «дирижер» слушает «голоса» разных психических функций и, зная возможности каждой из них, «решает», в какой мере и в какой последовательности эти психические функции должны быть вовлечены в общий «концерт». Итак, Ю. Куль говорит как минимум о двух типах волевой регуляции. Первый тип, который лежит в основе традиционного понимания воли и который был назван «самоконтроль» (selbstkontrolle), феноменологически проявляется в произвольном внимании, направленном на целевой объект, и усилиях субъекта повысить уровень собственной активности. Эмоции, сопровождающие деятельность, воспринимаются как мешающие и постоянно присутствуют в сознании субъекта. При этом эмоции связаны преимущественно с конечным результатом (например, чувство опасения — «получится ли?»). Переживаемая эмоциональная напряженность оказывается выше, чем операциональная напряженность (т. е. напряженность, обусловленная характером задачи). При возникновении препятствий необходимы дополнительные циклы произвольного контроля для того, чтобы предотвратить срыв деятельности. На уровне субсистем, обеспечивающих волевые функции, «самоконтроль» характеризуется направленностью на активное подавление факторов, выводящих систему достижения цели из равновесия (например, подавление конкурирующего намерения или мыслей о неуспехе в ходе деятельности). Это подавление осуществляется волевым усилием со стороны «Я», которое сопровождается переживанием конфликта на сознательном уровне. Подавляемые события имеют, однако, определенный потенциал противодействия, что, в свою очередь, приводит к необходимости нового цикла подавления и, таким образом, к эскалации контроля. Процесс согласования внутри системы при этом может настолько затянуться, что изначальная тенденция действия так и не будет инициирована либо, будучи инициированной, не получит завершения: директивный гиперконтроль приводит парадоксальным образом к потере контроля. Кроме того, попытки подавления негативных факторов на произвольном уровне (например, в виде «самоприказа») задействуют значительное количество ресурсов, которые могли бы быть направлены на регуляцию действия. Исследованию этого механизма посвящено значительное количество работ в области клинической психологии и психотерапии [Франкл, 1990; Wengег & Rорег, 1988]. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям