При поддержке программы правительства Швейцарии «Дорога Свободы» Финансирование четвертого исправленного и дополненного издания осуществлено за счет средств Института «Открытое общество»
|
|
Скачать 5.19 Mb.
|
| Раздел 457 Статья 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод: право на справедливое судебное разбирательство Статья 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах Статья 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод гласит: «1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия. 2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком. 3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения; b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты; c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия; d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него; e) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке». ^ Статья 6 Конвенции является самой применяемой нормой в практике рассмотрения дел Европейским Судом по правам человека, а право на справедливое судебное разбирательство занимает важное, даже особое, место в решениях Суда. Это право иногда называют правом на надлежащее отправление правосудия. К настоящему моменту сложилась большая судебная практика по применению этой нормы, но многие положения по-прежнему вызывают трудности в ее понимании и толковании. В связи с этим существуют различные трактовки некоторых положений этой статьи. В деле ^ Суд заявил, что «в демократическом обществе в свете понимания Конвенции право на справедливое отправление правосудия занимает столь значительное место, что ограничительное толкование статьи 6(1) не соответствовало бы цели и назначению данного положения»58. В настоящей работе не ставится цель всеобъемлющего анализа этой нормы, но делается попытка приступить к определению основных требований и установлений статьи 6 Конвенции в свете подходов Европейского Суда и в контексте российской правоприменительной практики. ^ Для определения существа и значения статьи 6 Конвенции в целом необходимо кратко рассмотреть вопрос о специфических чертах различных систем судопроизводства. Существуют две основные модели систем судопроизводства: инквизиционная и состязательная. Этим системам присущи разные цели: установление «истины по делу» (инквизиционная) или проверка обоснованности обвинения, ревизия доказательств, представленных обвинением (состязательная). Эти модели имеют также и разные характеристики внешних и внутренних проявлений. Внешне состязательной системе свойственна тенденция к устности, непосредственности и полной гласности процесса. Документальное оформление сводится к самому необходимому. Стадия досудебного производства по делу является краткой по времени и вспомогательной по своему значению. Она сведена к минимуму предварительных действий по сбору доказательств, а основной упор делается на судебную стадию. Эта стадия собственно судебного разбирательства является основной и определяющей. В ней должно быть проверено абсолютно все. Все выводы и доводы обвинения проходят тщательную проверку, все мало-мальски сомнительное отвергается как неприемлемое. Это как бы возведенная в абсолют презумпция невиновности. Напротив, инквизиционная или так называемая неоинквизиционная модель характеризуется гипертрофированной досудебной стадией, где происходит сбор и формирование всей доказательственной базы. Этот комплекс данных имеет приоритетную и даже отчасти предопределяющую силу. Неотъемлемыми внешними признаками неоинквизиционной модели являются тенденции к закрытости и максимальной документированности и даже засекреченности, когда разбирательство дела производится в основном по документам; исключению дискуссии как формы исследования обстоятельств дела. Другим важным отличительным свойством инквизиционного процесса является активная роль судьи в судебном разбирательстве, когда судья ведет допрос, целенаправленно выясняя все обстоятельства, в том числе изобличающие подсудимого и те, которые не акцентируются или даже остаются незамеченными обвинением. То есть судья как бы доделывает за обвинителя его работу, восполняет промахи обвинения. Обвинение и суд здесь как бы играют в поддавки. Этим обусловливается так называемый обвинительный уклон «правосудия» (если правосудие вообще допускает обвинительный уклон). И такой стиль процесса — это вовсе не нарушение закона, не отклонение от требований процессуальных норм. Напротив, это необходимое и неизбежное следствие и органическая составляющая подобной модели судопроизводства. При состязательной форме процесса суд неактивен, совершенно нейтрален, одинаково взыскателен к обеим сторонам в процессе, подвергает доказательства, представляемые обвинением, столь же строгому тесту на допустимость, законность, достоверность, как и доказательства защиты. Все недопустимое безжалостно отметается. Некоторые существенные нарушения формы, например, процедуры ареста, могут повлечь освобождение арестованного, даже если есть основания считать, что лицо, возможно, и виновно. Теория доказательств в странах с такой системой весьма развита, часто выделяется в отдельную отрасль права и даже кодифицируется. Практически ни одна страна мира не придерживается в чистом виде ни одной из этих систем. В сегодняшнем мире существует тенденция к их конвергенции с постепенным взаимозаимствованием признаков. Так, состязательный процесс стремится ныне к большей письменной фиксированности, а традиционно инквизиционные системы все больше продвигаются по линии состязательности, воспринимая требования презумпции невиновности и другие признаки, присущие состязательному процессу. Что касается российской практики, то новый Уголовно-процессуальный Кодекс несомненно продвинул Россию в направлении большей состязательности процесса, но подлинного равенства сторон он не закрепил, и в этом направлении надлежит совершенствовать действующее законодательство, а также правоприменительную практику. ^ Положения статьи 6 Конвенции многократно находили свое развитие в практике Европейского Суда при рассмотрении конкретных дел. Но одним из самых выдающихся шагов в развитии творческого подхода к пониманию этой нормы Конвенции стало решение по делу Голдер против Великобритании59. Основным вопросом по делу Голдера было лишение его возможности инициировать дело о клевете против сотрудника тюремной администрации, поскольку он был ограничен в своем праве сноситься с адвокатом, что в результате лишило его возможности иметь доступ к суду. Это дело, в частности, поставило перед Европейским Судом вопрос о том, может ли недоступ к правосудию пониматься как нарушение права на справедливый суд в смысле статьи 6 Конвенции. В результате Суд принял свое решение исходя из того, что право на справедливый суд — это, прежде всего «право на суд». Право на доступ к суду имеет отношение, прежде всего к делам об определении гражданских прав и обязанностей. В уголовно-правовой сфере это право может быть применено в случае требования обвиняемого предстать перед судом. В то же время право на доступ к правосудию не означает права на частное уголовное преследование, так как статья 6 Конвенции в сфере уголовного судопроизводства применима только в отношении уголовных обвинений, выдвинутых против индивидуумов. ^ Статья 6 Конвенции, как это вытекает из ее текста, гарантирует право на справедливое и публичное разбирательство при определении гражданских прав и обязанностей индивидуума или при предъявлении ему любого уголовного обвинения. Это положение означает, что предметом рассмотрения Европейского Суда может быть нарушение прав человека как по любому уголовному делу, так и по гражданскому делу, в основе которого лежит определение гражданских прав и обязанностей. Параграф 1 статьи 6 применим в отношении как гражданских, так и уголовных дел, что касается второго и третьего параграфов, то, исходя из текста статьи, они применяются только в отношении уголовных процессов. Параграфы 2 и 3 статьи 6 перечисляют лишь гарантии в области уголовного судопроизводства. Это, однако, не свидетельствует о том, что право на справедливый суд гарантируется преимущественно при рассмотрении уголовных дел. Хотя в параграфе 3 статьи 6 не нашлось места для описания минимальных гарантий и основных требований, предъявляемых к гражданскому процессу, однако в силу допустимости аналогии в международном праве можно смело утверждать, что аналогичные относимые требования следует предъявлять и к гражданскому судопроизводству. Это, например, касается права на вызов и допрос свидетелей, необходимости достаточного времени на подготовку к участию в деле, а также, при определенных обстоятельствах, гарантии эффективности защиты прав сторон, равно как и права на обеспечение перевода в случаях, когда это необходимо (подробнее о минимальных гарантиях будет рассказано в разделе, посвященном части 3 статьи 6). Таким образом, эта норма в целом обеспечивает право на справедливый суд в области как уголовного, так и гражданского судопроизводства. ^ Не всегда бывает легко определить, какие права и обязанности можно отнести к гражданским в понимании Европейского Суда. Понятие «гражданские права и обязанности» в практике Суда подвергалось постепенному развитию и, хотя не существует единого общего точного определения, Судом были выработаны некоторые общие принципы трактовки данного термина. Суд всякий раз выносит решения на основании конкретных фактов каждого дела. Главным признаком при определении того, относится ли дело к сфере гражданского права, является характер рассматриваемого права. Как правило, Европейский Суд исходит из гражданско-правового, «частного» характера правоотношений в противовес правоотношениям, которые носят публичный характер и подразумевают «административные» отношения между властью и индивидуумом. К таким «не гражданским» делам можно отнести, например, дела по налогообложению, дела об определенных социальных льготах и привилегиях, предоставляемых государством в одностороннем порядке, трудовые правоотношения, существующие между государством и лицами, находящимися на государственной службе, и другие. Понятие «права гражданского» не может толковаться исключительно в свете внутреннего законодательства государства-ответчика60. Суд в решении по делу Рингейзен против Австрии указал: «Характер законодательства, на основании которого решается данный вопрос (гражданское, коммерческое, административное и т.д.), и органа, на который возложены полномочия по его решению (обычный суд, административный орган и т.д.), не имеют большого значения». Решающим моментом в определении того, применима или нет статья 6, является то, имеет ли результат судебного разбирательства определяющее значение для частных прав и обязанностей61. Концепция «гражданских прав и обязанностей» получила наиболее полное развитие в решении Суда по делу ^ : «Очевидно, что в отношениях между индивидуумом и государством во многих сферах имело место развитие на протяжении пятидесяти лет, прошедших после принятия Конвенции, и государственное регулирование все больше проникало в частно-правовые отношения. Это привело Суд к заключению, что процедуры, расценивающиеся в рамках национального права как часть «публичного права», могут подпадать под действие статьи 6 в ее «гражданском» аспекте, если результат рассмотрения дела имел решающее значение для частных прав и обязанностей в таких областях, как, например, отчуждение земли, управление частной клиникой, имущественные интересы, выдача административных разрешений, касающихся условий профессиональной практики, или лицензии на торговлю алкогольными напитками.… Более того, возрастающее участие государства в повседневной жизни индивидуума, в том, например, что касается социальной защиты, потребовало от Суда оценки характеристик публичного права и частного права, прежде чем иметь возможность прийти к заключению, что то или иное право может расцениваться как «гражданское»… Однако существующие у индивидуума права и обязанности не обязательно являются гражданскими по своей природе. Так, политические права и обязанности, такие как право участвовать в выборах в Национальную Ассамблею… несмотря на то, что в разбирательстве по этому вопросу затрагивались имущественные интересы заявителя… не являются гражданскими по своей природе, и, следовательно, статья 6 к ним не применима. Неприменима эта норма и к спорам между административными органами и теми из их служащих, которые занимают должности, предусматривающие участие в осуществлении полномочий, вытекающих из норм публичного права… Подобным же образом высылка иностранных граждан не влечет за собой возникновения споров (contestations) по поводу гражданских прав в смысле статьи 6.1 Конвенции, которая, таким образом, не применима в таких случаях»62. Суд решает вопрос о том, затрагиваются ли в деле гражданские права и обязанности по каждому делу с учетом конкретных обстоятельств. За последнее время практика Суда претерпела серьезные изменения в сторону расширения сферы применения статьи 6 Конвенции, и ныне вопросы, которые традиционно рассматривались неотносимыми к гарантиям в области справедливого судебного разбирательства, занимают свое место в решениях Суда. В связи с исключительной практической важностью этих вопросов ниже мы приводим в сокращении соответствующий раздел из работы Н.Моул, К.Харби и Л.Б.Алексеевой63, дополненный результатами исследования, проведенного экспертом Центра Д.Шабельниковым в области относимости вопросов к сфере применения требований справедливого судебного разбирательства при определении гражданских прав и обязанностей. Согласно установлениям Суда, прежде всего, права и обязанности частных лиц в их взаимоотношениях между собой во всех случаях подпадают под категорию гражданско-правового характера. Права частных лиц в их взаимоотношениях между собой в системе, например, договорного права64, коммерческого права65, гражданско-правового деликта66, семейного права67, трудового права68 и имущественного права69 всегда являются гражданскими. Относительно взаимоотношений между частным лицом и государством Суд признал, что затрагиваемые в подобных случаях права могут признаваться «гражданскими» и к ним может применяться статья 6 Конвенции. Так, требования справедливого судебного разбирательства могут относиться к ряду имущественных отношений, связанных с вопросами изменения размеров или изъятия объектов земельной собственности, а также процедуры получения разрешения на строительство и других видов операций, связанных с недвижимостью. То есть это относится к правоотношениям, которые могут иметь прямые последствия для осуществления права на владение и распоряжение имуществом70, а также оказать воздействие на осуществление права пользования или собственности71. Статья 6 также распространяется на право заниматься коммерческой деятельностью. В этой сфере рассматриваемые дела касались следующих вопросов: отзыва у ресторана лицензии на продажу алкогольных напитков72, отзыва разрешения на коммерческий вылов рыбы на определенном участке73, отзыва разрешения держать медицинскую клинику74 и выдачи разрешения открыть частную школу. Право заниматься профессиональной практикой, а именно медицинской или адвокатской, также подпадает под действие статьи 6 Конвенции75. Далее Суд решил, что статья 6 применяется в делах, касающихся прав и обязанностей в сфере семейного права. Примерами в этой области могут служить решения по вопросам пере-дачи детей на государственное обеспечение76, доступа родителей к детям77, усыновления78 или воспитания приемных детей79. В своем более раннем прецедентном праве Суд придерживался той точки зрения, что действие статьи 6 не распространяется на судебные разбирательства, касающиеся вопросов социального обеспечения. Тем не менее, в настоящее время Суд четко сформулировал, что статья 6 охватывает судебные разбирательства, в ходе которых принимаются решения о предоставлении права на социальное страхование, на получение медицинской страховки80, пособий по инвалидности81 и государственных пенсий82. Гарантии, закрепленные в статье 6, применимы и в отношении судебных разбирательств, связанных с убытками, понесенными в ходе административных84, гражданских85 и уголовных86 разбирательств. Они также применялись к рассмотрению исков о выплате компенсации за незаконное задержание, последовавших за вынесением оправдательного приговора в ходе уголовного разбирательства87. Среди недавних решений в последней категории представляется необходимым упомянуть решение по делу Геч против Турции88, а также два решения по жалобам в отношении Польши, когда «гражданским» было признано право на получение компенсации за незаконное осуждение и лишение свободы задолго до вступления в силу для этой страны Конвенции — в одном случае участника антиправительственных демонстраций 1980-х годов89, а в другом— участника народного сопротивления (Армии Крайовой) в годы Второй мировой войны, впоследствии незаконно репрессированного властями СССР90. Права были признаны «гражданскими» в недавнем решении Суда по делу ^ где предметом рассмотрения дела было право на возмещение вреда, небрежно причиненного органами местного самоуправления, которые не сумели защитить несовершеннолетних лиц от сексуальных домогательств их отчима91. Право на возмещение денежных сумм, уплаченных в качестве налога, подпадает под действие статьи 692. Право индивидуума на уважение своей репутации со стороны другого частного лица рассматривается в качестве гражданского права93. Наконец, Суд постановил, что в тех случаях, где результат слушаний, касающихся вопросов конституционного или публичного права, может оказаться решающим для гражданских прав и обязанностей, на указанные слушания распространяется действие гарантии на справедливый суд по статье 694. Руководствуясь аналогичным подходом, предусматривающим вынесение решений по каждому делу на основании его конкретных обстоятельств, Суд также определил некоторые права, которые не подпадают под действие параграфа 1 статьи 6. Однако в том случае, если они подпадают под категорию другого права, закрепленного в Конвенции, возможно применение статьи 13 (право на эффективные средства правовой защиты), и это может потребовать принятия санкций или процедурных гарантий, подобных тем, которые заложены в параграфе 1 статьи 6. Кроме того, в цитировавшейся выше работе Н.Моул, К.Харби и Л.Б.Алексеевой95 и исследовании Д.Шабельникова приводится большой, но не исчерпывающий перечень вопросов, которые не рассматриваются в качестве правоотношений, относящихся к области гражданских прав и обязанностей в толковании Европейского Суда: Общие вопросы налогообложения и налоговые ставки96. В уже цитировавшемся недавнем решении по делу ^ , в котором Суд предпринял попытку пересмотреть собственную трактовку налоговой сферы как не подпадающей под действие статьи 6 в свете современных условий, Суд указал: «В налоговой сфере изменения, которые могли произойти в демократических обществах… не затрагивают фундаментальной природы обязательства частных или юридических лиц по уплате налогов. По сравнению с положением дел на момент принятия Конвенции, эти изменения не привели к дальнейшему вмешательству государства в «гражданскую» сферу жизни индивида. Суд считает, что налоговые вопросы продолжают оставаться элементом основного ядра прерогатив публичной власти, когда публичная природа отношений между налогоплательщиком и налоговыми органами остается преобладающей… Суд полагает, что налоговые споры не относятся к сфере гражданских прав и обязанностей, несмотря на имущественные последствия, которые они с неизбежностью влекут для налогоплательщика»97. Вопросы иммиграции и гражданства98. Однако здесь следует иметь в виду статью 1 Протокола № 7, согласно которой «иностранец, на законных основаниях проживающий на территории какого-либо государства, не может быть выслан из него иначе как во исполнение решения, принятого в соответствии с законом, и должен иметь возможность: а) предо-ставить аргументы против его высылки; b) требовать пересмотра его дела; c) для этих целей быть представленным перед компетентным органом или перед одним или несколькими лицами, назначенными таким органом. Иностранец может быть выслан до осуществления своих прав, перечисленных в пунктах «a», «b», «c» параграфа 1 данной статьи, если такая высылка необходима в интересах общественного порядка или обусловлена соображениями национальной безопасности». Следует отметить, что в одном из важных недавних решений по данному вопросу Суд обосновал неприменимость статьи 6 в данной области именно наличием специальных норм, содержащихся в статье 1 Протокола № 799. Воинская обязанность100. Право выдвигаться на высшие государственные посты101. Право на получение бесплатного образования102. Отказ в выдаче паспорта103. Право на бесплатное медицинское обслуживание104. Решение государства в одностороннем порядке выплатить компенсации жертвам стихийного бедствия105. Заявления на выдачу патентов106. Споры между административными органами и персоналом, занимающим посты, предполагающие участие в осуществлении полномочий в системе публичного права, например, в вооруженных силах или полиции107. Это, однако, не означает, что споры любых сотрудников административных органов с любыми такими органами не подпадают под действие статьи 6 (как было указано выше, многие имущественные права в сфере социального и пенсионного обеспечения, признавались Судом «гражданскими»). Позиция суда по данному вопросу была изложена особенно четко в решении по делу Пеллегрен против Франции, в котором был установлен новый стандарт в определении применимости статьи 6 к спорам с участием государственных служащих: «Трудовые споры между властями и государственными служащими, обязанности которых заключаются в осуществлении типичных функций государственной службы, в той степени, в которой последняя выступает в качестве реализации публичной власти, осуществляющей защиту общих интересов государства, не являются «гражданскими» и не подпадают под действие статьи 6 параграфа 1 Конвенции»108. Любые другие сотрудники административных органов ничем не отличаются по своему статусу от других лиц, о чем свидетельствуют недавние решения Суда по жалобам лиц, не признанных, по выражению Суда, «обладающими частью суверенной власти государства»109. Заслуживает упоминания также решение Суда о неприемлемости жалобы Питкевич против Российской Федерации, в котором указано: «…Судья имеет конкретные обязанности в сфере отправления правосудия, которая является сферой суверенных полномочий государства. Следовательно, судья принимает непосредственное участие в осуществлении полномочий, вытекающих из норм публичного права, и исполняет обязанности, призванные защищать общие интересы государства. Из этого следует, что спор, касающийся лишения заявительницы полномочий судьи, не затрагивал ее «гражданских» прав или обязанностей в значении Статьи 6 Конвенции. Соответственно, эта норма неприменима по настоящему делу»110. ^ Статья 6 Конвенции предусматривает, что каждый имеет право на справедливое разбирательство «при предъявлении ему любого уголовного обвинения». Следовательно, для определения относимости статьи 6 к рассматриваемому делу необходимо знать, какое обвинение будет считаться уголовным, а также будет иметь значение, что означает предъявление обвинения, с какого момента обвинение следует считать предъявленным. Что касается уголовного характера обвинения, то к делам этой категории следует отнести, прежде всего, собственно уголовные дела, отнесенные к таковым в национальном праве, а также и некоторые иные. Исходя из судебной практики, можно выделить основные критерии относимости дел к уголовному обвинению. Суд в своем решении по делу Энгель и другие против Нидерландов111, а также в последующих прецедентах установил критерии, позволяющие определять, является ли обвинение «уголовным» в смысле статьи 6 Конвенции. Этих критериев три а) классификация в системе национального права, б) характер правонарушения и в) серьезность предъявленного обвинения и степень суровости наказания. а) Классификация в системе национального права Как уже указывалось, если обвинение классифицируется как уголовное в системе внутреннего права государства, то в этом случае статья 6 применима автоматически. Что касается двух остальных критериев, то следует иметь в виду, что для признания обвинения «уголовным» в смысле статьи 6 достаточно наличия только одного из этих двух критериев112. б) Характер правонарушения В деле Лауко против Словакии113 заявитель был признан виновным в совершении правонарушения, которое по словацкому законодательству считалось «легким правонарушением», наказуемым в административном порядке наложением штрафа (состоявшем в «необоснованном обвинении другого лица в совершении легкого правонарушения»). Несмотря на классификацию правонарушения в словацком законодательстве, обвинение в его совершении было признано Судом «уголовным» на основании того, что соответствующая норма касалась всех граждан, а не отдельной категории лиц, а также по причине очевидно карательной и превентивной цели наказания. в) Серьезность предъявленного обвинения и степень суровости наказания Использование лишения свободы в качестве наказания, как правило, придает правовой норме характер, свойственный уголовному производству. В решении по делу Энгель и другие против Нидерландов Суд записал, что «В обществе, где действует принцип верховенства права, наказания в виде лишения свободы отнесены к «уголовной» сфере, за исключением тех, которые по своему характеру, продолжительности или способу исполнения не могут считаться наносящими ощутимый ущерб. Серьезность того, что поставлено на карту, традиции государства и значение, придаваемое Конвенцией уважению физической свободы личности, — все это требует, чтобы именно так и было»114. В то же время не всякое лишение свободы относится к уголовному судопроизводству. В решении по делу Энгель и другие против Нидерландов Суд постановил, что наказание «двухдневный арест строгого режима»… было слишком коротким по времени, чтобы относить его к «уголовному» праву». ^ Параграф 1 статьи 6 Европейской Конвенции «...справедливое и публичное разбирательство дела...» Под публичным разбирательством следует понимать то, что не допускается закрытое слушание дела без серьезных на то оснований. Эти основания описаны в той же норме (статьи 6.1 Конвенции) и расширительному толкованию не подлежат: «Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо, — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия». В практике Центра есть примеры того, как судом принималось необоснованное решение о закрытом слушании дела, вызванное стремлением суда сокрыть от публики общественно значимые вопросы, в частности, нарушения, допущенные в ходе предварительного расследования. Основную трудность составляет толкование термина «справедливое разбирательство», и определение этого понятия из самого текста статьи не столь очевидно. Большинство дел из тех, которые направлены Центром в международно-правовые органы, в той или иной степени затрагивают проблему «несправедливого суда». Где же следует искать критерии «справедливого судебного разбирательства»? Прежде всего, их можно найти в параграфе 2 статьи 6 Конвенции — «презумпция невиновности», а также в перечне минимальных гарантий справедливого судебного разбирательства, содержащемся в пунктах «а-е» параграфа 3 статьи 6. Это такие гарантии, как, например, право на защиту или право пользоваться бесплатной помощью переводчика, если таковая необходима (подробно об этих и других гарантиях будет рассказано в разделе, посвященном статье 6.3). Если не соблюдены эти минимальные требования, то при всех обстоятельствах можно говорить о несправедливости судебного разбирательства. При этом следует иметь в виду, что упомянутый перечень не является исчерпывающим. Кроме того, суд может формально соблюсти эти требования и, тем не менее, не быть соответствующим критерию «справедливости». Так бывает, к примеру, если суд не дал оценки заслуживающим внимания обстоятельствам, которые могли повлиять на решение суда по конкретному делу. Примером такого игнорирования судом существенных обстоятельств может служить судебное разбирательство, в ходе которого подсудимый ссылался на свое алиби, подтвержденное определенными доказательствами, а суд не только не принял этого во внимание, но даже не дал оценки этому доводу в своем приговоре, проигнорировав его. Также часты случаи, когда суд отвергает показания свидетелей защиты, даже не подвергая их критике, будто эти свидетели и не были допрошены в судебном заседании. В подобных случаях, по нашему мнению, есть все основания ставить вопрос об очевидной несправедливости судебного разбирательства. Так, по одному из дел Центра (^ ) секретариат Суда сделал некоторые разъяснения, представляющие, с нашей точки зрения, большой интерес. В письме отмечается, что Европейский Суд не дает оценки доказательствам и не «пересматривает» решения, вынесенные по делу. Но далее было указано: «Суд не производит переоценку доказательств, кроме случаев, когда оценка доказательств производилась судами с грубыми нарушениями. Суд некомпетентен рассматривать жалобы на фактические или юридические ошибки, предположительно совершенные национальными судебными инстанциями при вынесении решений по делу, кроме как в случаях, когда результатом этих ошибок было ущемление прав и свобод, гарантированных Конвенцией. В частности, Суд не производит переоценку доказательств, кроме случаев, когда выводы суда произвольны или грубо не соответствуют фактам (дело 7987/77 Австрия 13 декабря 1979 года)» (выделено автором). На этом основании мы делаем следующие выводы. Оценка доказательств не входит в предмет рассмотрения Европейского Суда. Однако в ряде случаев мы можем столкнуться с примерами очевидной несправедливости при оценке доказательств национальными судами. Это случаи, когда одни доказательства (например, обвиняющие) безосновательно принимаются за достоверные, а другие — противоположные (оправдывающие) игнорируются, замалчиваются или бездоказательно отвергаются с голословной ссылкой на то, что такие доказательства приведены «с целью уйти от ответственности». Мы не можем утверждать это в каждом отдельном случае, ибо Европейскому Суду предстоит принимать решение, допустимо ли в конкретном деле подвергать критике оценку доказательств, если она очевидно несправедлива. Мы придерживаемся мнения, что в таких случаях Европейский Суд может пойти столь далеко, чтобы сделать вывод о «двойных стандартах» при оценке доказательств судом. «Двойной стандарт» — всегда атрибут несправедливости. Поэтому в этих случаях можно обоснованно ставить вопрос о несправедливом судебном разбирательстве. Кроме того, понятие справедливого суда нельзя рассматривать в отрыве от требований соблюдения равенства сторон в процессе, о чем также будет подробнее рассказано ниже. К требованию справедливости относится и возможность обвиняемого непосредственно участвовать в разбирательстве и иметь возможность оспорить показания свидетелей обвинения. Отсутствие мотивированности в решении суда также может быть расценено как нарушение требования о справедливости судебного разбирательства. Например, на практике в России часты случаи, когда определения суда кассационной инстанции носят поверхностный характер, не все кассационные доводы подвергаются анализу и оценке, некоторые из них полностью игнорируются, а выводы судебной коллегии подчас лишь перечисляются, но не мотивируются. При этом следует помнить, что требования статьи 6 Конвенции распространяются на все стадии судебного разбирательства, включая стадию кассации. «...в разумный срок...» Что следует понимать под разумным сроком, в пределах которого должно быть завершено рассмотрение дела? Могут ли здесь существовать какие-нибудь конкретные рамки и точные сроки? Практика Европейского Суда показывает, что точные сроки (2, 3 или 5 лет) не могут быть названы, срок рассмотрения дела должен быть именно разумным и обоснованным. В практике российских судов это требование выполняется не всегда, что следует из решения Суда по делу Калашников против России115. Исходя из сложившейся практики Европейского Суда, основными критериями разумности сроков судебного разбирательства являются: сложность дела — объемность и много-эпизодность; число инстанций, задействованных при рассмотрении дела; поведение сторон и государственных органов; степень организованности работы суда (данные критерии сходны с критериями разумного срока по статье 5.3, которые описаны выше в соответствующем разделе). Заявитель должен помнить, что если затягивание судебного разбирательства происходило полностью или в значительной мере по его вине, то государство не будет нести ответственность за нарушение принципа разумного срока. Однако в некоторых случаях Европейский Суд будет проверять, принял ли суд надлежащие меры по обеспечению своевременного рассмотрения дела. Но даже по очень сложным делам есть предел продолжительности разбирательства. По некоторым делам (дело ^ ) Суд признает разумным срок продолжительностью 5 лет, принимая во внимание характер и сложность дела. По другим же делам гораздо более краткие сроки признавались нарушением этого требования. Из подобной практики можно сделать вывод, что даже срок продолжительностью один-два года может быть признан необоснованно длительным («unreasonable»), если дело просто пролежало весь этот срок или значительную его часть без движения в сейфе судьи. И это следует иметь в виду судьям, в том числе и российским. Большое практическое значение имеет также вопрос о начале и конце срока судебного разбирательства. По уголовному делу началом срока будет считаться момент возбуждения уголовного дела в случаях, когда оно возбуждается не по факту совершения преступления, а против конкретного лица, либо момент предъявления официального обвинения или арест обвиняемого. А временем окончания этого срока можно считать вступление приговора в законную силу (в российских условиях — вынесение определения судом кассационной инстанции). По гражданскому делу началом срока может считаться день обращения за судебной защитой, а окончанием — исполнение судебного решения (дело Бурдов против России116). «...независимым и беспристрастным судом...» В той же части 1 статьи 6 наряду с термином «справедливый» (fair) мы найдем очень близкие к нему требования независимого (independent) и беспристрастного (impartial) суда. Эти понятия весьма сходны, и провести четкую грань между ними сложно, так как мы говорим, в том числе, и о личной беспристрастности судей, которая, в свою очередь, часто является продолжением справедливости и независимости суда в целом. Ни у термина «справедливость», ни у термина «беспристрастность» не может быть абсолютно точного определения и объективного понимания. Субъективность оценок этих критериев неизбежна. Существуют четыре основных критерия независимости и беспристрастности суда, включающие и субъективные, и объективные признаки. Эти критерии были выработаны практикой Европейского Суда: ^ и порядок лишения их полномочий: имеет значение уровень, на котором принимаются эти решения, этим, в частности, определяется независимость от исполнительной власти и от сторон. Представляется также, что возможность произвольного лишения судьи полномочий — обстоятельство, исключающее независимость судьи. ^ , достаточный срок полномочий судей в условиях несменяемости или так называемый принцип «десятилетней гарантии». Если члены суда назначаются на определенный продолжительный срок, то это рассматривается в качестве гарантии его независимости. Хотя в одном из своих решений — по делу Кемпбелл и Фелл против Соединенного Королевства117 — Европейский Суд счел допустимым трехлетний срок полномочий, все же такой срок службы был признан относительно непродолжительным. ^ против внешних обстоятельств — комплекс мер безопасности судьи, включая механизмы обеспечения неприкосновенности судей, степень материальной обеспеченности судьи и т.п.; ^ судьи, формы проявления отправления правосудия, то есть каким судья предстает перед участниками процесса и перед публикой — внешний вид судей, атрибуты судебного присутствия, их поведение в отношении участников процесса и прочие внешние проявления судебной власти. Правосудие должно не просто вершиться, — должно быть очевидно, что оно вершится. Европейский Суд указал в решении по делу ^ , что «В рамках теста на объективность необходимо определить, существуют ли, независимо от личного поведения судьи, неоспоримые факты, которые могут вызывать сомнения в его беспристрастности. В этом отношении даже внешние атрибуты могут иметь некоторое значение. В данном случае на карту поставлено то доверие, которое в демократическом обществе должны вызывать суды у публики и, прежде всего в случае уголовных разбирательств, у обвиняемых. Это предполагает, что при определении того, существует ли в рассматриваемом деле обоснованная причина для опасения, что конкретному судье не хватает беспристрастности, мнение обвиняемого играет важную, но не определяющую роль. Решающим здесь является то, насколько данное опасение может быть объективно оправданно’’118. Суд постановил, что «всякий судья, в отношении беспристрастности которого имеются законные сомнения, должен выйти из состава суда, рассматривающего дело. Иначе подрывается доверие, которым в демократическом обществе должны пользоваться судьи»119. Относительно беспристрастности суда, в ряде решений, рассматриваются ситуации, в которых судья имел прикосновенность к делу на более ранних стадиях процесса, в том числе и при решении вопросов о содержании под стражей. В деле^ �120, где Суд признал нарушение статьи 6, судья, который рассматривал дело заявителя, ранее служил в прокуратуре и был руководителем той секции прокуратуры, которая вела дело заявителя. Так, он, «как вышестоящий начальник заместителей прокурора, которые вели это дело, был вправе вносить любую поправку в направляемые ими в суд документы,… давать им советы по вопросам права». Часто у практикующих юристов возникают вопросы, какие внешние проявления судебной власти можно расценивать в качестве пристрастности, заведомой необъективности? Можно ли относить к несоблюдению указанных выше критериев факты сознательного нарушения процессуальных норм, факты принятия заведомо неправосудных решений? Как уже отмечалось, Европейский Суд, рассматривая вопросы о нарушении прав человека, не осуществляет пересмотр того или иного гражданского или уголовного дела по существу. Он, как это всегда нами подчеркивается, не является «четвертой инстанцией», не дает оценки доказательствам, не проверяет правильность применения того или иного внутреннего закона, так как суд каждой суверенной страны независим в принятии им решений. Однако представляется, что в тех случаях, когда суд дал оценку доказательствам вопреки здравому смыслу или явно и сознательно применял неправильный закон, можно ставить вопрос о нарушении принципа беспристрастности суда. Конечно, речь может идти только о явных проявлениях пристрастности судей либо о прямом нарушении внутреннего закона. Подробно об этом уже сказано выше со ссылкой на сложившуюся практику Европейского Суда (см. ответ Суда по делу В. против России в разделе приложений). В этих случаях, оказывая правовую помощь обращающимся в международные суды, юрист может мотивировать жалобу ссылкой на несправедливый характер судебного разбирательства, хотя в настоящее время прецедентное право не является обнадеживающим. Однако практика Европейского Суда является не окончательно сложившейся, а постоянно изменяющейся системой, и было бы ошибкой отказывать в помощи заявителям, пытаясь самонадеянно оценивать перспективу дела в Страсбурге. Следует всегда помнить, что практика Европейского Суда — это не застывшее образование, а подвижная, постоянно развивающаяся система, которая еще может претерпеть изменения множество раз, и с каждым новым делом могут быть внесены свои коррективы. Остановимся на вопросе о том, что же следует понимать под «независимостью» и «беспристрастностью» в соответствии с уже сложившейся практикой Европейского Суда. Относительно «объективных» критериев, как уже говорилось, существуют определенные формальные признаки, как-то: юридическая независимость судей от исполнительной власти; порядок увольнения судей или отстранения от должности и другие рассмотренные выше характеристики. Что касается «субъективных» признаков, то Европейский Суд в каждом случае предъявит высокие требования к доказательствам наличия предубеждения у судьи. Практика Суда исходит из той презумпции, что личная беспристрастность официально назначенного судьи не подвергается сомнению, если только не появляются фактические свидетельства, указывающие на обратное121. Данная презумпция является очень сильной, так как на практике достаточно трудно доказать наличие личного пристрастия. Несмотря на то, что подобные жалобы часто направляются заявителями в Страсбург, решений Суда, в которых были бы установлены признаки наличия личной заинтересованности судьи в исходе дела, единицы — они связаны с конкретными данными, касающимися личности судьи. «...судом, созданным на основании закона...» Смысл этого требования состоит в том, что суд должен быть учрежден на основании закона и функционировать согласно закону. Организация и отправление правосудия должны осуществляться в соответствии с теми правилами, на основании которых учреждается судебный орган. Состав суда должен соответствовать требованиям, предусмотренным правилами судопроизводства, а установление нарушений в порядке назначения судей дает основание заявлять о рассмотрении дела незаконным составом суда. Так, если в рассмотрении дела принимал участие судья, не назначенный в соответствии с установленной процедурой, или народный заседатель, чей срок полномочий давно истек, либо коллегия присяжных заседателей была назначена без предварительного опубликования списков кандидатов в присяжные, как того требует закон, то, по нашему мнению, следует признать, что судебное разбирательство осуществляется судом, созданным не на основании закона. Рассматриваемое правило статьи 6 Конвенции в принципе не препятствует созданию «согласно закону» системы специализированных судов. Однако при установлении данных, что такая специальная система функционирует в нарушение основополагающих принципов правосудия, представляется правомерным ставить вопрос о несоблюдении этого правила. Так, спорным, по нашему мнению, является вопрос о легитимности системы военных судов в Российской Федерации. Создание такой системы, возможно, отвечает требованиям целесообразности, но законность некоторых положений функционирования этих судов вызывает серьезные сомнения. К этим положениям относятся такие обстоятельства, как, например, двойное финансирование этих судов — частично из средств Министерства обороны, в том числе по вопросам технического, социального и других видов обеспечения. При таком характере финансирования нет оснований считать, что сама система военных судов независима от министерства, ее финансирующего. В этой связи, с нашей точки зрения, уместно ставить вопрос как о законности такой системы судебных органов в целом, так и об отсутствии реальной независимости этой ветви судебной системы. Обе эти проблемы — законности и независимости — встают и при оценке такого положения, при котором судьи военных судов являются военнослужащими и имеют различия по воинским званиям. В этом случае возникает проблема неизбежной ведомственной подчиненности как самих судей (одни из которых могут быть младшими, а другие старшими офицерами), так и всей системы судов. Следует отметить, что в ряде недавних решений в отношении Турции Суд не признал независимыми турецкую систему «судов национальной безопасности», которые, рассматривая дела о преступлениях против «территориальной целостности и национального единства», не являются военными судами, но всегда имеют в своем составе военных судей, даже если рассматривают уголовные дела в отношении гражданских лиц. В этой связи Суд отметил, что у заявителей были объективные основания опасаться того, что военный судья, будучи военнослужащим и подчиняясь армейской дисциплине, будет при принятии решения руководствоваться соображениями, «не имеющими ничего общего с обстоятельствами дела»122. К сказанному в этом разделе следует добавить, что все положения, рассмотренные применительно к параграфу 1 статьи 6, равно как и те положения, которые будут рассмотрены ниже по параграфу 2 статьи 6 и параграфу 3 статьи 6 Европейской Конвенции, имеют прямое и непосредственное отношение к гарантиям, закрепленным в статье 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах. Параграф 2 статьи 6 Европейской Конвенции: Презумпция невиновности В параграфе 2 статьи 6 записано: «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком». Принцип презумпции невиновности включает в себя, прежде всего, гарантию считаться невиновным, пока виновность не будет установлена в соответствии с законом. Из этого же положения вытекает основное установление теории доказательств, которое гласит: «Бремя доказывания вины лежит на обвинителе, а все сомнения толкуются в пользу обвиняемого». Этот принцип сформулирован в целом ряде решений Европейского Суда. Некоторые практические примеры действия этого принципа приводятся в ранее цитировавшейся работе Н.Моул, К.Харби и Л.Б.Алексеевой123. В частности, в решении по делу Барбера, Мессеге и Ябардо против Испании указано, что «принцип презумпции невиновности …предполагает, inter alia, что при выполнении своих обязанностей члены суда не должны исходить из предвзятого мнения, что обвиняемый совершил вменяемое ему в вину преступление; задача доказать это лежит на обвинении, и любое сомнение толкуется в пользу обвиняемого»124. В другом решении Суд установил, что вывод суда о виновности подсудимого, сделанный исключительно на основе данных полиции и отказа подсудимого давать показания, равнозначен перекладыванию бремени доказывания на обвиняемого и тем самым составляет нарушение принципа презумпции невиновности125. Наряду с этим, Суд не исключает возможность существования во внутреннем законодательстве презумпций права или факта, перекладывающих бремя доказывания невиновности на обвиняемого. При этом любое перенесение на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности или установление презумпций, действующих против обвиняемого, должно находиться в «разумных пределах, принимающих во внимание важность того, что «поставлено на карту» для обвиняемого, и обеспечивающих его право на защиту»126. Весьма распространенным примером нарушения принципа презумпции невиновности является фактическое возложение органами следствия и даже судьями на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности. В конкретных делах, представленных Центром в Европейский Суд были приведены примеры того, как судьи в отсутствие обвиняющей стороны в процессе принимали на себя активную роль в выяснении изобличающих подсудимого обстоятельств. Другим распространенным случаем нарушения презумпции невиновности являются преждевременные заявления должностных лиц различных уровней об установленной виновности того или иного лица, что может предопределить исход судебного разбирательства. Так, в решении по делу Дмитрия Гридина, интересы которого Центр представлял в Комитете по правам человека ООН, отмечено, что Комитет считает подтвердившимися утверждения заявителя о нарушении презумпции невиновности, гарантированной статьей 14.2 Пакта (соответствует статье 6.2 Конвенции), включая публичные заявления высокопоставленных руководителей правоохранительных органов, в которых заявитель упоминался как виновное лицо и которые получили широкое освещение в средствах массовой информации. При этом Комитет сослался на существующее прецедентное право: «...все государственные власти обязаны воздерживаться от предопределения исхода судебного процесса» (General Comments № 13 on art. 14 ICCPR). Аналогично по делу Буткевичюс против Литвы127 Генеральный прокурор и председатель Сейма в своих публичных выступлениях, распространенных в прессе, заявили о виновности заявителя в совершении преступления — получении взятки — не только до рассмотрения дела судом, но даже до предъявления ему обвинения. С вопросом о нарушениях принципа презумпции невиновности тесно связана проблема использования судом неприемлемых (недопустимых) доказательств (о чем подробнее см. в комментарии к статье 6.3 Конвенции). ^ Европейской Конвенции Минимальные гарантии прав обвиняемого в условиях справедливого судебного разбирательства Прежде чем остановиться на обсуждении каждой из гарантий, предусмотренных параграфом 3 статьи 6 Конвенции, следует отметить, что право на справедливый суд распространяется как на стадию самого судебного разбирательства (включая апелляционный процесс), так и на всю досудебную стадию производства по уголовному делу. Этот подход совершенно независим от того, что в разных странах, как отмечалось ранее, соотношение этих стадий является различным. В ряде государств, как, например, в России, досудебная стадия (дознание и предварительное следствие) гипертрофированно растянута во времени и имеет неадекватно большое значение для всей процедуры судопроизводства, где и само «судопроизводство» превращается из такового в «следствие-производство», длящееся порой в десятки раз дольше, чем собственно «судопроизводство». Можно быть уверенными, что Европейский Суд не будет диктовать той или иной стране, как ей строить уголовный процесс и какой стадии надо уделять основное внимание, но совершенно очевидно, что право на справедливый суд будет распространено на все стадии процесса, и вопросы его соблюдения будут подвергаться оценке с этой точки зрения. Итак, в Конвенции существует перечень прав (неисчерпывающий), который должен быть обеспечен при рассмотрении дела любому лицу, обвиняемому в совершении уголовного преступления. Это минимально необходимые гарантии справедливого суда. Часть 3 статьи 6 Конвенции гласит: «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения; b) иметь достаточные время и возможности для подготовки своей защиты; c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия; d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него; e) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на нем». Если тот факт, что все эти гарантии имеют отношение к стадии собственно судебного разбирательства, не вызывает сомнения, то для большинства российских юристов — практиков и даже ученых-теоретиков права — будет представляться спорным утверждение, что гарантии справедливого судебного разбирательства должны в определенной степени обеспечиваться обвиняемому и на стадии предварительного расследования. В связи с проблемой распространения правил статьи 6 Конвенции на стадию предварительного следствия обращает на себя внимание решение по вопросам приемлемости, которое вынесено Судом 23 апреля 2002 г. по российскому делу Железов против России128. Представители правительства, возражая против жалобы Евгения Железова, указывали, что собственно судебное разбирательство осуществлялось в соответствии с требованиями статьи 6. В указанном решении содержатся разъяснения о том, что хотя первейшей задачей статьи 6 является обеспечение справедливого разбирательства, осуществляемого судом, полномочным рассматривать дела по существу обвинения, из этого не следует, что данная статья не имеет применения на досудебной стадии. Нормы статьи 6 (параграфы 1 и 3), которые должны применяться на досудебной стадии, обусловливаются особыми характеристиками процедур и обстоятельствами дела. Сославшись, например, на решение по делу Джона Мерфи против Соединенного Королевства, Суд подчеркнул, что статья 6 подразумевает, что обвиняемый имеет право на помощь защитника уже на первоначальных стадиях полицейского дознания, хотя такое право в самой Европейской Конвенции прямо и исчерпывающе не установлено. ^ Европейской Конвенции — право быть незамедлительно информированным относительно характера и оснований предъявленного обвинения Пункт «а» гарантирует каждому человеку, обвиняемому в совершении уголовного преступления, право быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинении. Данная норма относится к информации, которую необходимо предоставить обвиняемому именно в момент предъявления ему обвинения или возбуждения дела. Данное право тесно связано и по смыслу перекликается со сходным правом, гарантированным параграфом 2 статьи 5 Конвенции. Однако эти две гарантии не следует смешивать или путать. При всей их внешней схожести эти гарантии различаются по целям. В случае с арестованным (статья 5.2) целью незамедлительного информирования является своевременное разъяснение задержанному его реального процессуального статуса как гарантии законности ареста. В рассматриваемом же праве целью информирования обо всех выдвинутых против лица обвинениях является обеспечение права обвиняемого на справедливый суд (статья 6.3) с тем, чтобы с ранних стадий обвиняемый имел возможность пользоваться всеми иными его правами: правом подготовки своей защиты, правом осуществлять свою защиту самостоятельно и прочими. Это право, как и все другие гарантии статьи 6, не должно рассматриваться как формальное. Практика Европейского Суда выработала определенные требования к объему и качественному содержанию информации, которая должна доводиться до сведения обвиняемого. Информация должна позволять обвиняемому подготовить его защиту, поскольку это одно из требований справедливого разбирательства. Информация должна иметь своим содержанием как квалификацию инкриминируемых деяний, то есть, к какому юридическому классу относится данное обвинение, так и природу выдвигаемых обвинений, то есть факты, на которых базируются обвинения и выстраиваются доводы следствия. Практика российских следственных органов в этом отношении подчас грубо противоречит закону. В жалобе по одному из дел, направленной в Европейский Суд, Центр отметил: «Следствие длительное время вводило обвиняемого М. в заблуждение относительно характера имеющихся против него улик. Это привело к неправильному выбору защитительной тактики и даже самооговору по ряду позиций обвинения». Другая распространенная уловка следствия, к которой оно прибегает для того, чтобы уклониться от выполнения обязанности по информированию задержанного, состоит в том, что значительная часть задержанных допрашивается в качестве свидетелей, с предупреждением их об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, что представляет собой неоспоримое нарушение пункта «а» параграфа 3 статьи 6 Конвенции. ^ Так, Суд в деле Де Сальвадор Торрес против Испании130 не усмотрел нарушение рассматриваемого права по жалобе заявителя, который утверждал, что суд вынес ему более суровый приговор на основании отягчающего обстоятельства, не упомянутого в обвинении. Однако Суд пришел к выводу, что указанное отягчающее обстоятельство подразумевалось в выдвинутом против заявителя обвинении, о котором ему было известно с самого начала разбирательства. В другом случае, по делу Шишлян и Экинджян против Франции131, напротив, было установлено нарушение этого права. Первоначально заявители обвинялись в валютном правонарушении, впоследствии после рассмотрения данного решения апелляционным судом с заявителей это обвинение было снято, но они были осуждены в соответствии с другой частью того же законодательства, при этом формулировка обвинения подверглась изменению по существу и не бы-ло доказательств того, что они были заранее проинформированы о переквалификациии инкриминированных им правонарушений до начала апелляционных слушаний. Необходимым условием соблюдения данной нормы является требование о том, чтобы обвинительный приговор выносился за совершение именно того правонарушения, по которому было предъявлено обвинение. В деле Пелиссьер и Сасси против Франции132 заявителям было предъявлено обвинение в фиктивном банкротстве, но осуждены они были за сговор с целью совершить фиктивное банкротство. Суд вынес решение, что, поскольку указанные правонарушения различались по существу, имело место нарушение Конвенции. В этой же норме особо отмечается, что уведомление о предъявляемом обвинении должно быть сделано на языке, понятном обвиняемому. Это право обвиняемого может реализовываться согласно практике Суда несколькими способами: через переводчика, через защитника, который владеет языком, понятным обвиняемому, и путем перевода судебной документации. Как правило, перевода всей документации по делу не требуется, но перевод обвинительного заключения является обязательным. Что касается права знать о выдвинутых обвинениях, то эта гарантия возникает на более ранних этапах расследования уголовного дела. Поэтому оно должно обеспечиваться с помощью переводчика или адвоката. В России обвиняемому, не владеющему языком судопроизводства, по закону обеспечивается участие переводчика независимо от того, владеет или не владеет защитник языком, на котором говорит обвиняемый (статья 18 УПК РФ). ^ Европейской Конвенции — право на достаточные время и возможности для подготовки к своей защите Это право означает, что каждый обвиняемый в уголовном преступлении должен быть обеспечен такими средствами и условиями, которые включают возможность на протяжении всего следствия знакомиться с содержанием расследования в объеме, необходимом для подготовки его защиты. К такому подходу ведения следствия вряд ли готовы российские правоохранители, и даже защита не всегда готова настаивать на таком широком понимании прав обвиняемого, но таковы в нашем понимании гарантии Конвенции в той части, что обвиняемый должен иметь достаточные и реальные возможности защищаться на всех стадиях процесса. Это особенно актуально в уголовно-процессуальной практике России, учитывая неоинквизиционный характер уголовного процесса и продолжительность досудебной стадии разбирательства дела. При получении своевременной информации относительно улик следствия, которые с точки зрения стороны защиты являются несостоятельными, у обвиняемого возникает реальная возможность защищаться вплоть до обжалования незаконности возбуждения уголовного дела в суд с приведением доказательств несостоятельности мнимых улик. В пункте 3 статьи 217 УПК РФ специально оговаривается, что обвиняемый и его защитник не могут ограничиваться во времени, необходимом им для ознакомления с материалами уголовного дела. Одной из важнейших возможностей для подготовки защиты является право обвиняемого консультироваться со своим защитником в условиях, обеспечивающих конфиденциальность. В деле Кэмпбелл и Фелл против Великобритании133 было признано нарушение статьи 6 Конвенции, когда заявителю отказывали в предоставлении свидания с защитником наедине в течение более 6 месяцев. Эти встречи происходили в присутствии сотрудника тюрьмы. В исключительных обстоятельствах власти могут прибегнуть к подобным ограничениям, однако должно быть убедительно доказано, что существуют обоснованные подозрения в отношении защитника в том, что он может, злоупотребляя своим профессиональным положением, препятствовать правосудию, например, уничтожить доказательства. В данном деле этого установлено не было. В деле ^ 134, следственный судья счел необходимым осуществление контроля за контактами между обвиняемым и его содержащимся под стражей подзащитным в течение месяца. Суд пришел к выводу, что ссылка правительства Австрии на возможность сговора между заявителем и его защитником не может оправдать осуществление подобного контроля, так как именно эта возможность была основанием для применения к заявителю содержания под стражей в качестве меры пресечения, и никаких других причин для столь серьезного ограничения прав заявителя приведено не было. По вопросу о сроке, достаточном для подготовки своей защиты, суд исходит из сложности и объема дела в каждом индивидуальном случае. В упомянутом выше деле Кэмпбелл и Фелл против Великобритании Суд признал, что пятидневный срок подготовки к делу был достаточен, даже с учетом того, что сообщение о рассмотрении дела было получено за один день до судебного заседания. Такое решение было принято с учетом простоты обвинения и других конкретных обстоятельств. Право на равенство возможностей в досудебной стадии, включая доступ к доказательствам В этой связи важно понимать, что соблюдение этого неписаного правила статьи 6, которое вытекает из положений как параграфа 1 статьи 6, так и пункта «b» параграфа 3 статьи 6, важно не только в судебном разбирательстве, но и во время предварительного следствия. Разумеется, возможности защиты на доступ к доказательствам могут быть ограничены теми данными, которые необходимы для осуществления защиты, тем не менее, эти данные должны быть своевременно предоставлены защите и не должны от нее умышленно скрываться. В противном случае налицо нарушение прав стороны защиты. Это как раз то, что происходит в процессуальном порядке предварительного расследования, установленном в Росcии. Многие данные, могущие иметь важное значение для защиты, скрываются от нее в ходе всего предварительного следствия (не забудем, что оно иногда длится по полгода и более), вследствие этого обвиняемый и его защита бывают полностью дезориентированы в реальной ситуации по делу. Такой порядок ведения следствия крайне типичен для инквизиционного процесса и не всегда находится в противоречии с российским процессуальным правом. Весьма распространенным проявлением этого нарушения можно считать проведение экспертизы без своевременного ознакомления обвиняемого с ее результатами. Еще более распространена практика, при которой следователь не знакомит обвиняемого и его защиту с постановлениями о назначении экспертиз. Необходимо иметь в виду, что на стадии назначения экспертизы у обвиняемого есть целый комплекс прав, предусмотренных статьей 198 УПК РФ, начиная с права на постановку вопросов перед экспертом и заканчивая правом принимать участие в проведении экспертиз. На практике же экспертизы зачастую проводятся при полной неосведомленности обвиняемого с потерей целого ряда возможностей для его защиты, а об их проведении сторона защиты узнает лишь при ознакомлении со всеми материалами дела в самом конце следствия, порой весьма продолжительного. Понятно, что согласно российскому процессуальному закону это является нарушением, что, впрочем, не мешает ему быть одним из самых распространенных у нас нарушений в практике работы следственных органов. Это нарушение весьма просто искоренить. Надо лишь следовать требованиям статьи 75 УПК РФ и статьи 50 Конституции Российской Федерации, которые объявляют всякое доказательство, полученное с нарушением закона, неприемлемым. Если суды будут работать не «понарошку», не «в поддавки» со следствием, права обвиняемых нарушаться не будут. На этом примере можно заметить, что проблема российского правосудия заключается не столько в слабом законодательном регулировании, сколько в пороках правоприменительной практики и невзыскательности судей, чего они, впрочем, не признают. ^ Невозможность использования недопустимых доказательств Это право вытекает из положений параграфа 1 статьи 6 Европейской Конвенции, а также из положений пункта «b» параграфа 3 статьи 6 Конвенции и в широком смысле включает в себя и право на сбор доказательств, и доступ к основным и важным доказательствам обвинения, а также гарантии от использования недоброкачественных, ложных и сфабрикованных доказательств. В практике Европейского Суда часто возникают вопросы, связанные с доказательствами, полученными с использованием так называемых агентов-провокаторов. До сих пор не существует единого подхода к доказательствам, полученным таким образом. В отдельных случаях это признавалось совершенно недопустимым, и критерием оценки, прежде всего, являлась процессуальная доброкачественность принятого судом доказательства. Важным требованием также было наличие возможности у обвиняемого подвергнуть критике доказательства, полученные с применением такой агентурной (оперативной) деятельности. Особенно принципиальной является позиция Европейского Суда в тех случаях, когда такого рода агенты (оперативные сотрудники) по существу инициировали (провоцировали) совершение этим лицом преступления. В практике Суда был целый ряд дел этой категории. По одному из них (^ 135) было установлено, что два агента (оперативных работника) пришли домой к заявителю и попросили его приобрести для них героин. У заявителя не было наркотика, и агенты дали ему адрес, где он и приобрел для них героин. Заявитель был арестован, обвинен в совершении преступления и осужден за это. Заявитель настаивал на том, что без провокационных действий со стороны полицейских агентов он не стал бы совершать преступления. Европейский Суд согласился с позицией заявителя, выразив следующее мнение: «Двое офицеров полиции не обеспечили расследование уголовной деятельности, но употребили свое влияние для того, чтобы инициировать совершение преступления». Далее в решении Суд пришел к выводу, что даже очевидное следование общественным интересам в борьбе с наркопреступностью не может оправдывать использование доказательств, полученных в результате провокации со стороны работников полиции. То есть такие доказательства признаны недопустимыми. Подробно с этим решением можно ознакомиться в разделе приложений к настоящему изданию. По другому делу136 обвинением против заявителя были вы-двинуты доказательства, составной частью которых был доклад агентурных работников. Заявитель был лишен возможности оспорить это доказательство в суде. И это было признано нарушением статьи 6 Конвенции. В других случаях использование полицейских агентов и агентурных (оперативных) данных было признано правомерным. Это приводит к выводу, что Суд в принципе допускает использование подобных доказательств в тех случаях, когда они процессуально безукоризненны, а у стороны защиты имеются возможности для их процессуальной проверки. Например, по делам Радермахер и др. против Германии, Шенк против Швейцарии137. Необходимо отметить, что уголовно-процессуальное законодательство России не исключает возможность использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности, но при этом статья 89 УПК РФ запрещает использование результатов этой деятельности, если они получены с нарушением требований, предъявляемых к допустимости доказательств. В практике Центра имеется уже несколько дел, где возникают подобные вопросы, и Европейскому Суду предстоит дать оценку пределам правомерности действий оперативных сотрудников в условиях уголовного процесса в России. Первым из таких дел, возможно, будет Ваньян против России138, которое к настоящему времени признано приемлемым Европейским Судом. ^ Признание вины (самоизобличение) и самооговор Право не свидетельствовать против себя вытекает из положений параграфа 2 статьи 6 Европейской Конвенции и параграфа 1 статьи 6 и тесно связано с правом на защиту, которое закреплено в пунктах «b» и «c» параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции. В деле ^ 139 заявителя принуждали к даче показаний против себя в ходе расследования по делу об обвинении его в незаконной торговле. Использование против заявителя впоследствии в суде данных расследования, произведенного в подобных условиях, было признано нарушением статьи 6. В другом деле (^ ) заявитель был подвергнут штрафу за непредоставление документов относительно его финансовых операций (транзакций), тогда как эти данные могли быть инкриминированы ему. И в этом случае Европейским Судом было признано нарушение статьи 6 Конвенции. Примером нарушений этого вида в России могли бы служить описанные выше весьма распространенные случаи, когда задержанных допрашивают в качестве свидетелей и принуждают их к даче «правдивых показаний», предупреждая об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний. Известно, что и Конституция России, и уголовно-процессуальный закон предусматривают право не свидетельствовать против себя. Но это право может быть реально обеспечено обвиняемым и подозреваемым только при условии соблюдения всех других прав, как-то: своевременный допуск защитника и другие права, могущие воздвигнуть заслон на пути произвола. Если признание, то есть самоизобличающие показания, были получены в условиях полицейского участка (отделения милиции) в результате, как утверждает задержанный, давления на него в отсутствие защитника, и такой самооговор является единственным доказательством, то он не может быть приемлемым и достаточным доказательством для признания человека виновным. Любое признание будет достоверным только тогда, когда оно найдет свое подтверждение в условиях публичного судебного разбирательства. Это правило очень хорошо знакомо той судебной системе, которую мы именуем «состязательной». В России нередки случаи, когда среди всех псевдодоказательств реально существует лишь одно — собственное признание обвиняемого. При этом последующий отказ обвиняемого в судебном заседании от показаний, ранее данных под воздействием психического или физического давления, судом, как правило, во внимание не принимается с формулировкой «Иванов отказался от ранее данных показаний с целью избежать ответственности за содеянное. Однако его вина полностью доказана всеми собранными по делу доказательствами: протоколом выемки, заключением экспертизы и проч.» При этом бездоказательность этих выводов суда очевидна, а все эти «протоколы» и «акты экспертиз» подтверждают что угодно — факт смерти, факт обнаружения ножа и тому подобное, но только не причастность обвиняемого (подсудимого) к совершенному преступлению. Это, однако, никого не смущает, вся судебная система играет по этим «правилам», точнее, без правил, и сторона защиты не способна пробить брешь в этой псевдодоказательственной броне, так же как и обвиняемый беззащитен перед пытками, в условиях которых он прежде оговорил себя. Но стоит только признать, что показания, полученные от обвиняемого в условиях, не обеспечивающих его прав, закрепленных статьей 6 Конвенции, и не прошедшие судебной проверки (то есть не подтвержденные в открытом судебном процессе), не могут быть приняты судом в качестве доказательства его вины, как все встанет на свои правовые места. Стоит только начать практически применять это правило, как вся система пыток станет по большей части бессмысленной и бесполезной. Это в принципе и отличает правовую систему от неправовой, состязательный процесс от инквизиционного. Серьезный шаг на пути искоренения пыток был сделан с принятием нового Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно части 2 статьи 75 которого показания подозреваемого (обвиняемого), данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные в суде, признаются недопустимыми. Однако эта норма оказалась не столь эффективным препятствием к применению пыток, как ожидалось. Один лишь факт участия защитника в производстве следственных действий с обвиняемым признается достаточным для легализации признания, даже если оно фактически было получено под воздействием пыток и иных неправомерных форм воздействия. С чем приходится нередко сталкиваться в российской судебной практике? Активно действующий в процессе судья начинает сам с пристрастием допрашивать подсудимого, с явным нажимом вопрошая: «Как же так, Сидоров? Почему отказываетесь от показаний, данных на следствии? Нехорошо. Да еще и придумываете, что вас били. Хотите нас обмануть? А как же ваши показания на листе дела № таком-то? Ведь протокол допроса подписан адвокатом». Да еще и угрозу можно услышать о последствиях такого отказа от сотрудничества с судом. Английскому или норвежскому судье такой диалог с подсудимым не мог бы присниться даже в страшном сне. Для российского судьи это нечто натуральное и естественное. Ведь он — борец с преступностью, точнее, с преступником, даже тогда, когда приговором суда не установлено, что данный человек — преступник. И чтобы вынести искомый обвинительный приговор (а в нашей стране их более 99 %), необходимо изобличить этого преступника, а если надо, то и лично уличить его во лжи, используя свой судейский статус... Следует признать раз и навсегда, что доказательства, не прошедшие испытание гласным судебным разбирательством, не выдержавшие экзамен на достоверность в суде, не могут быть приняты судом и должны исключаться из числа доказательств, принимаемых судом при вынесении обвинительного приговора. ^ Европейской Конвенции: право на помощь защитника. Социальная (бесплатная) юридическая помощь Право на защиту в Российской Федерации формально гарантируется законодательно и даже конституционно. На практике во многих случаях оно реально не обеспечивается. Об этом наглядно свидетельствуют результаты обследований судебных процессов в рамках программы Международной комиссии юристов, проводившихся как российскими, так и иностранными представителями МКЮ. Выводы комиссии о типичных нарушениях, выявленных в ходе наблюдения за судебными процессами, можно прочитать в приложении к настоящей брошюре. В тех случаях, когда у обвиняемого (задержанного) нет средств для оплаты юридической помощи защитника по его выбору, защитник предоставляется ему государством, и, согласно практике Европейского Суда, обвиняемый не может в этом случае претендовать на выбор защитника. В то же время, учитывая, что бесплатная юридическая помощь предоставляется, когда «интересы правосудия того требуют», то, как указывалось в решении по делу Артико против Италии, качество такой юридической помощи должно быть адекватно требованиям правосудия, осуществляемая защита реальной и эффективной, а не теоретической или иллюзорной. В этом же решении Суд, отметив, что власти не могут нести ответственность за любое упущение, связанное с предоставлением правовой помощи и проведением защиты, тем не менее, подчеркнул, что «…в пункте “с” параграфа 3 статьи 6 говорится о “помощи”, а не о “назначении” защитника. Само назначение еще не обеспечивает эффективной помощи, так как назначенный адвокат может умереть, серьезно заболеть, в течение длительного времени быть лишен возможности действовать или уклоняться от выполнения своих обязанностей. Власти, если они уведомлены о возникшем положении, должны либо его заменить, либо заставить выполнять свои обязанности»140. Далее, в решении по делу^ � Суд заявил, что «В соответствии с пунктом “с” части 3 статьи 6 вмешательство компетентных национальных органов требуется только в том случае, если бесплатно назначенный защитник проявил явную неспособность обеспечить эффективную помощь или им стало об этом известно каким-либо иным образом»141. Если есть основания полагать, что адвокат обвиняемого, участвующий в рассмотрении дела, не имел достаточно времени и возможностей для подготовки к процессу надлежащим образом, то суд должен принять действенные меры, обеспечивающие выполнение защиты обвиняемого. В подобной ситуации суду следует принять решение об отложении судебного разбирательства142. ^ Европейской Конвенции: право на вызов свидетелей Это право в Конвенции сформулировано как «право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него» Право на вызов свидетелей представляет собой существенную для обвиняемого гарантию и является одним из важнейших практических прав, позволяющих обвиняемому деятельно участвовать в исследовании доказательств обвинения и представлять суду свои доказательства. Также важно знать, что в понятие свидетелей входят и эксперты, и различного рода специалисты. В деле ^ 143 Европейский Суд высказался по поводу роли экспертов в судебном разбирательстве. Эксперт в данном суде последовательно использовал лишь данные, свидетельствующие против подсудимого. Суду же, как определил Европейский Суд, надлежит обращать внимание и на другие экспертные заключения в случаях, когда известно, что существуют иные, противоположные мнения. Также Суд в решении по этому делу отметил, что отношение к экспертам защиты должно быть таким же, как и к экспертам со стороны обвинения. Согласно прецедентам Европейского Суда (дела Антерпертингер против Австрии144, Барбера и другие против Испании145, Костовски против Нидерландов146) выработаны наиболее общие и принципиальные подходы: все показания должны быть исследованы в присутствии обвиняемого в публичном процессе с предоставлением ему возможности выдвинуть противоположные доводы с учетом принципа состязательности; при этом само по себе использование в процессе письменных заявлений в отсутствие устных показаний не является во всех случаях (в отрыве от других обстоятельств) несовместимым с гарантиями прав защиты; но данное право в принципе означает, что обвиняемый должен быть надлежащим образом обеспечен реальной возможностью оспорить показания и подвергнуть допросу лицо, свидетельствующее против него, в тот момент, когда свидетель делал свое заявление либо позже; наконец, в целом являются неприемлемыми и должны быть признаны нарушениями этого права случаи, когда обвиняемый осужден практически только на базе свидетельских показаний, которые не могли быть должным образом проверены в ходе судебного разбирательства, то есть без обеспечения обвиняемому реальной возможности опровергнуть показания, данные свидетелями против него147. Очевидно, что Европейский Суд не будет входить в оценку показаний свидетелей, сфера его внимания — было ли обеспечено право на вызов и допрос свидетелей. Вместе с тем необходимо учитывать, что гарантии данной нормы не означают права на вызов и допрос всех свидетелей. По делу ^ 148 Европейский Суд выразил свое мнение следующим образом. Обвиняемый не всегда обеспечивается правом на вызов и допрос каждого свидетеля. Однако в случае, когда Апелляционный суд не заслушал ни свидетелей защиты, ни свидетелей обвинения и, тем не менее, отменил оправдание в отношении заявителя, ухудшив приговор и усилив меру наказания, в этом случае Суд установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство. Данное право не есть право на вызов неограниченного количества свидетелей. Однако представляется, что там, где обвинению обеспечивается возможность вызвать в суд всех свидетелей, заявленных стороной обвинения в «списке лиц, подлежащих вызову в суд», стороне защиты должны быть предоставлены равные права и адекватные возможности. При всех обстоятельствах исходим из того, что защите должна быть обеспечена возможность вызвать в суд всех ключевых свидетелей защиты, показания которых необходимы для правильного установления важных фактов и существенных обстоятельств дела. Заявитель должен доказать, что отказ заслушать показания конкретного свидетеля нанес серьезный ущерб его делу149. В любом случае процедуры вызова и допроса свидетелей должны быть одинаковыми как для обвинения, так и для защиты в целях соблюдения принципа равноправия сторон. Как видно из текста самой нормы и из приведенных принципиальных подходов, выработанных Европейским Судом, гарантии этой нормы не сводятся только к праву на вызов и допрос свидетелей защиты. Это еще и право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей и иметь в принципе право на то, чтобы эти свидетели были допрошены. В соответствии с частью 4 статьи 271 УПК РФ «суд не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве свидетеля или специалиста, явившегося в суд по инициативе сторон». При неявке в суд вызванного свидетеля или эксперта суд должен выслушать мнение всех участников процесса, в том числе подсудимого и его защитника, о возможности разбирательства дела в отсутствие неявившихся лиц и принять соответствующее решение. Судья может принять решение о возможности начать судебное следствие при отсутствии неявившихся свидетелей, даже если защита будет против этого возражать. Однако, во-первых, судья обязан при этом вынести мотивированное решение, а во-вторых, это не лишает права подсудимого или его защитника в дальнейшем заявить ходатайство о необходимости обеспечения явки свидетеля в зависимости от хода судебного разбирательства (статья 271 УПК РФ). И судья опять должен будет принять мотивированное решение по этому вопросу. В ходе судебного разбирательства подсудимый и его защитник имеют право допрашивать свидетелей на тех же основаниях, на которых их допрашивает обвинитель (статья 244 УПК РФ). Статья 281 УПК РФ позволяет оглашать на суде показания неявившегося свидетеля, данные им на предварительном следствии, в следующих случаях: а) смерти потерпевшего или свидетеля; б) тяжелой болезни, препятствующей явке в суд; в) отказа потерпевшего или свидетеля, являющегося иностранным гражданином, явиться по вызову суда; г) стихийного бедствия или иных чрезвычайных обстоятельств, препятствующих явке в суд. Представляется, что прибегать к оглашению показаний допустимо лишь в необходимых случаях, и при этом, если подсудимый оспаривает содержащиеся в оглашаемых показаниях сведения, суду следует критически оценивать такие доказательства, учитывая то обстоятельство, что подсудимый, как правило, был лишен возможности задать вопросы данному свидетелю, выявить вероятные противоречия или даже ложность его показаний. Следует помнить, что показания на предварительном следствии даются в условиях, не отвечающих требованию гласности и не обеспечивающих их полную достоверность, даже если согласиться с разумностью принципа «вотум доверия» следователю. В этих условиях нельзя исключить различные варианты: 1) свидетель, давая показания следователю, добросовестно заблуждался, и это может проясниться в ходе его допроса в открытом судебном разбирательстве; 2) свидетель умышленно оговаривал подсудимого, и последнему должен быть дан шанс выявить его ложь в условиях гласного судебного процесса; 3) свидетель был подвергнут определенному неправомерному давлению со стороны следствия, и его допрос в судебном заседании — реальная возможность это выявить. Могут возникнуть (и в действительности возникают) вопросы в случаях, если в основе обвинения лежат письменные заявления лица, которое по тем или иным причинам не участвует в судебном разбирательстве. Например, в деле Лука против Италии150 обвиняемый и его защитник не смогли допросить ни в ходе следствия, ни в суде свидетеля, показания которого были положены в основу обвинительного приговора, по той причине, что он был сообвиняемым и воспользовался своим правом не свидетельствовать против себя. Суд указал, что используемый в статье 6 термин «свидетель» имеет «автономное» значение, и его процессуальный статус с точки зрения национального законодательства не имеет решающего значения. Поэтому, если показания такого лица составляют основу обвинительного приговора, обвиняемому и его защите должна быть предоставлена возможность допросить его. Только исключительные обстоятельства могут позволить суду при вынесении решения по делу полагаться на показания свидетеля, которого обвиняемый не имел возможности допросить в суде. ^ Европейской Конвенции: право на помощь переводчика Право на бесплатную помощь переводчика в уголовном процессе обеспечивается обвиняемому согласно статье 18 и пункту «с» части 4 статьи 47 УПК РФ. Кроме того, ему должны представляться основные следственные и судебные документы в переводе на язык, которым он владеет. На практике это право формально соблюдается. В практике Центра, однако, есть несколько дел, в которых иностранные граждане, особенно из дальнего зарубежья, то есть лица, действительно не владеющие языком судопроизводства, заявляют, что реально их право на помощь переводчика обеспечено не было. Они утверждают, что при проведении первоначальных следственных действий (когда вырабатывается основная версия следствия и перспектива по делу) они не имели адекватного представления о том, что с ними происходит, каков их процессуальный статус, в чем конкретно они обвиняются и каковы их права на этой стадии. Учитывая, что порой качество подготовки переводчиков, привлекаемых к участию в деле, не является достаточно высоким, у заявителей не возникало уверенности в том, что их показания переводятся полно и корректно. Некоторые из них проводили несколько месяцев и даже лет в следственном изоляторе, плохо понимая, что же с ними происходит. Аналогичная ситуация имеет место и в судебном заседании, когда вся помощь переводчика заключается в том, что он, в лучшем случае, переводит подсудимому вопросы, которые задаются непосредственно ему. Переводчик обыкновенно находится на расстоянии двух-трех метров от клетки с подсудимым, и остальная часть судебного разбирательства остается столь же непонятной для подсудимого-иностранца, как был непонятен ему и весь ход предварительного расследования. Минимальные гарантии прав обвиняемого, разумеется, в основном предназначены для их использования в стадии собственно судебного разбирательства. Рассмотренные выше права, закрепленные в параграфе 3 статьи 6 Конвенции, начав работать на досудебной стадии, продолжают действовать в судебном заседании и должны быть обеспечены в нем силой судебной власти. В решении Суда по делу ^ 151 был также поднят важный вопрос о роли суда в определении того, насколько обвиняемый нуждается в услугах переводчика. Заявитель, выходец из Южной Италии, обвинялся в неуплате налогов в крупных размерах. На определенном этапе разбирательства, когда речь зашла о признании заявителем своей вины (в обмен на снижение наказания), защита заявила о необходимости назначения судом переводчика, так как обвиняемый, хотя и владеет английским языком до некоторой степени, может не разобраться в сложных юридических терминах при определении суммы, в неуплате которой он признает себя виновным. Через некоторое время суд обратился к присутствующим с вопросом о том, может ли кто-то помочь обвиняемому с переводом; защита, не консультируясь с обвиняемым, указала на его брата, и суд решил, что воспользуется его услугами при необходимости. Несколько раз суд спрашивал у защиты, нужен ли обвиняемому переводчик, но адвокаты каждый раз отвечали, что «пока они обходятся». Впоследствии заявитель обжаловал обвинительный приговор (он был приговорен к четырем годам лишения свободы), пояснив, что по различным причинам и, в частности, по причине отсутствия переводчика он признал себя виновным в неуплате вчетверо большей суммы, чем собирался. Европейский Суд указал в своем решении, что хотя решения о ведении защиты должны приниматься защитником и обвиняемым, «конечным гарантом» справедливости судебного разбирательства является судья. Учитывая тяжесть предъявленного обвинения и строгость возможного наказания, а также тот факт, что судья был поставлен в известность о возможных трудностях в понимании обвиняемым происходящего, он должен был по собственной инициативе внимательно рассмотреть вопрос о необходимости привлечения переводчика и обеспечить его участие. Поэтому в данном случае имело место нарушение п. «е» части 3 статьи 6 Конвенции. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям