Причины и меры предупреждения нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности
|
|
Скачать 3.72 Mb.
|
|
Состояние (уровень) Структуру преступности |
| §2. Криминологическая характеристика нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности В соответствии со своим предназначением современные Вооруженные Силы оснащены сложнейшими боевыми комплексами, системами вооружения и техники. Применение такого технически сложного арсенала предполагает согласованность (по месту, времени и характеру) действий многих людей. Согласованность же определяется правовой регламентацией совместной деятельности этих людей, т.е. уставными отношениями между ними. Воинские уставы детально регулируют порядок взаимоотношений военнослужащих как служебного, так и внеслужебного характера. Часть первая Устава внутренней службы ВС РФ (далее - УВС ВС РФ) «Военнослужащие Вооруженных Сил и взаимоотношения между ними» устанавливает правил поведения, которыми военнослужащие обязаны руководствоваться в повседневной жизни и деятельности. Устав требует от военнослужащего быть честным, дисциплинированным, дорожить войсковым товариществом, не щадя своей жизни, выручать товарищей из опасности, помогать им словом и делом, уважать честь и достоинство каждого, не допускать в отношении себя и других военнослужащих недостойных поступков, соблюдать правила воинской вежливости (ст. 13 УВС ВС РФ). Эти и другие положения УВС ВС РФ принято называть правилами уставных взаимоотношений между военнослужащими. Абсолютное большинство личных взаимоотношений военнослужащих так или иначе урегулированы военным правом, а отношения служебного характера полностью попадают под регламентацию воинских уставов и других нормативных актов военного законодательства. Лексическое значение слова «уставные» предполагает, что отношения, о которых идет речь, должны лежать в плоскости воинских уставов и регулироваться только воинскими уставами. Однако, учитывая то обстоятельство, что само понятие «уставные отношения» законодательно не определено, следует отметить, что под этим термином необходимо понимать отношения военнослужащих, урегулированные не только воинскими уставами, но и другими нормативными актами, а также актами органов военного управления, конкретизирующими отдельные положения воинских уставов. В науке военного права под термином «уставные отношения» принято понимать совокупность наиболее целесообразных с точки зрения государства и общества служебных отношений, складывающихся между военнослужащими в процессе прохождения воинской службы, регулируемых воинскими уставами и другими правовыми актами и призванных обеспечить постоянную боевую готовность, воинскую дисциплину и правопорядок1. Следовательно, конструктивным признаком нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими является то, что они должны отрицать правопорядок и воинскую дисциплину и нарушать воинские уставы или другие нормативно-правовые акты. Весь спектр нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими представляет собой огромный пласт межличностных отношений военнослужащих, регулируемых различными отраслями права, моралью и общественным сознанием. Подобные нарушения отличаются друг от друга способом совершения, характером и степенью общественной опасности (например, неуважительное высказывание в адрес сослуживца и применение насилия, опасного для жизни), объектом посягательства и характером нарушаемых отношений (например, нарушение порядка отношений начальник – подчиненный, подчиненный – начальник, равный – равный2) и другими признаками. К предмету нашего исследования относятся не все нарушения уставных правил взаимоотношений военнослужащих3, а лишь те из них, которые допускаются между равными по своему служебному положению военнослужащими и представляют собой преступление, предусмотренное ст. 335 УК РФ. Учитывая изложенное, можно определить исследуемые нарушения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими как противоправные уголовно-наказуемые деяния, направленные на нарушение правил взаимоотношений между военнослужащими, не состоящими в отношениях подчиненности, и представляющие по своей сути посягательства военнослужащих определенных категорий или групп на права и личность сослуживцев. Существуют и другие точки зрения. Например, Х. М. Ахметшин рассматривает нарушения уставных правил взаимоотношений как различные виды насилия одних военнослужащих над другими, унижение их чести и достоинства, издевательство над ними, совершаемые в целях обеспечения себе облегченных условий службы, привилегированного положения в коллективе, подчинения своей воле сослуживцев, а равно из других, в том числе хулиганских побуждений1. В свою очередь, И. М. Мацкевич определяет рассматриваемое явление как устойчивые социально-негативные проявления криминального характера, которые основаны на отрицательных традициях армейской действительности, уходящих в историческое прошлое, связанные с глумлением, издевательством и насилием одних военнослужащих над другими с целью подчинить их своему влиянию, с тем, чтобы совершать в отношении них противоправные деяния корыстной направленности.2 Другие исследователи отмечают, что армейские неуставные отношения по своей сути являются своего рода культом (своеобразной религией со своими призывами к смирению и непротивлению, с обилием «можно» и «нельзя»), призванным управлять воинским коллективом. По существу указанные, а также иные определения рассматриваемого явления, встречающиеся в юридической литературе, не противоречат друг другу и даже совпадают в определении его сущности. Рассматривая криминологический аспект нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности (далее – неуставные отношения), следует отметить, что в основе таких деяний лежат конфликтные ситуации или противоречия, затрагивающие социальный статус личности или групп воинов, их честь, достоинство, здоровье, материальные или духовные интересы. Эти ситуации имеют причины, по которым их можно условно разделить на две группы. Первая имеет в своей основе конфликтные ситуации, возникающие на почве личной неприязни, обид и несдержанности. Причем, хотя такие деяния и квалифицируются по ст. 335 УК РФ, однако имеют меньшую социальную опасность, поскольку носят, как правило, разовый и кратковременный характер. Ко второй группе относятся личностно-групповые и межгрупповые конфликты, в основе которых лежит неформальное разделение военнослужащих, при котором образуются противостоящие друг другу социальные группы, стремящиеся к утверждению своего положения в подразделении. Неформальное разделение военнослужащих обладает повышенной криминогенностью, а также свойствами быстрого распространения, устойчивости и самовоспроизводства. Главным образом это связано с «привлекательностью» получения представителями «угнетаемых» групп в процессе их дальнейшей службы соответствующих «привилегий» (повышения статуса младшего призыва в связи с увольнением «старослужащих») и другими факторами как объективного, так и субъективного характера. Неуставные отношения, основывающиеся на неформальной структуре воинского коллектива, как явление системное, имеют определенную структуру, важными элементами которой являются ее формы и виды. Наиболее характерными формами проявления нарушений уставных правил взаимоотношений в настоящее время являются: избиения военнослужащих более позднего срока призыва; перекладывание на них дополнительных обязанностей по службе и быту; принуждение к выполнению различных прихотей и воровству; вымогательство денег, ценных вещей, продуктов питания и предметов обмундирования; моральные унижения и оскорбление личного достоинства. Наиболее характерные виды неуставных отношений в немалой степени связаны с видами неформальной структуры внутри воинского коллектива. Более того, было бы правильным утверждать, что отчасти неуставные отношения детерминированы именно феноменом неформального разделения военнослужащих. Поэтому при их анализе необходимо учитывать следующие обстоятельства: 1) Помимо уставной системы в каждом воинском коллективе существует неформальная система отношений военнослужащих. 2) Неформальные структуры неоднородны по своему составу. В каждой неформальной группе (будь то «старослужащие» или молодые солдаты, представители той или иной национальности) существует достаточно четкая иерархия («лидеры», «исполнители», «нейтралы», «изгои» и т.д.). 3) Неуставные взаимоотношения существуют в военной среде не одно десятилетие, и за это время в ней успели сформироваться устойчивые криминогенные традиции, передающиеся из поколения в поколение. 4) Под влиянием различных факторов общественного развития неформальная система все в большей степени отвечала объективным потребностям сложившейся в воинских подразделениях обстановки, когда уставная система уже не могла разрешить все возникающие социально-бытовые противоречия. Со временем неформальная система стала компенсировать недостатки формальной (уставной) системы отношений военнослужащих. Причем, следует отметить, что обе эти системы могут находиться между собой в разных соотношениях, конфликтовать или дополнять друг друга. Учитывая вышеизложенное и основываясь на особенностях неформальной структуры воинского коллектива, представляется возможным классифицировать неуставные отношения в Вооруженных Силах следующим образом: 1. «Дедовщина» – нарушения уставных правил взаимоотношений, возникающие на основе межличностных и межгрупповых противоречий между военнослужащими различных периодов призыва. 2. «Землячество» - нарушения уставных правил взаимоотношений, возникающие на основе противоречий и конфликтов между группами военнослужащих, объединенных по национальному или религиозному признаку. Эти противоречия определяются особенностями национальной (этнической) культуры и менталитета, а в случае социальной стратификации по признаку принадлежности к тем или иным религиозным конфессиям – особенностями вероисповедания. Данные противоречия проявляются тогда, когда в подразделении отсутствует в качестве доминирующего вида неуставных отношений «дедовщина», но имеется большое количество военнослужащих различных национальностей без явного преобладания одной из них. В таких условиях могут образовываться группы из представителей, к примеру, мусульманских этнических групп. Объектом посягательств при этом оказываются «не мусульмане». 3. «Диктатура» (право силы) - нарушения уставных правил взаимоотношений, возникающие на основе противоречий между военнослужащими, превосходящими других воинов физической силой (реже - морально-волевыми качествами), и остальной частью воинского коллектива. 4. «Криминальный беспредел» - нарушения уставных правил взаимоотношений, основой которых является разделение военнослужащих по принадлежности к криминалу (имеющих судимость, участвовавших в деятельности криминальных структур до призыва на военную службу) и подчинение ими остальных военнослужащих своей воле. Попадая в подразделение, молодые люди с криминальным опытом за короткий период времени добиваются привилегированного положения, не свойственного их статусу с позиций неформальных правил «дедовщины» или «землячества». При наличии же в подразделении нескольких таких военнослужащих создаются предпосылки для их объединения во внутренне сплоченную группу, создающую себе статус «высшей касты», характерный для мест лишения свободы. Для таких военнослужащих постоянный конфликт с законом и командирами - это образ жизни. Сущность и истоки этого явления сродни «дедовщине». Существующие в местах лишения свободы различные категории осужденных («паханы», «смотрящие», «блатные», «мужики», «козлы», «петухи» и т.п.), «привилегии» одних и «обязанности» других, а также порочные ритуалы и традиции уголовной среды могут в определенных условиях стать основой криминальных проявлений в системе армейских неуставных отношений. Некоторые из негативных традиций современной армии являются очевидными производными от «ритуалов» уголовной среды (например, тюремная «прописка», «присяги» и «переводы»). Помимо предложенной выше, в научной литературе встречаются и другие классификации видов неуставных отношений военнослужащих. Так, например, И. М. Мацкевич дифференцирует неуставные отношения в зависимости от: 1) срока службы (полгода, год, когда над молодыми солдатами издеваются старослужащие, и происходит своего рода «естественный отбор» наиболее стойких из них для дальнейшей «вербовки» в будущие проводники негативных армейских традиций (по-видимому, автор имеет в виду неформальное разделение военнослужащих по сроку службы, вследствие чего они приобретают определенный статус, отраженный в названии неформальной категории: «запах», «дух», «слон», «черпак», «дембель» - курсив мой Е.М.); 2) вида и рода войск (на флоте «дедовщину» именуют «годковщиной»). По характеру воздействия на потерпевших выделяются: 1) глумление и издевательства, носящие в основном психологическую направленность (угроза применения насилия, запугивание круговой порукой и тем, что никто не придет на помощь); 2) причинение телесных повреждений военнослужащим (в том числе повлекших их гибель); 3) доведение до самоубийства. Предлагаются и иные основания классификации1. В плане исследования сущности неуставных отношений, по нашему мнению, наибольший интерес представляют «дедовщина» и «землячество». Проведенные в этой области исследования позволяют утверждать, что эти два вида неуставных проявлений наиболее часто встречаются в Вооруженных Силах РФ и охватывают практически все формы нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих, наблюдаемые при доминировании других видов неуставных отношений («диктатуры силы», «криминального беспредела»). Нарушения уставных правил взаимоотношений, которые еще называют «дедовщиной» (на флоте – «годковщиной»), можно определить как систему взаимоотношений военнослужащих, основанную на полукриминальных обычаях насильственного подчинения старшими призывами - младших, когда возраст, воинское звание и должность военнослужащих имеют второстепенное значение или вообще не играют существенной роли. «Дедовщина» представляет собой самый застарелый, имеющий глубокие корни вид неуставных отношений, основой которого выступает срок службы. Это система изощренных форм физического и психического насилия, обеспечивающая привилегированное положение военнослужащих старших периодов службы по отношению к молодым воинам. Разделение военнослужащих на «категории»2 с соответствующими для каждой из них функциями осуществляется путем создания и культивирования «старослужащими» порочных традиций и ритуалов. Они разнообразны, но суть их одна - закрепить разделение военнослужащих по периодам службы и постоянно напоминать им о роли каждого внутри воинского коллектива. Особенностями современной «дедовщины» является ее корыстный характер, проявляющийся в форме «узаконенного» вымогательства, изъятия денег, ценных вещей, продуктов и принуждения к воровству. Характерно для «дедовщины» и то, что в равной степени и молодые люди, имевшие допризывной криминальный опыт, и положительно характеризовавшиеся до призыва имеют равные шансы стать носителями неуставных традиций, пройдя «школу дедовщины». Отличие между ними может заключаться лишь в различной степени использования неформальных «привилегий». Данный факт свидетельствует об особом, феноменальном качестве «дедовщины» - ее всеохватывающем характере (возможность охвата всех без исключения категорий военнослужащих по призыву вне зависимости от их индивидуальных качеств). Эта особенность рассматриваемого явления является условием других его качеств – системности и устойчивости, которые, в свою очередь, лежат в основе так называемого «феномена непотопляемости дедовщины»1. Практически каждый военнослужащий более раннего срока призыва в той или иной мере является носителем неуставных взаимоотношений. Это обусловлено тем обстоятельством, что в неформальной системе взаимоотношений даже для «старослужащих» постоянно существует опасность подвергнуться наказанию за нарушение «традиций» этой системы. Это