|
Скачать 5.19 Mb.
|
^ Конвенции Практический интерес представляет предусмотренное параграфом 1 (а) статьи 5 основание к законному лишению свободы лиц в связи с отбыванием ими наказания, назначенного по приговору суда. Следует отметить, что пункт (а) параграфа 1 статьи 5 Конвенции предполагает законное содержание лица под стражей на основании признания его виновным судом. При обращении в Европейский Суд следует иметь в виду, что законность или незаконность судебного приговора, на основании которого лицо содержится в заключении, Европейским Судом не принимается во внимание и не подвергается переоценке. Имеет значение лишь то, что обвинительный приговор вынесен, и согласно этому приговору лицо осуждено к лишению свободы. В этом случае заявителю уместно ставить вопрос о возможных нарушениях статьи 6 Конвенции, которая гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, если таковые нарушения имели место. При этом форма лишения свободы не имеет значения: например, под данный пункт подпадает помещение в психиатрическую клинику как форма наказания8 или лишение свободы в виде дисциплинарного наказания9. Нахождение в заключении в период до вынесения решения судом кассационной или апелляционной инстанций также регулируется данной статьей10. ^ Конвенции Из всего перечня оснований задержания и ареста, закрепленного в параграфе 1 статьи 5 Конвенции, наибольший интерес для практикующего юриста представляет пункт (с). Пункт (с) параграфа 1 статьи 5 Конвенции предполагает арест или задержание только в том случае, если имеются обоснованные подозрения в совершении правонарушения, или есть достаточные основания полагать, что лицо может скрыться. Хотя органы предварительного расследования практически всегда указывают эти мотивы как формальный повод к задержанию (аресту), в то же время они часто не обременяют себя каким-либо обоснованием этих своих утверждений. «Обоснованное подозрение» Термин «обоснованное подозрение» был подвергнут анализу Судом в деле ^ , где это было определено следующим образом. Наличие «обоснованного подозрения» предполагает существование фактов или информации, которая, на взгляд объективного наблюдателя, свидетельствовала бы о том, что данное лицо могло совершить расследуемое преступление. То, что может быть признано в качестве «обоснованного подозрения», зависит от всех обстоятельств и должно быть оценено на основе фактов, известных на момент ареста, а не впоследствии. На этой стадии не требуется доказательств, что преступление было совершено11. Также не требуется доказывать, что если факт преступления имел место, то в его совершении виновно данное лицо. Основным критерием «обоснованности подозрения» будет служить «добросовестность подозрения», однако надо понимать, что недостаточно просто искренней уверенности и внутреннего убеждения лица, проводящего предварительное расследование, — должны существовать объективные основания, оправдывающие задержание и/или арест. «Достаточные основания» Хотя второе основание статьи 5 (1) (c) позволяет производить задержание и в том случае, когда необходимо предотвращение совершения задержанным правонарушения или чтобы помешать ему скрыться после его совершения, задержание, произведенное по этому основанию, всегда подлежит внимательному изучению на предмет действительного наличия фактов, обусловивших данное задержание. Это право означает не более чем средство предотвращения конкретного преступления12. Это основание не дает права пользоваться задержанием для того, чтобы просто облегчить работу следственным органам. Также это не есть разрешение применения мер общего предотвращения (превентивных мер), направленных против одного человека или категории людей, просто на основании того, что он или они имеют склонность совершать преступления. В деле ^ Европейский Суд постановил, что осуществление интернирования, даже если оно разрешено внутригосударственным правом, просто «для сохранения мира и поддержания порядка» без реальной необходимости и действительного подозрения в том, что было совершено преступление (или уверенности, что необходимо предотвратить совершение преступления), не соответствует условиям параграфа 1 (c) статьи 5 Конвенции (перевод и трактовка автора). Следует также отметить, что право, закрепленное в пункте (с) параграфа 1 статьи 5 Конвенции, формирует «единое целое»13 с параграфом 3 статьи 5, которая гарантирует каждому арестованному или задержанному в соответствии с положениями пункта (с) параграфа 1 статьи 5 лицу право быть незамедлительно доставленным к судье, а также право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Данная норма будет освещена ниже, в соответствующем разделе. Заслуживает интереса дело^ �, в котором Суд развил многие конкретные положения статьи 5 (1). «58. Лицо, обвиненное в правонарушении, должно всегда освобождаться до суда, кроме случаев, когда государство может предъявить «соответствующие и достаточные» основания в оправдание продленного содержания под стражей (см. в качестве классической ссылки дело Wemhoff v. Germany, судебное решение от 27 июня 1968 г.; дело Yagci and Sargin v. Turkey, судебное решение от 8 июня 1995 года). 59. Прецедентное право Конвенции разработало 4 базовых приемлемых основания в отказе в освобождении под подписку о невыезде: риск, что лицо, которому предъявлено обвинение, не появится на суде; риск, что лицо, которому предъявлено обвинение, в случае освобождения предпримет действия, чтобы помешать отправлению правосудия, либо совершит дальнейшие правонарушения или нарушит общественный порядок. 60. Опасность возможности скрыться от правосудия не может определяться исключительно суровостью возможного приговора; она должна оцениваться относительно других соответствующих факторов, которые могут либо подтвердить наличие опасности скрыться от правосудия либо сделать ее столь незначительной, что она не сможет оправдать досудебное содержание под стражей. 61. […] Продление содержания под стражей может быть оправдано в данном случае, только если имеются конкретные признаки того, что это действительно требуется общественными интересами, которые, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивают право уважения личной свободы (дело W v. Switzerland)»14. Пункт (е) параграфа 1 статьи 5 Конвенции Относительно п. (е) параграфа 1 статьи 5 Конвенции следует иметь в виду, что Европейский Суд по делу ^ выявил проблему неправильного применения норм национального законодательства при решении вопроса о заключении под стражу душевнобольных лиц. Так, в решении по этому делу Европейский Суд указал: «33. ...Власти должны также соблюдать необходимые условия, предусмотренные внутригосударственным правом для случаев разбирательства о необходимости ограничения свободы граждан (Erkalo v. The Netherlands, решение от 2 сентября 1998 г., параграф 57). 34. Прежде всего, национальные власти, особенно судьи, обязаны интерпретировать и применять внутригосударственное право. Однако, поскольку в соответствии со статьей 5, параграф 1, неисполнение положений внутригосударственного права представляет собой нарушение Конвенции, из этого следует, что Европейский Суд и должен, и обязан провести проверку утверждений о нарушениях подобного рода (Benham v. The United Kingdom, решение от 10 июня 1996 г., параграф 41). 35. Суд отмечает, что согласно статье 34-1 Закона “О психиатрической помощи” суд должен рассмотреть заявление о принудительной госпитализации лица в психиатрический стационар в течение 5 дней с момента поступления заявления. В данном случае больница подала заявление 26 сентября 1999 г., но только 5 ноября 1999 г., то есть 39-ю днями позже, оно было рассмотрено Орджоникидзевским районным судом, поэтому принудительная госпитализация заявительницы не соответствовала процедуре, предусмотренной законом. Следовательно, имелось нарушение статьи 5 параграф 1 Конвенции»15. Практика ведения подобных дел показывает, что суды часто допускают также нарушения статьи 34(2) Закона РФ «О психиатрической помощи», который гарантирует лицу, в отношении которого применяется мера недобровольной госпитализации, присутствовать на судебном разбирательстве лично и быть представленным защитником. Во многих случаях, так же как по делу Ракевич, нарушаются сроки рассмотрений жалоб на незаконную госпитализацию. ^ 5 Конвенции Внутренним законодательством РФ, которое регулирует порядок задержания лица по запросу иностранного государства, является Уголовно-процессуальный кодекс РФ. Часть 1 статьи 466 УПК РФ предусматривает право Генерального прокурора РФ или его заместителя решать вопрос об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении лица, по которому направлен запрос о выдаче, в целях обеспечения возможности выдачи лица. Из данной нормы закона можно сделать вывод, что целью избрания меры пресечения в случае поступления запроса иностранного государства о выдаче является обеспечение возможности такой выдачи. Таким образом, мера пресечения в виде заключения под стражу в указанных случаях может быть избрана тогда, когда отсутствуют обстоятельства, при которых выдача не допускается. Данный вывод подтверждается и положениями Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Минск, 22 января 1993 г.), статья 60 которой предусматривает: «По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением случаев, когда выдача не может быть произведена». Таким образом, если имеются обстоятельства, при которых выдача лица по запросу иностранного государства не допускается, в отношении него не может быть избрана мера пресечения в виде заключения под стражу для обеспечения возможности выдачи. Иное толкование противоречит логике закона. В связи с указанным необходимо отметить, что в соответствии с нормами российского и международного права имеется ряд безусловных обстоятельств, при наличии которых выдача запрещена. ^ Часть 1 статьи 61 Конституции РФ предусматривает: «Гражданин Российской Федерация не может быть выслан за пределы Российской Федерации или выдан другому государству». Императивный характер также носит и пункт 1 части 1 статьи 464 УПК РФ. Указанная статья полностью согласуется с Конституцией РФ и предусматривает, что выдача лица не допускается, если лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации. Императивный характер носит также статья 4 Закона РФ «О гражданстве» от 19 апреля 2002 года. В пункте 5 статьи 4 Закона указано, что гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации или выдан иностранному государству. Подобное утверждение относится и к лицам, имеющим статус беженца, так как в соответствии с частью 1 пункта 2 статьи 464 УПК РФ не допускается выдача лиц, которые являются беженцами. УПК РФ (статья 464, часть 1) предусматривает еще ряд безусловных обстоятельств, при которых выдача не допускается, а именно, если: — в отношении указанного в запросе лица на территории РФ за то же самое деяние вынесен вступивший в силу приговор или прекращено производство по уголовному делу; — в соответствии с законодательством РФ уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию; — имеется вступившее в законную силу решение суда РФ о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством РФ. Таким образом, если запрос о выдаче поступил в отношении лица, выдача которого не допускается ни при каких обстоятельствах, такое лицо не может быть заключено под стражу для обеспечения возможности выдачи. Несмотря на прямой запрет выдачи лиц указанных категорий, такие лица на практике нередко задерживаются российскими правоохранительными органами в связи с запросом о выдаче и содержатся под стражей в течение длительных сроков. Поскольку в подобных случаях отсутствуют законные основания для содержания под стражей, предусмотренные нормами российского и международного права, содержание таких лиц под стражей является прямым нарушением пункта f параграфа 1 статьи 5 Конвенции. В Российской Федерации вопросы заключения лица под стражу регулирует Уголовно-процессуальный кодекс. В УПК РФ вопросы заключения лица под стражу и сроки содержания лица под стражей регулируются статьями 108 и 109. Представляется, что именно этими нормами должны регулироваться вопросы содержания под стражей лиц, в отношении которых решается вопрос о выдаче. Тем не менее, нечеткость уголовно-процессуального закона, который непосредственно не отсылает к данным статьям в ситуациях, связанных с выдачей, способствует тому, что на практике допускаются указанные выше нарушения. Терминологические аспекты статьи 5 Как было указано выше, параграфы 2, 3, 4 статьи 5 Конвенции предусматривают ряд минимальных гарантий, которые должны обеспечиваться каждому арестованному или задержанному. В этих параграфах наряду с понятием «ареста» используется термин «задержание». При анализе этих норм, прежде всего, необходимо внести терминологическую ясность, что имеет не только важнейшее теоретическое, но и не менее серьезное практическое значение. При этом можно с уверенностью утверждать, что понимание этих терминов в английском и русском языках разнится «с точностью до наоборот». Слово «arrest» в английском языке означает первичное задержание и ограничение свободы передвижения индивидуума, то есть то, что в русском языке обозначает понятие «задержание». Слово же «detention» традиционно переводится на русский язык как «задержание», тогда как на самом деле означает досудебное содержание под стражей, то есть то, что является арестом согласно российскому законодательству и требует соответствующего решения суда. Непонимание этой разницы произвольно сужает круг лиц, на которых распространяются эти важнейшие гарантии Европейской Конвенции. Мы исходим из того, что все гарантии, предусмотренные статьей 5 Конвенции, распространяются на всех лиц, которые лишены свободы. Например, в параграфе 2 статьи 5 Конвенции (в русском переводе) используется термин «арестованный» (в переводе с английского «arrested»). С таким переводом никак нельзя согласиться. Не претендуя на официальный перевод Европейской Конвенции, мы полагаем, что термин «задержанный» является правильным переводом этой нормы в контексте Конвенции, и поэтому будет применяться в данной работе. Какой момент считать моментом АРЕСТА?16 Этот вопрос часто возникает на практике. Независимо от специфики законодательства той или иной страны моментом ареста (задержания), по нашему мнению, следует считать момент, после которого человек ограничен в свободе передвижения. Таким образом, даже если лицо принудительно оставлено в кабинете следователя «для беседы», — с этого момента задержание уже состоялось. Практикующие адвокаты часто приводят примеры многочасового задержания их подзащитных и их недо-пуска к делу со ссылкой на то, что следователь-де в настоящее время «просто разговаривает» с лицом, «опрашивает» его или допрашивает в качестве свидетеля, и, следовательно, оснований к допуску адвоката нет. По нашему мнению, это результат именно неверного понимания действительного момента задержания. Разумеется, если некоему лицу предложили пройти в отделение милиции для того, чтобы получить от него необходимые для следствия показания, то нет оснований незамедлительно считать, что был применен «арест» (задержание). Однако если данное лицо категорически возражает против дачи показаний и протестует против удерживания его в отделении милиции, можно смело говорить о том, что имеет место задержание, которое по требованию лица следует процессуально оформить. В то же время, Суд предостерегает от упрощенного подхода к проблеме ограничения свободы. Национальные органы часто располагают согласно внутреннему закону страны довольно широкими возможностями по проведению расследования в сочетании с правом на содержание под стражей, например, с целью проведения личного обыска, или взятия отпечатков пальцев, или организации очной ставки для проверки личности подозреваемого. Нет уверенности в том, что некоторые случаи такого ограничения свободы передвижения достаточны для того, чтобы статья 5 стала применима. По некоторым делам Суд, даже при наличии формальных признаков задержания, не считал применимой статью 5, когда необходимо было провести срочный обыск или допрос подозреваемых. Здесь Судом должны учитываться цели действия государства, а не только последствия этих действий. Эти цели были учтены Судом в деле Энгеля и других. Суд принимает во внимание, что службам дознания и полиции необходимо предоставить возможность выполнять свою работу постольку, поскольку они работают в общественных интересах, и невозможно требовать от них исполнения их служебного долга, если во всех случаях необходимое задержание автоматически квалифицировалось бы как лишение свободы, подпадающее под статью 5. Однако это необходимое задержание может быть признано произвольным или незаконным, поскольку даже тогда, когда лицо фактически хочет и может свободно покинуть помещение полицейского участка или возразить против личного обыска, непонимание своего правового статуса и практической реальности, в которой оно находится, мешает ему это делать. К настоящему времени судебная практика так и не выработала единого подхода, и в каждом деле этот вопрос будет решаться Судом индивидуально. В реальной практике имеют место случаи, когда вместо сообщения об обвинении или подозрении лицо вводится в заблуждение по поводу его реального процессуального статуса, и, пребывая в таком заблуждении, задержанный человек дает показания, которые впоследствии могут быть использованы против него. Параграф 2 статьи 5 Европейской Конвенции «2. Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение». С учетом терминологических замечаний и уточнений, сделанных выше, параграф 2 статьи 5 должен быть изложен следующим образом: «Каждому задержанному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его задержания и любое предъявляемое ему обвинение». Практически это право означает, что задержанному следует сообщить доступным языком существенные юридические и фактические основания задержания. Итак, первым требованием к правомерности задержания с точки зрения Конвенции является незамедлительное информирование лица об основаниях его задержания. Тем самым задержанному предоставляется возможность судить об обоснованности действий представителей государства. Европейский Суд неоднократно интерпретировал термин «уведомлен», или «информирован» в своих решениях. Так, в деле ^ Суд нашел, что выдача обвиняемому копии ордера на арест, в котором указаны причины лишения свободы, является должным выполнением статьи 5(2)17. В то же время Суд посчитал, что нет необходимости информировать задерживаемое лицо о причинах, позволяющих подозревать лицо в совершении правонарушения18. Из этого следует, что достаточно сообщить лицу, что такие основания существуют, но причины, их вызвавшие, на данном этапе раскрывать не требуется. В деле ^ Суд отметил, что хотя при задержании лишь цитирование пункта закона, на основании которого производится задержание, недостаточно для соблюдения статьи 5.2, последующий допрос заявителей в данном случае является достаточным основанием полагать, что причины задержания каждого из них были им разъяснены. Тем не менее, Суд отметил, что «содержание и незамедлительность предоставления информации должны оцениваться в соответствии с фактами каждого конкретного дела»19. Содержание, форма и время сообщения причин и оснований задержания имеют важное значение. Относительно времени сообщения причин задержания выделим основанное требование параграфа 2 статьи 5 — «незамедлительность» такого сообщения, уведомления или информирования. Если сравнить текст этой статьи со статьей 9 Международного Пакта о гражданских и политических правах, то можно увидеть, что Пакт еще более категоричен в отношении срочности такого уведомления. Согласно пункту 2 статьи 9 Международного Пакта, лицо должно быть уведомлено о причинах задержания в момент этого задержания, а об имеющихся против него обвинениях — в срочном порядке. Современное российское уголовно-процессуальное законодательство вводит понятие «момента фактического задержания лица». Именно с этого момента, согласно пункту 3 статьи 49 УПК РФ, защитник может быть допущен к участию в деле. Этим и определяется практическое значение определения момента задержания. Реальный допуск российского адвоката к подзащитному сопряжен с такими препонами, что вряд ли можно говорить о беспрепятственном доступе обвиняемого к адвокату, и наоборот. Это будет предметом специального раздела, посвященного праву на справедливое разбирательство (статья 6 Конвенции). В качестве наиболее типичных нарушений гарантий параграфа 2 статьи 5 в совокупности с правами, гарантированными статьей 6 Конвенции, можно привести примеры, когда задержанного допрашивали в качестве свидетеля. В практике Центра встречались и такие случаи, когда задержанному, находящемуся в состоянии растерянности, формально предлагали подписать протокол допроса подозреваемого, но по существу не разъясняли в доступной форме, в чем именно он подозревается и какие улики предъявляются против него, или когда задержанного прямо вводили в заблуждение, убеждая, что адвокат ему не нужен, что с ним проводится свободная беседа, его якобы ни в чем не обвиняют, а лишь пытаются установить «истину по делу». Это является, к сожалению, весьма распространенными приемами следствия, вместо исполнения следователем своих обязанностей по сообщению задержанному его реального процессуального положения в качестве подозреваемого и разъяснения ему статьи 51 Конституции РФ, то есть его права не свидетельствовать против себя. Необходимо отметить, что даже разъяснение вышеуказанных прав не обеспечивает всю полноту гарантий прав задержанного и арестованного. Задержанный должен быть прямо, без экивоков осведомлен о том, что он вправе хранить молчание, и что его отказ отвечать на вопросы не может быть использован против него, а тем более использоваться как доказательство его вины. В ряде дел Суд подчеркнул тесную взаимосвязь между правами, гарантированными пунктами 2 и 4 статьи 5: «Лицо, которое имеет право на судебное разбирательство, чтобы определить законность своего содержания под стражей как можно быстрее, не может эффективно воспользоваться этим правом, если не будет быстро и адекватно проинформировано о причинах лишения свободы»20. В заключение необходимо отметить один очень важный момент. Требования параграфа 2 статьи 5 применяются не только в сфере уголовного процесса, но и во всех случаях задержания, предусмотренных в параграфе 1 статьи 5. В деле Ван дер Лир против Нидерландов Европейский суд указал, что арест (задержание), предусмотренный параграфом 2 статьи 5, выходит за рамки мер уголовного характера21. Параграф 3 статьи 5 Европейской Конвенции «Каждое арестованное или задержанное в соответствии с положениями пункта (с) параграфа 1 данной статьи лицо незамедлительно доставляется к судье или к другому должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять судебные функции, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может ставиться в зависимость от предоставления гарантии явки в суд». Параграф 3 статьи 5 применяется к лицам, лишенным свободы, описанным в параграфе 1 (с), т.е., к любому лицу, чье законное задержание произведено «в целях передачи его компетентному судебному органу по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что задержание необходимо для предотвращения совершения им правонарушения или чтобы помешать ему скрыться после его совершения». Исходя из текста статьи этот пункт не применяется, если ли-цо временно отпущено на свободу или уже отбывает наказание в виде лишения свободы, назначенного по приговору суда. Хотя формально данная норма применяется только к лицам, задержанным в порядке статьи 5 пункт 1 (с), однако очевидно, что в ней отражен общий принцип в отношении лишения свободы в связи с подозрением в совершении правонарушения, и что она должна применяться во всех подобных случаях. Параграф 3 статьи 5 Конвенции содержит в себе два относительно самостоятельных права, каждое из которых заслуживает специального исследования порознь и в их взаимодействии. ^ а. Понятие незамедлительности В официальном английском тексте Конвенции термин «безотлагательно» несколько отличается от французского варианта «незамедлительно», который означает «тотчас». В большинстве стран-членов Совета Европы требование незамедлительности доставления задержанного лица к судье законодательно соблюдается. Вместе с тем точных сроков, которые следует считать разумно обоснованными для целей статьи 5 параграфа 3, не существует; они зависят от конкретных норм законодательства стран-участников. По делу ^ 22, Броган и другие против Великобритании23 и ряду других дел24 Европейский Суд выработал подходы к определению «незамедлительности», которые, по-видимому, наделяют государства большими дискреционными возможностями, чем это следует из текста параграфа 3 статьи 5. Так, в деле ^ Суд отметил, что «приписывание длящемуся заключению важности вследствие специфических черт дела, которые позволяют оправдать продолжительный период содержания под стражей без слушания в суде или другом судебном органе, было бы непозволительно широкой интерпретацией термина «незамедлительно». Подобная интерпретация стала бы серьезным ослаблением процессуальных гарантий параграфа 3 статьи 5 в ущерб обвиняемому и повлекла бы негативные последствия, серьезно подрывающие саму сущность права, охраняемого данной статьей»25. Прежде всего, следует иметь в виду, что должен быть соблюден срок, установленный внутренним правом государства, так как даже если национальным законодательством предусмотрены более высокие стандарты, они не могут быть снижены применением норм Конвенции. Но, например, задержание на срок, равный пятнадцати дням26, и даже на срок, равный четырем дням и шести часам27, было признано Европейским Судом не соответствующим требованиям параграфа 3 статьи 5. б. Срок доставления к судье по новому российскому законодательству Согласно пункту 2 статьи 22 российской Конституции и статье 94 (2) Уголовно-процессуального кодекса лица, задержанные по подозрению в совершении преступления, должны предстать перед судьей в течение 48 часов. Несколько настораживает другая норма, подпункт 3 пункта 7 статьи 108 нового российского уголовно-процессуального кодекса, позволяющая продлить срок задержания на срок до 72 часов, отложив решение о заключении под стражу или освобождении задержанного лица еще на несколько дней. Представляется, что если даже после 48 часов не выявилось оснований, достаточных для предъявления обвинения, следует констатировать, что лицо было задержано безосновательно. Если же суд предоставляет несколько дополнительных дней для сбора доказательств в обоснование правомерности задержания, это означает, что судья как бы помогает следствию, создает условия наилучшего формирования обвинения против задержанного лица. При этом указание в законе, что продление срока задержания допускается только при условии «признания судом задержания законным и обоснованным», по сути лишено смысла, поскольку, если бы оно было «обоснованным», то не было бы необходимости предоставлять следствию дополнительные 72 часа для его обоснования. Гарантии параграфа 3 статьи 5, по нашему мнению, заключаются в том, что после доставления к судье последний, осуществляя независимую судебную власть, должен определить, было ли задержание лица обоснованным или же задержанного следует незамедлительно освободить. Представляется, что промежуточный вариант нарушает логику правовой гарантии, заключенной в этой норме. Практика правозащитных организаций показывает, что дополнительное время, в течение которого лицо фактически бесконтрольно находится в полной власти следственных органов, часто в условиях отсутствия осведомленности о причинах задержания и всех имеющихся против него обвинениях, лишь увеличивает риск произвола, незаконных методов ведения следствия, а также применения пыток. в. Должностные лица, осуществляющие судебные функции Ушли в прошлое споры, бывшие актуальными при вступлении России и некоторых других стран в Совет Европы, о том, является ли допустимым и достаточным санкционирование ареста прокурором без соответствующего решения судьи. Прокурор, очевидно, не является лицом, осуществляющим судебные функции по смыслу параграфа 3 статьи 5 Конвенции, что было прямо отмечено Судом в делах Николова против Болгарии28 и Шишков против Болгарии29. С июля 2002 г. в Российской Федерации решение о содержании обвиняемого под стражей может принимать только судья. На первых порах это привело к некоторому снижению уровня досудебного содержания под стражей. Впоследствии, однако, этот уровень стал повышаться в силу того, что суды все чаще, разделяя мнение обвинения, считают возможным согласиться с доводами прокуратуры, ходатайствующей о содержании обвиняемого под стражей, порой без достаточных оснований для такого решения. Однако эта проблема связана, помимо прочего, со второй составляющей права, гарантированного параграфом 3 статьей 5 Конвенции, которой посвящен следующий параграф. ^ |