может быть понижение в статусе («перевод» в положение младшего призыва), деперсонализация и асоциализация личности «провинившегося» (лишение любого правомочного статуса, перевод на низший порог аутсайдности - в категорию отверженного, например, путем симиотического подавления: личные вещи «провинившегося» метятся мочой или фекалиями), побои и другие формы насилия. Находясь под этой постоянной угрозой, любой военнослужащий, проходящий службу в подразделении с неформальной системой воинских отношений, практически вынужден соблюдать неформальные правила этой системы, руководствуясь элементарным инстинктом самосохранения. Создаваемая таким образом круговая порука делает «дедовщину» явлением чрезвычайно живучим и находящим широкое распространение в войсках. К тому же, помимо разнообразных репрессивных форм воздействия, рассматриваемое явление обладает и достаточно востребованной военнослужащими по призыву системой «морального поощрения», основывающейся на том, что добросовестное выполнение молодыми воинами «обязанностей» младших периодов гарантирует им своевременное перемещение в новое качество – старший период службы с утратой части прежних «обязанностей» и приобретением ряда «привилегий». В свою очередь система «штрафных санкций» включает в себя комплекс форм физического и психического насилия над личностью1. Разделение форм насилия на акты физического и психического воздействия является условным, т. к. обычно трудно определить, какая из этих составляющих доминирует в том или ином антиуставном проявлении. Психическое насилие часто переходит в физическое или является его существенным дополнением. Кроме того, вполне вероятно, что молодой воин может, например, встать на путь суицидального поведения как вследствие систематических избиений, так и под воздействием только психического давления на него со стороны «старослужащих». Главная черта, объединяющая различные формы проявления «дедовщины», заключается в том, что обе противостоящие стороны («старослужащие» и молодые солдаты) вынуждены принимать навязываемые им роли «руководителей» и «подчиненных». Второй вид неуставных отношений - «землячество» - основан на неформальном разделении военнослужащих по национально-этнической (представители коренных национальностей автономных образований Российской Федерации) или региональной принадлежности (месту призыва). Наибольшую внутреннюю сплоченность и внешнюю агрессивность имеют «земляческие» группировки, состоящие из представителей «кавказских национальностей». Затем следуют группировки из лиц, призванных из автономных образований, где большинство населения исповедует ислам. Для представителей славянских национальностей, в свою очередь, характерны внутренняя разобщенность, наличие неустойчивых (в основном по срокам призыва) микрогрупп и равнодушие к судьбам своих «земляков», подвергшихся издевательствам. Более того, в пределах своей группы славяне проявляют большую жестокость, чем представители других «землячеств» по отношению друг к другу. «Земляческие» объединения могут создаваться как в рамках отдельного подразделения или части (черта характерная для «дедовщины»), так и в масштабе нескольких частей и даже гарнизона. Доминирующая «земляческая» группировка (в отличие от «дедовщины», где положение «лидеров» очень устойчиво) вынуждена постоянно поддерживать свой статус, вследствие чего в орбиту локальных межгрупповых конфликтов втягиваются военнослужащие других подразделений. Иногда это может приводить к тяжким последствиям (групповые драки, применение оружия). Смена доминирующей «земляческой» группы по причине изменения национального состава подразделения вследствие нового призыва происходит, как правило, болезненно. В «земляческих» группировках существует своя внутренняя иерархия, основанная не только на сроках призыва, но и на национальных обычаях, традициях, общеобразовательном уровне, материальном положении, районе проживания семьи, родственных связях. Возникающие внутригрупповые конфликты, как правило, не выносятся на уровень подразделения, а конфликтующие стороны быстро сплачиваются при появлении какой-либо внешней угрозы. В мононациональные группы допускаются и представители других национальностей, проживавшие до призыва в той же местности, знающие язык или исповедующие ту же религию. «Землячество» - крайне «живучая» форма неуставных отношений. Профилактическая работа в таких подразделениях может полностью блокироваться внутригрупповой сплоченностью, основанной на национально-психологических особенностях представителей этих групп. К сожалению, приходится констатировать, что неуставные отношения в том или ином их виде сопровождают военнослужащего по призыву в течение всей его службы с той лишь разницей, что первый год службы он является объектом посягательств со стороны «старослужащих», а второй, когда меняется его неформальная социальная роль, сам нарушает эти правила. Исходя из этого, основные формы, в которых выражаются неуставные отношения криминального характера, целесообразно рассматривать отдельно для каждой ситуации, возникающей в процессе службы и быта военнослужащих1. Тревожной тенденцией последних лет является «коммерциализация» неуставных отношений военнослужащих. Рассматриваемые проявления все чаще совершаются не с целью «развлечения» доминирующей группы военнослужащих, а ради извлечения материальных благ. Около 75% опрошенных нами военнослужащих по призыву указали на присутствие в их подразделениях различных проявлений «казарменного рэкета». Это явление включает в себя изъятие «старослужащими» у молодых солдат под угрозой расправы денег, личных вещей, продуктов питания и предметов обмундирования. Варианты изъятия могут быть самыми различными. Это - «угощение» (когда молодые солдаты на сумму полученного денежного перевода обязаны пригласить «старослужащих» для угощения в солдатскую чайную или регулярно покупать для них различные продукты питания), «кредит» (деньги изымаются под видом их займа, причем, их возврат не предусмотрен с самого начала), «возмещение украденного» (в тех случаях, когда во внутреннем наряде по подразделению стоят молодые солдаты, кто-либо из «старослужащих» заявляет о пропаже у него денег, при этом молодые солдаты обязаны возместить «пропажу»), «принятие денег на хранение» (под предлогом «чтобы не украли», при этом их возвращение прежним владельцам не предусматривается), вымогательство (изъятие денег без всяких «уважительных» причин - просто потому, что «так положено»), «дань» или «оброк» - принуждение к попрошайничеству (в увольнении либо самовольной отлучке молодые воины просят у случайных прохожих деньги или сигареты, которые по возвращении в подразделение передают «старослужащим»), изъятие денег под предлогом «централизованной закупки» умывальных принадлежностей и другие завуалированные способы вымогательства. В «обязанности» молодых солдат может входить извещение «старослужащих» о получении денежного перевода, при этом в случае его сокрытия следует наказание. Особую тревогу вызывают случаи массового разукомплектования штатной техники и систем вооружения с целью продажи демонтированных агрегатов. Это одно из проявлений «казарменного рэкета». Молодые военнослужащие, не имея постоянных источников денежных поступлений и систематически подвергаясь вымогательству со стороны «старослужащих», вынуждены воровать в своей воинской части все что возможно, а затем продавать за бесценок (например - скупщикам цветных или черных металлов). Для того, чтобы понять глубину криминальной сущности, основной вектор развития и качественное своеобразие различных видов и форм нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности, необходимо подвергнуть анализу не только качественные характеристики рассматриваемого явления, но и количественные, аккумулированные в криминологической характеристике исследуемого криминального феномена. Для проведения такого анализа представляется необходимым раскрыть количественные показатели рассматриваемой преступности, к которым относятся состояние (уровень) и динамика данных преступлений и их качественные показатели, к которым традиционно относятся структура и характер этих преступлений. ^ противоправных деяний, предусмотренных ст. 335 УК РФ характеризуется следующими показателями: в 1999 году было совершено 1945 таких преступлений, в которых участвовало 2443 военнослужащих; в 2000 году было зарегистрировано 2860 рассматриваемых преступлений, в которых принимало участие 2393 правонарушителя; в 2001 – 3248 преступлений, в которых участвовало 2634 военнослужащих, а в 2002 было совершено 2687 рассматриваемых преступлений, в которых принимало участие 2620 военнослужащих. Всего же за период с 1994 года по 2002 год включительно в соответствии со статистическими данными Главной военной прокуратуры было совершено 19015 преступлений, предусмотренных ст. 335 УК РФ (ст.244 УК РСФСР)1, а общая численность военнослужащих, совершивших рассматриваемые преступления, достигла за этот период 19851 человека. Вместе с тем, для более точного представления масштабов и тенденций развития рассматриваемых преступлений, попавших в официальную регистрацию правоохранительных органов, целесообразно рассмотреть уровень этих преступлений, проведя расчет коэффициента преступности. Исходя из численности всех военнослужащих в 1996 году – 1900000 человек, на 100 000 военнослужащих в этом году приходилось 87 рассматриваемых преступлений. В свою очередь, в 2000 году при численности всех военнослужащих 1700000 человек коэффициент преступности данного вида составлял уже 168, а в следующем, 2001 году, при численности военнослужащих 1600000 человек, коэффициент преступности превысил показатель в 203 рассматриваемых преступления на 100 000 военнослужащих. На первый взгляд, приведенные показатели преступности рассматриваемой категории невелики, особенно по сравнению с общим коэффициентом преступности военнослужащих, который в 1996 году составлял 907 преступлений на 100 000 военнослужащих, в 2000 году – 1357, а в 2001 году – 1457 преступлений соответственно. Однако следует иметь в виду то обстоятельство, что рассматриваемые преступления предусмотрены всего лишь одной ст. 335 УК РФ, а приведенные выше общие коэффициенты преступности военнослужащих рассчитаны исходя из совершения ими не только всех видов преступлений против военной службы, но и всех общеуголовных преступлений. И все же, несмотря на указанные особенности, коэффициент преступности военнослужащих рассматриваемой нами категории (ст. 335 УК РФ) занимает в общем аналогичном показателе достаточно значительное место (в 2001 году -14%). В то же время при анализе нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности следует учитывать и тот факт, что абсолютное большинство этих преступлений совершаются военнослужащими, проходящими военную службу на рядовых и сержантских должностях. Это позволяет более точно определить степень криминальной пораженности войск недугом неуставных отношений. Исходя из того, что на декабрь 2002 года численность военнослужащих, проходящих службу на рядовых и сержантских должностях, составляла 591000 человек, из которых 130 000 проходили службу по контракту (22% от рассматриваемой категории военнослужащих), коэффициент исследуемого вида преступности у рассматриваемой категории военнослужащих в 2002 году составляет 455 преступлений на 100 000 военнослужащих. Данный показатель позволяет с уверенностью утверждать, что даже без учета латентности рассматриваемая преступность имеет очень высокий уровень, крайне неблагоприятные тенденции к росту и занимает весьма значительное место в структуре преступности военнослужащих. Динамика рассматриваемых преступлений при волнообразном характере своего развития имеет тенденцию к росту. За последнее десятилетие наибольшие криминальные «пики» нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих были зарегистрированы в 1998 году (2209 преступлений), в 2000 году (2860 преступлений) и в 2001 году (3248 преступлений). Наименьшее количество исследуемых преступлений в указанный период было зарегистрировано в 1994 году (979 преступлений). В свою очередь, «всплески» криминальной активности рассматриваемой категории были зарегистрированы в 1996 году (+12,6% преступлений к предыдущему году), в 1998 году (+11,9% преступлений к предыдущему году), в 2000 году (+ 47% к предыдущему году) и в 2001 году (+13,5% к предыдущему году). Отрицательная динамика рассматриваемых преступлений регистрировалась в 1999 году (- 13,5% к предыдущему году) и 2002 (-17,2% к предыдущему году)1. Таким образом, следует признать, что за исключением 1999 и 2002 годов динамика преступности военнослужащих рассматриваемого вида на протяжении последнего десятилетия характеризуется непрерывным ростом, и коррелирует с динамикой коэффициента рассматриваемого вида преступности. В соответствии с общепринятыми в военной криминологии правилами структура преступности военнослужащих включает в себя две больших группы: общеуголовные преступления военнослужащих, составившие за последнее десятилетие примерно 41% от всей преступности военнослужащих, и группу преступлений против военной службы (воинские преступления), составившие за последние десять лет около 58% всех преступлений, совершенных военнослужащими. Поэтому прежде чем рассматривать структуру нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности, необходимо отметить тот факт, что исследуемая категория преступлений занимала в общей структуре преступности военнослужащих последнего десятилетия 7,58 %, а в структуре преступлений против военной службы за тот же период времени 12,9 %1. ^ в сфере уставного порядка взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности представляется целесообразным отразить в виде удельного веса (долей) реализованных в преступлениях квалифицирующих признаков ст. 335 УК РФ в общей массе совершенных преступлений рассматриваемой категории. Одной из важнейших характеристик структуры исследуемой преступности является доля групповых преступлений (п. «в» ч.2 ст. 335 УК РФ). Из совершенных в 2000 году 2860 рассматриваемых преступлений 597 были совершены в группе, что составило 20,8% от общей массы этих преступлений. В 2001 году из 3248 совершенных преступлений анализируемой категории групповой характер носили 660 преступлений, что составляет 20,3% от общей массы. В свою очередь, в 2002 году из 2687 исследуемых преступлений в группе было совершено 514 преступлений, что составляет 19,1% от всех преступлений этой категории. Удельный вес групповых преступлений в структуре рассматриваемой преступности составляет весомый и стабильный показатель – около 20%. За период с 1994 по 2002 год из 19015 зарегистрированных Главной военной прокуратурой преступлений, предусмотренных ст. 335 УК РФ, групповой характер носили 4719 преступлений, что составляет 24,8% от всех зарегистрированных, причем динамика групповых преступлений за анализируемый период отличается устойчивостью и стабильностью1. При этом следует отметить и тот факт, что по данным судебной практики, около половины всех осужденных за групповые преступления рассматриваемой категории действовало в составе групп, организовавшихся по национальному признаку2. Следующей важной характеристикой структуры рассматриваемой преступности является удельный вес преступлений, совершенных с применением оружия (п. «г» ч. 2 ст. 335 УК РФ). Из совершенных в 2000 году 2860 рассматриваемых преступлений с применением оружия было совершено 19, что составило 0,6 % от общей массы, в 2001 году удельный вес таких преступлений составил 0,8 %, а в 2002 году 1,2 % от всех преступлений этой категории. В целом, за период с 1994 по 2002 год из 19015 зарегистрированных Главной военной прокуратурой рассматриваемых преступлений с применением оружия было совершено 136, что составляет 0,7 %. Несмотря на достаточно низкий удельный вес вооруженных посягательств в структуре анализируемой преступности, следует особо указать на их повышенную общественную опасность и крайне неблагоприятную динамику, характеризующуюся в последние годы устойчивым ростом (к уровню 1999 года прирост составил + 485%)3. В свою очередь, соотношение применения холодного и огнестрельного оружия при совершении рассматриваемых преступлений за период с 1994 по 2002 год характеризуется следующими показателями: холодное оружие применялось в 63,2%, а огнестрельное в 36,7 % случаях4. Еще одной важной характеристикой структуры преступности военнослужащих в сфере уставных правил взаимоотношений, частично находящей свое отражение в квалифицированных составах ст. 335 УК РФ, является соотношение удельного веса преступлений, повлекших различные по тяжести последствия. В 2000 году это соотношение выглядело следующим образом: причинение морального вреда и нанесение побоев – 64,3% (1711 случаев); причинение легкого вреда здоровью – 16,4% (437 случаев); причинение вреда здоровью средней тяжести – 11,1% (296 случаев); причинение тяжкого вреда здоровью – 6,7% (180 случаев); гибель потерпевших – 1,3% (35 случаев). В 2001 году: причинение морального вреда и нанесение побоев составило 70,2% (2264 случаев); причинение легкого вреда здоровью – 12,7% (412 случаев); причинение вреда здоровью средней тяжести – 8,9% (289 случаев); причинение тяжкого вреда здоровью – 6,7% (217 случаев); гибель потерпевших –1,3% (43 случая). В 2002 году: причинение морального вреда и нанесение побоев составило 66,8% (1816 случаев); причинение легкого вреда здоровью – 16,6% (451 случай); причинение вреда здоровью средней тяжести – 9,6% (262 случая); причинение тяжкого вреда здоровью – 6,2% (170 случаев); гибель потерпевших – 0,58% (16 случаев). Всего же за период с 1994 по 2002 год структура причиненных рассматриваемыми преступлениями последствий имеет следующий вид: причинение морального вреда и нанесение побоев 42,9%; причинение легкого вреда здоровью 36,4%; причинение вреда здоровью средней тяжести 11,7%; причинение тяжкого вреда здоровью 7,1%; смерть потерпевших 1,6%1. Следует также отметить, что за анализируемый период динамика летальных последствий характеризуется неустойчивой тенденцией к незначительному росту, динамика причинения тяжкого и средней тяжести вреда здоровью – устойчивым ростом за исключением показателей 2002 года, динамика причинения легкого вреда здоровью до 1998 года характеризуется ростом, после чего – устойчивым снижением. Уникальной представляется динамика последствий в виде причинения морального вреда и нанесения побоев, которая до 1998 года характеризуется устойчивым, а после этого - гигантским скачкообразным ростом1. Прирост удельного веса рассматриваемых последствий к аналогичному показателю 1998 года составил в 2002 году + 831% (показатель 2002 года выше аналогичного показателя 1998 года в 8 раз). Представляется, что данный статистический феномен можно объяснить только двумя причинами. Первая возможная причина видится в том, что данные о зарегистрированных преступлениях, повлекших последствия в виде причинения морального вреда или нанесения побоев, совершенных до 1998 года, в основной своей массе не попали в базу данных Главной военной прокуратуры, что представляется маловероятным. Вторая возможная причина может заключаться в недостатках уголовной регистрации и особенностях латентизации рассматриваемой категории преступлений. Иными словами, рассматриваемый гигантский скачок статистических показателей мог стать следствием того, что до 1998 года анализируемые преступления, не причинившие вреда здоровью потерпевшего или иных тяжких последствий, довольно часто рассматривались военным командованием как достаточно «малозначительное» деяние, не требующее уголовного преследования, а влекущее применение к виновному мер только дисциплинарного наказания. Достаточно широкое распространение подобной, не вполне законной точки зрения в среде воинских командиров и начальников (как органов дознания) того времени объясняется следующими причинами. Во-первых, нежеланием отдельных командиров «портить» показатели воинской дисциплины вверенных им подразделений и частей, о чем неоднократно указывалось в научной и специальной юридической литературе2. Во-вторых, инертностью правосознания, правовой безграмотностью и косностью юридического мышления некоторых командиров, привыкших за время своей службы к практике применения в подобных случаях норм Дисциплинарного устава ВС СССР, как это позволяли делать некоторые нормы Уголовного кодекса РСФСР (ст. 244 УК РСФСР в редакции Указа Президиума ВС РСФСР от 3 декабря 1982 г., действовавшая вплоть до 12 февраля 1984 г., а также ст.ст. 239, 239, 245, 250 и другие, действовавшие вплоть до 1996 года), и продолжавших применять подобную «практику» уже после вступления в силу УК РФ, чем максимально способствовали латентизации рассматриваемых преступлений. Однако, в результате пристального внимания к проблеме неуставных отношений и имеющимся фактам их сокрытия со стороны руководства страны, гражданской общественности, органов военной юстиции и неоднократных руководящих «разъяснений» высших органов военного управления1 командиры как органы дознания, вполне вероятно, стали активнее «выявлять» факты «малозначительных» неуставных проявлений и реагировать на них, возбуждая уголовные дела. Это, в свою очередь, привело к увеличению объема уголовной регистрации рассматриваемых преступлений и более полному отражению в статистических отчетах органов военной прокуратуры истинных масштабов анализируемой преступности. Данный вывод носит характер гипотезы, имеющей, однако под собой реальную основу, учитывая общую неблагоприятную динамику рассматриваемых преступлений, неблагоприятную тенденцию к росту практически всех видов последствий этих преступлений (смерть потерпевших, тяжкий и средней тяжести вред здоровью) и крайне неблагоприятную динамику коэффициента рассматриваемой преступности. Помимо рассмотренных выше элементов структуры нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих, имеющих прямое отношение к уголовно-правовым признакам ст. 335 УК РФ, структуру рассматриваемой преступности военнослужащих можно представить в виде соотношения ее некоторых криминологических показателей, а именно, удельного веса исследуемых преступлений, совершенных в различных военных округах, на флотах, а также по видам Вооруженных Сил и родам войск. Следует при этом отметить, что дать полную характеристику структуры совершенных преступлений по избранному основанию не представляется для нас возможным в силу отсутствия полных данных по некоторым военным округам, видам и родам войск. Поэтому при анализе структуры рассматриваемой преступности по военным округам за основу соотношения удельного веса преступности были избраны войска Дальневосточного военного округа (ДВО), Сибирского (СибВО), Северо-Кавказского (СКВО), Московского (МВО), Ленинградского (ЛенВО) и Приволжско-Уральского (ПУрВО) военных округов. При анализе структуры рассматриваемой преступности на флоте за основу были избраны войска Тихоокеанского флота (ТОФ), Северного (СФ), Балтийского (БФ) и Черноморского флота РФ (ЧФ), а также Ленинградская военно-морская база (ЛВМБ). В военных округах удельный вес рассматриваемой преступности в 2000 году имел следующее соотношение: в ДВО было совершено 120 рассматриваемых преступлений (15,9% в структуре преступности анализируемых округов), в СибВО – 165 (21,9%), в СКВО – 133 (17,6%), в МВО – 170 (22,5%), в ЛенВО – 46 (6,1%), в ПУрВО – 119 (15,8%). В 2001 году рассматриваемые показатели составили: в ДВО – 129 (13,6%), в СибВО – 181 (19,1%), в СКВО – 240 (25,3%), в МВО – 124 (13,1%), в ЛенВО – 61 (6,4%), в ПУрВО – 211 (22,3%). В 2002 году рассматриваемые показатели составили: в ДВО – 111 (13%) анализируемых преступлений, в СибВО – 192 (22,6%), в СКВО – 275 (32,4%), в МВО – 112 (13,2%), в ЛенВО – 54 (6,3 %), в ПУрВО – 104 (12,2%). В целом, за период с 1994 по 2002 год удельный вес исследуемых преступлений по рассматриваемым военным округам распределился следующим образом: наибольшее количество преступлений было зарегистрировано в СКВО (24% от общего количества в анализируемых военных округах); несколько меньше преступлений было зарегистрировано в СибВО (22%), еще меньше - в ПУрВО (17%), а в МВО, ДВО и ЛенВО – 16%, 13% и 8% соответственно1. Динамика рассматриваемой преступности военнослужащих во всех указанных выше военных округах за анализируемый период времени характеризуется ростом. Особенно неблагоприятные тенденции к росту преступности в сфере неуставных отношений характерны для Северо-Кавказского военного округа и Приволжско-Уральского военного округа. Наименее неблагоприятная динамика наблюдается в Ленинградском военном округе2. Более стабильным выглядит соотношение удельного веса рассматриваемых преступлений, зарегистрированных в период с 1994 по 2002 год на флотах ВМФ РФ. Например, в 1995 году структура исследуемой преступности характеризовалась следующими показателями: наибольшее количество рассматриваемых преступлений было зарегистрировано на Северном флоте – 185 преступлений (60% в структуре анализируемых флотов); вторым по численности преступлений был Тихоокеанский флот – 59 (19%) преступлений; на Балтийском флоте было зарегистрировано 46 (15%) преступлений, а на Черноморском флоте РФ и в Ленинградской военно-морской базе – 4 (1,2%) и 14 (4,5%) преступлений соответственно. В 1999 году структура исследуемой преступности выглядела практически также: на Северном флоте было зарегистрировано 208 преступлений (59,7% в структуре анализируемых флотов); Тихоокеанский флот – 72 (20,6%) преступлений; Балтийский флот - 44 (12,6%) преступления, а на Черноморском флоте РФ и в Ленинградской военно-морской базе – 12 (3,4%) и 12 (3,4%) преступлений соответственно. В 2002 году несколько изменились количественные показатели рассматриваемой преступности на флотах, оставив при этом неизменным их качественное соотношение: на Северном флоте было зарегистрировано 167 преступлений (47,2 %); за ним следует Тихоокеанский флот – 113 (32%) преступлений; на Балтийском флоте было зарегистрировано 52 (14,6%) преступлений, а на Черноморском флоте РФ и в Ленинградской военно-морской базе – 12 (3,3%) и 10 (2,8%) преступлений соответственно3. Анализ структуры исследуемой преступности военнослужащих, в которой критерием структуризации является деление по видам Вооруженных Сил и родам войск, в свою очередь позволяет выявить следующую картину. Большая часть таких преступлений приходится на Воздушно-Десантные войска (ВДВ), Ракетные войска стратегического назначения (РВСН), Военно-Космические Силы (ВКС) и Военно-Воздушные Силы (ВВС). Причем, анализируя статистические данные за период с 1994 по 2002 год, следует прийти к выводу, что наибольший удельный вес рассматриваемая преступность имеет в РВСН – 720 преступлений (44% всех преступлений в рассматриваемой структуре). В ВВС за анализируемый период было совершено 397 преступлений, что составляет 24,2%, а в ВКС и ВДВ – 269 и 252 преступлений, что составляет в рассматриваемой структуре 16,4% и 15,3% соответственно1. Помимо рассмотренных выше основных показателей, характеристику структуры исследуемой преступности можно дополнить анализом таких факультативных признаков, как время и место совершения преступлений. Как свидетельствуют статистические данные Главной военной прокуратуры, в период с 1994 по 2002 год наиболее часто рассматриваемые преступления совершались в ночное время с 22.00 до 6.00 – 4254 преступления, что составляет около 37% всех рассматриваемых преступных посягательств, совершенных за этот период. Несколько меньше исследуемые преступления совершались в дневное время с 9.00 до 18.00 – 3505, что составляет около 30% от общей массы. В свою очередь, в вечернее время с 18.00 до 22.00 было совершено 2977 (около 25%), а в утренние часы с 6.00 до 9.00 – 987 (около 8%) преступлений2. Структура рассматриваемой преступности в зависимости от места совершения преступления за анализируемый период времени выглядит следующим образом. Наибольшее количество преступлений совершалось в казарменных помещениях – 8135, что составляет 57% от совершенных в этот период преступлений. Значительно меньше, чем в казарме, но в то же время намного больше, чем в других помещениях части, рассматриваемые преступления совершались на рабочем (служебном) объекте – 1284, что составляет 9% от рассматриваемого массива. Почти так же часто рассматриваемые преступления совершались в различных помещениях бытового назначения – 1269, что составляет 8,8%. Наименьшее количество зарегистрированных преступлений приходится на учебные помещения воинских частей - 113, что составляет 0,7% от преступлений в рассматриваемой структуре. Остальные преступления в зависимости от места совершения распределились следующим образом: подсобное помещение или хранилище в воинской части – 420 (2,9%); иные помещения на территории воинской части – 1769 (12,2%); вне помещения, но на территории воинской части – 1101 (7,6%). Остальные преступления были совершены на рабочих объектах вне воинской части – 199 (1,3%)1. На основании вышеизложенного автор полагает возможным сформулировать ряд следующих выводов: 1. Неуставные отношения в современных Вооруженных Силах России являются основой совершения преступлений, предусмотренных ст. 335 УК РФ, и представляют собой систему организованного физического и психического насилия, преследующего цель подчинения одних групп военнослужащих другими для обеспечения последним облегченных условий службы и быта. Внутренним источником неуставных отношений является мощная неформальная система «морального поощрения» и «штрафных санкций», позволяющая, с одной стороны, принуждать к исполнению «правил» и «традиций» неформальной воинской структуры, а с другой – поощрять их добросовестное исполнение, стимулируя тем самым поведение, необходимое для сохранения и воспроизводства неуставных отношений в воинском коллективе. 2. Особенностью неуставных взаимоотношений последних лет является трансформация абсолютного их большинства из преступлений насильственно-хулиганской направленности в посягательства, имеющие корыстно-насильственное содержание. Многочисленные факты разукомплектования военной техники с последующей продажей похищенных предметов, иных краж военного имущества, а также попрошайничества с целью удовлетворения «финансовых» требований правонарушителей в сфере уставных взаимоотношений позволяют сделать вывод о том, что неуставные отношения являются не только криминальным, но и криминогенным явлением. 3. Нарушения уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности характеризуются крайне неблагоприятной динамикой. Тенденция к росту этих преступлений проявляется как на уровне состояния данного вида преступности, так и на уровне коэффициента этих преступлений, что представляется крайне тревожным фактом на фоне общего сокращения Вооруженных Сил РФ. Кроме того, к неблагоприятным тенденциям следует отнести увеличение на протяжении последних лет количества анализируемых преступлений, совершенных с применением оружия, а также увеличение удельного веса тяжких последствий, наступивших в результате совершения рассматриваемых преступлений. §3. Латентность нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности Наши представления о преступности военнослужащих в сфере уставных правил взаимоотношений были бы неполными, если учитывать только официальную статистику, охватывающую ее состояние, структуру и динамику. Для того чтобы приблизиться к пониманию истинных масштабов этого сложного явления, необходимо учитывать еще один показатель – его латентность. Под термином «латентность преступности» в криминологии понимается та часть преступности, которая по тем или иным причинам не получает отражение в уголовно-правовой статистике и не становится предметом уголовного судопроизводства1. В настоящее время у практических работников и ученых не вызывает сомнения тот факт, что количество фактически совершенных преступлений больше, чем число зарегистрированных уголовно-противоправных деяний2. Эта разница составляет массив латентной преступности, характерной и для преступных деяний, совершаемых в Вооруженных Силах России. В юридической литературе можно встретить различные классификации латентной преступности3. Применительно к нарушению правил уставных отношений между военнослужащими данный феномен проявляет себя как в общих, так и в специфических чертах, каждая из которых имеет специфические причины, а, следовательно, и специальные меры по ее нейтрализации. Если основываться на данных официальной статистики, то вероятность стать жертвой преступления в Вооруженных Силах примерно в 5-10 раз ниже, чем «на гражданке». Однако, опросы бывших военнослужащих, проходивших службу по призыву, в абсолютном большинстве случаев свидетельствуют о наличии в их подразделении неформальной армейской системы взаимоотношений, которую обычно называют «дедовщина». Причем, согласно этим же опросам, «дедовщина» проявляла себя не в форме «безобидных» услуг старослужащим, а выражалась в серьезных, уголовно-наказуемых посягательствах на личность и права потерпевших. По данным С.М. Иншакова, «лишь 25% опрошенных военнослужащих срочной службы ответили, что в их воинской части над новобранцами не издеваются. По данным опроса офицеров, эта цифра гораздо ниже – лишь 2% из них отметили, что их воинская часть свободна от неуставщины»4. По нашим же данным, эти показатели еще ниже. Практически ни один из опрошенных нами офицеров, и ни один из опрошенных «вчерашних» военнослужащих по призыву не смог подтвердить отсутствие фактов неуставных отношений в его или соседних с ним подразделениях. Эта информация подтверждается исследованиями других криминологов, пришедших к выводу, что латентность неуставных отношений в нашей армии составляет 1:300 (на одно зарегистрированное преступление приходится 300 незарегистрированных)1. Рассматривая данное негативное явление, следует отметить, что нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, как правило, регистрируется лишь тогда, когда органы военного командования (командиры взводов, рот, батальонов и частей) не имеют возможности их скрыть по причине тяжести последствий этих деяний2. Данный вывод косвенно подтверждается материалами судебной практики, свидетельствующей о том, что количество осужденных за преступления, предусмотренные ч.1 ст. 335 УК РФ (при отсутствии отягчающих признаков, связанных, как правило, с вредом здоровью потерпевшего), значительно меньше числа осужденных за совершение тех же деяний, имеющих серьезные последствия (ч.2 и ч.3 ст.335 УК). Например, в 1998 году военными судами по ч.1 ст. 335 УК РФ был осужден 321 военнослужащий, а по ч.2 и ч.3 ст.335 – 1220 военнослужащих. В 1997 году – по ч.1 ст. 335 осуждено 228, а по ч.2 и ч.3 – 995 соответственно3. Стихийно не может существовать такое положение, при котором опасные преступления совершались бы в 3-4 раза чаще, чем менее опасные той же категории. Этот статистический казус противоречит закономерностям распределения преступности. Также необходимо отметить, что в сокрытии преступлений, посягающих на установленный порядок взаимоотношений между военнослужащим, могут принимать участие не только органы военного командования и правоохранительные органы. Не следует забывать и о существенной доле латентности неуставных отношений, существующей по причине того, что потерпевшие и их сослуживцы (потенциальные потерпевшие) сами не обращаются к командованию или органам военной юстиции за помощью. Не последнюю роль здесь играют психологические особенности молодых воинов. У большинства из них еще «на гражданке» формируется, а в армейской среде закрепляется отрицательное отношение к клейму «стукача». К тому же мощнейшим мотивом такого поведения потерпевшего является страх перед возможной расправой, последующей со стороны «старослужащих», и социальным бойкотом со стороны военнослужащих одного с ним призыва. По выборочным данным, подобная мотивация присутствует примерно у 87% пострадавших от неуставных отношений и не доложивших об этом командованию. С учетом вышеизложенного, виды латентности нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, а также ее причины могут быть структурированы следующим образом. 1. Преступления, известные только лицам, их совершившим. Этот вид латентности применительно к неуставным отношениям встречается крайне редко. Он имеет место в том случае, когда при отсутствии свидетелей неуставные посягательства перерастают в убийство потерпевшего с последующим сокрытием трупа и устранением других следов преступления. В этой ситуации, как правило, потерпевший будет объявлен самовольно оставившим часть, и к его поиску будут предприняты определенные меры, которые результата не дадут. Таким образом, в официальном порядке будет зарегистрировано преступление, которое на самом деле не совершалось (самовольное оставление части или места службы), а реально совершенное (нарушение уставных правил взаимоотношений и убийство) не получит необходимой регистрации. Причинами такой латентизации являются, прежде всего, факторы, связанные с недостаточной подготовленностью (кадровой, материально-технической, профессиональной и организационной) должностных лиц военной прокуратуры к расследованию «запутанных» преступлений, а также, с возрастающим уровнем профессионализма и организованности преступников, продумывающих преступление до мельчайших подробностей. 2. Вторым элементом структуры латентности неуставных отношений являются преступления, известные преступникам и потерпевшим. Эта группа - одна из наиболее распространенных в структуре латентности рассматриваемых преступлений. Она имеет место в том случае, когда информация о совершенном преступлении не выходит за рамки условного круга: преступник-потерпевший. Детерминировать такую ситуацию могут различные причины. В первую очередь, это неправильная оценка потерпевшим события преступления, проявляющаяся в том, что потерпевший может не предполагать, что его права нарушены (иногда воины с низким уровнем правового воспитания считают, что различные проявления «дедовщины» всего лишь армейская традиция), или потерпевший лишь частично осознает, что его права нарушены, но ведёт себя пассивно из-за нежелания «связываться» с малоприятной процедурой сообщения о факте правонарушения. По оценке специалистов уровень «не заявления» потерпевших о фактах неуставных отношений составляет 15% от общего числа зарегистрированных преступлений. Однако эта цифра вызывает сомнение при детальном анализе проблемы виктимизации военнослужащих по призыву, а также мотивационной сферы потерпевших. Основными мотивами такого поведения жертв рассматриваемых преступлений являются следующие: неверие в способность правоохранительных органов защитить их от преследования виновных, наличие возможности защитить свои интересы в альтернативных военно-уголовному правосудию формах, оценка события как незначительного, различные мотивы личностно-ситуативного характера (опасение мести преступников, недовольства командования, нежелание огласки события), боязнь клейма «стукача» и социального бойкота со стороны сослуживцев. 3. Следующим элементом рассматриваемой структуры являются преступления, известные потерпевшим, преступникам и их сослуживцам. В значительной степени этот вид латентности обусловлен распространенностью в войсках посткриминального воздействия, то есть воздействия преступников на военнослужащих, намеревающихся сообщить о преступлении командованию или в военную прокуратуру. Принадлежность преступников, их жертв и очевидцев преступлений к одному воинскому подразделению значительно облегчает применение самых разнообразных форм посткриминального воздействия. Основные причины такой латентизации совпадают с причинами предыдущего вида. Добавляются лишь некоторые особенности, к которым можно отнести: бездействие лиц сержантского и рядового состава, входящих в суточный наряд части (при их попустительстве совершаются многие преступления, связанные с насильственными действиями); пассивность сослуживцев, полагающих, что если не вмешиваться, то подобные ситуации обойдут их стороной; поведение свидетелей, связанное с ложным пониманием армейской дружбы. Анализ поведения лиц, наблюдавших либо знавших о совершении рассматриваемых преступлений, показывает, что подавляющее большинство свидетелей (78%) пассивно относились к событию преступления. Военнослужащие, которые принимали участие в пресечении преступления либо пытались его предотвратить, составляют около 2%, а советовавшие потерпевшему сообщить о преступлении в правоохранительные органы или командованию – 12% соответственно. 4. Еще одним элементом рассматриваемой структуры являются преступления, известные военному командованию, но скрытые от учета. Их, в свою очередь, можно разделить на преступления, не зарегистрированные нигде и преступления, частичная информация о которых зарегистрирована в служебных карточках, записках об аресте, материалах служебных расследований, регистрационных журналах медицинских учреждений. Как правило, мотивом таких действий является стремление командира путем лакировки положения дел создать видимость благополучия и высокого уровня воинской дисциплины во вверенной ему части или подразделении. Эта категория латентности порождается причинами совсем другого характера, по сравнению с рассмотренными выше. В первую очередь – это исторические и идеологические причины. Порочная практика презюмированного отождествления преступлений с низким уровнем воинской дисциплины подразделения, «неотвратимость» взысканий, налагаемых на командиров, «допустивших» преступления, оценка деятельности командиров не по их реальной работе, а по количеству правонарушений и т. д., привели к ситуации, когда командиру сообщать о преступлении в прокуратуру стало крайне не выгодно, следствием чего явилось массовое сокрытие командным звеном преступлений, совершенных в подчиненных подразделениях1. По вполне понятным причинам, прежде всего скрываются именно неуставные отношения. Например, в ходе прокурорской проверки Таманской дивизии (одного из самых элитных подразделений ВС РФ с традиционно высокой воинской дисциплиной!) в сентябре 1997 г., помимо других форм прокурорского реагирования, было возбуждено 18 уголовных дел, 9 из которых о неуставных отношениях. При комплексной проверке в ноябре 1997 г. двух кораблей Северного Флота («Адмирал Кузнецов» и «Петр Великий») было выявлено 20 скрытых преступлений на почве неуставных отношений. В целом же в 1998 г. общеизвестным методом «прокурорского десанта», заключающимся во внезапном направлении в неблагополучные части группы прокурорских работников, были проведены 22 проверки, в ходе которых выявлено и поставлено на учет 283 скрытых преступления, а также возбуждено 396 уголовных дел, в том числе 211 – о неуставных взаимоотношениях2. Помимо историко-идеологических причин, в данном блоке следует отметить организационные и правовые причины. Первые связаны с недостатками системы управления, контроля и оценки деятельности командира, с отсутствием эффективного механизма стимулирования его работы по предупреждению, выявлению и пресечению неуставных отношений в подразделении. В настоящее время складывается парадоксальная ситуация: чем больше командир выявит преступлений, тем хуже будет оценена его деятельность в целом. Причины же правового характера имеют в своей основе недостатки правовой регламентации надлежащей или, наоборот, ненадлежащей деятельности командира в области выявления и пресечения преступлений. Действующие военное и уголовное законодательства оставляют такую деятельность практически без внимания, а если и регламентируют ее, то имеют общий характер, не позволяющий решить проблему правовыми средствами. 5. Последним элементом структуры латентности неуставных взаимоотношений являются преступления, известные правоохранительным органам (должностным лицам военной прокуратуры), но в установленном порядке не получившие регистрации: а) незарегистрированные в процессуальных документах (информация о них не была зарегистрирована ни в какой форме); б) сокрытые в форме необоснованного отказа в возбуждении уголовного дела; в) сокрытые в форме необоснованного прекращения уголовного дела. Указанные ситуации могут иметь место либо в случае совершения должностного преступления (к примеру, прекращение или отказ в возбуждении уголовного дела за взятку), либо тогда, когда должностные лица военной прокуратуры в силу недостаточного желания, слабой профессиональной подготовки или ошибочной уголовно-правовой квалификации не установили в содеянном события или состава преступления, что привело к отсутствию регистрации преступления. В связи с этим, следует также обратить внимание на то обстоятельство, что одним из наиболее часто применяемых следственными органами оснований прекращения уголовных дел является «изменение обстановки». Учитывая, что указанное правовое основание позволяет следственным органам толковать «изменение обстановки» достаточно широко (особенно, что касается потери общественной опасности лицом, совершившим преступление), то, при условии дефицита времени у лица, производящего расследование (большое количество уголовных дел в производстве), факт его прекращения именно по этому основанию не вызывает особого удивления. Кроме того, по нашему мнению, характер тенденции в скором времени приобретет и увеличение числа прекращенных уголовных дел рассматриваемой категории в связи с примирением с потерпевшим. Причина тому – рассогласованность уголовного и уголовно-процессуального законодательства, связанная с введением нового УПК РФ. Несмотря на то, что ст. 76 УК РФ предусматривает возможность освобождения от уголовной ответственности по рассматриваемому основанию только за преступление небольшой тяжести (ст. 335 УК РФ в эту категорию не попадает), ст. 25 УПК РФ предоставляет возможность прекращать в связи с примирением сторон уголовные дела о преступлениях небольшой и средней тяжести (ч.1 и ч.2 ст. 335 УК РФ попадает в эту категорию). Представляется, что подобная нормативная несогласованность, с учетом специфики воинских взаимоотношений и особенностей воинского коллектива, на практике будет порождать массовое прекращение по указанному основанию уголовных дел, попадающих под признаки ч.1 и ч.2 ст. 335 УК РФ. Изложенное позволяет утверждать, что латентность нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих имеет специфические особенности (о латентных преступлениях в войсках известно широкому кругу лиц, в значительной мере она находит отражение в служебных документах и т.д.) и причины, обусловленные ее структурой. Рассматриваемая проблема обострена тем обстоятельством, что в настоящее время не имеется четкого представления об уровне латентности преступности того или иного вида. Все имеющиеся оценки этого явления носят приблизительный характер. Однако, несмотря на эту «приблизительность», можно с уверенностью утверждать, что уровень латентной преступности на почве неуставных отношений угрожающе высок. Только в ходе проведения Главной военной прокуратурой в течение 1998-1999 гг. операций «явка с повинной» и «беглец» в правоохранительные органы явилось с повинной в совершении уклонений от военной службы 13128 лиц, из которых 6695 военнослужащих (50,2 %) вынуждены были оставить место службы в результате антиуставных проявлений в их подразделениях. Кроме того, приходится констатировать неблагоприятные тенденции в динамике латентности неуставных отношений. По данным И.М.Мацкевича латентная преступность военнослужащих не только не сокращается (это утверждают 55% опрошенных представителей ГУВРа и 54% представителей ГВП), но и возрастает (18% и 38% соответственно)1. Все вышеизложенное указывает на то, что без правильного построения и реализации системного разрушающего воздействия на неуставные взаимоотношения в армейской среде с учетом их латентности, в борьбе с этим военно-криминальным явлением невозможно будет добиться каких-либо значимых успехов. Именно поэтому начинать разрушающее воздействие на рассматриваемую преступность необходимо с нейтрализации негативных явлений,2 детерминирующих латентность данных преступных деяний. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям