Причины и меры предупреждения нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности
|
|
Скачать 3.72 Mb.
|
|
Группа социально-демографических характеристик |
| § 3. Причины нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, имеющие в своей основе воинскую природу Наряду с общесоциальными причинами, находящими свое отражение в формировании и укреплении негативных личностных качеств призывников, а также общесоциальными причинами, специфически преломляющимися через условия военной службы, нарушения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими в немалой степени детерминированы присутствием в генезисе рассматриваемых преступлений группы причин, имеющих в своей основе воинское происхождение. В самом общем виде эту группу можно определить как совокупность недостатков и пороков организации службы и быта военнослужащих, существенно влияющих на продолжение процесса негативного формирования личности молодых воинов и закрепление криминальной ориентации у некоторых военнослужащих. Наиболее значимыми для возникновения неуставных отношений, их развития и приобретения устойчивости в воинском коллективе, по нашему мнению, являются организационно-управленческие причины. Проведенное исследование подтвердило имеющуюся в военно-криминологической теории и практике точку зрения, согласно которой различного рода недостатки и упущения органов военного управления неизбежно порождают совершение военнослужащими правонарушений. Рассматриваемые преступления в сфере взаимоотношений военнослужащих не являются в этом смысле исключением. Весь комплекс организационно-управленческих причин исследуемых преступлений в зависимости от природы их происхождения можно условно разделить на кадровые, процессуальные и специфические. В современных условиях недофинансирования нужд армии и связанного с этим падения престижа военной службы особую остроту приобрела проблема кадрового обеспечения Вооруженных Сил офицерским составом, причем, наибольшие трудности возникли в сфере комплектования командного звена взвод-рота. Болезненный процесс сокращения Вооруженных Сил, происходящий в последние годы, привел к снижению компетентности офицерского состава, часть которого не уверена в своем «военном» будущем и, соответственно, не заинтересована в повышении своего профессионального мастерства. Заметно упало качество подготовки выпускников военно-учебных учреждений. Негативной тенденцией в области комплектования Вооруженных Сил офицерским составом является и то, что на такую ключевую должность как командир роты, из-за дефицита офицеров нижнего звена все чаще назначаются молодые лейтенанты, едва успевшие покомандовать взводом1. Очевидно, что эти молодые офицеры в большинстве случаев не имеют ни должных навыков управления личным составом, ни твердого авторитета у своих подчиненных. Отдельной проблемой в рассматриваемом контексте является отсутствие у многих офицеров знаний и навыков по предупреждению правонарушений в подчиненных подразделениях. По результатам опросов офицеров, 49% из них уверены, что в военном училище их недостаточно подготовили к предупреждению преступлений, а 18,4% заявили, что вообще не были подготовлены к этой работе.2 О слабой подготовке офицеров к борьбе с неуставными проявлениями свидетельствуют и другие результаты опросов: 35% офицеров испытывают трудности при работе с лидерами «неформальных» молодежных группировок; 65% - испытывают трудности при работе с военнослужащими разных национальностей; 20% - не видят возможности искоренить «неуставщину»1. Не в меньшей степени рассматриваемые правонарушения детерминируются слабостью института младших командиров. Основной упрек при этом относится к отсутствию у большей части сержантского состава необходимого авторитета и неспособности реально влиять на положение дел внутри воинского коллектива. Эти недостатки являются следствием ошибок в комплектовании воинских подразделений младшими командирами, связанных с подбором, обучением и расстановкой сержантского состава. Действующая система комплектования почти не учитывает возрастных, профессиональных, интеллектуальных, психологических и нравственных требований к личности младшего командира, что влечет за собой следующие негативные последствия. 1. В учебную часть, готовящую младших командиров, будущий сержант попадает, как правило, с призывного пункта, не проходя серьезного профессионального отбора. В результате, на должностях младших командиров нередко оказываются люди, профессионально для этого не пригодные, не умеющие завоевать авторитет подчиненных, не способные строить конструктивные отношения с сослуживцами и руководить ими. Вот с какими характеристиками иной раз оказываются молодые люди в учебных частях, готовящих сержантов: «Имел приводы в милицию за хулиганство, образование - 4 класса, замечен в гомосексуальных наклонностях, психически нестабилен».2 А ведь сержант, имеющий формальный статус командира, но реально им не обладающий, вынужден самоустраняться от формирования в подразделении системы взаимоотношений, а в ряде случаев сам становится объектом преступных посягательств. 2. Прошедший обучение в учебной части молодой сержант по своему возрасту зачастую оказывается моложе своих подчиненных более раннего призыва, что, учитывая психологические особенности военнослужащих по призыву, отрицательно влияет на его личный статус в коллективе. Такой командир не всегда способен управлять своими сослуживцами, эффективно использовать властные полномочия. К тому же, с «бытовой» точки зрения подчиненных, такой сержант имеет крайне мало оснований командовать ими, так как он не обладает ни жизненным опытом, ни личными заслугами. Более того, в соответствии с неформальной структурой воинских отношений молодой сержант (прослуживший полгода) по своему неформальному статусу значительно ниже военнослужащих, прослуживших год и более, и «должен» им подчиняться. Такой сержант порой не только не способен навести твердый порядок среди подчиненных, пресечь правонарушения, но и сам нередко оказывается потерпевшим по уголовным делам рассматриваемой категории. 3. Пытаясь преодолеть указанные выше последствия неправильной системы комплектования подразделений младшими командирами, некоторые офицеры назначают на сержантские должности неформальных лидеров, пользующихся в подразделении авторитетом. Однако, преследуя цель повышения «управляемости» подразделения и установления высокого уровня воинской дисциплины, эти командиры либо не учитывают то, что неформальный авторитет таких «лидеров», как правило, основан на неформальной же системе воинских отношений (нередко имеющей насильственную основу), либо просто закрывают но это глаза. Подобная практика приводит к тому, что за внешним фасадом «высокой» воинской дисциплины и боевой выучки подразделения скрываются наиболее опасные проявления неуставных отношений, носящие систематический характер и нередко влекущие тяжкие последствия. 4. Правовой статус современных сержантов как совокупность их прав, обязанностей и ответственности в силу низкой эффективности норм воинских уставов, его закрепляющих, не позволяет в должной мере осуществлять предусмотренные теми же уставами командные функции. Приходится констатировать, что слабость института младших командиров обусловлена не только причинами неправильного комплектования командных должностей или негативными социально-психологическими характеристиками самих сержантов, но в немалой степени порождена отсутствием у сержантов необходимых полномочий и эффективного механизма их ответственности. Реально присутствуют лишь обязанности, которые, в своем большинстве, выполняются сержантами, проходящими службу по призыву, крайне посредственно. К процессуальной группе организационно-управленческих причин неуставных отношений в воинском подразделении относятся недостатки служебной деятельности офицеров и сержантов (командиров и начальников), связанные с организацией и осуществлением контроля за подчиненным личным составом, материально-бытовым обеспечением подчиненных, их обучением воинскому делу и поддержанием в воинском коллективе здоровой морально-психологической атмосферы. Роль бесконтрольности личного состава со стороны офицеров в генезисе рассматриваемых правонарушений весьма значима и давно установлена. Особенно велико криминогенное значение отсутствия офицерского контроля в вечернее и ночное время. Согласно статистическим данным Главной военной прокуратуры, за период с 1994 по 2000 год в вечернее (с 18.00 до 22.00) и ночное (с 22.00 до 6.00) время было совершено 7230 преступлений, предусмотренных ст. 335 УК РФ (ст. 244 УК РСФСР), а в утреннее (с 6.00 до 9.00) и дневное (с 9.00 до 18.00) время за тот же период было зарегистрировано 4492 рассматриваемых преступлений, что ниже более чем в полтора раза. Безусловно, достаточно некорректно упрекать офицеров в том, что они не контролируют своих подчиненных в ночное время, так как существует регламент служебного времени, согласно которому офицер не всегда обязан присутствовать ночью в казарменном помещении. Тем не менее следует учитывать, что, во-первых, подавляющее большинство неуставных проявлений совершается в ночное время в период 00.00 – 1.00, что явно не требует присутствия офицера в казарме в течение всей ночи, во-вторых, ночные правонарушения обычно совершаются при бездействии и попустительстве внутреннего наряда, который подбирается и инструктируется офицером, и в-третьих, условия для ночных правонарушений создаются днем, при попустительстве опять же офицера1. Кроме того, некоторые офицеры, прикрываясь необходимостью передачи воинского опыта молодым воинам, «разгружают» себя, делегируя часть своих полномочий (обычно – контрольно-надзорные функции) некоторым старослужащим (так называемое «шефство опытных военнослужащих над молодыми и неопытными»). В результате, у последних в ряде случаев создается искаженное представление о своей роли в подразделении, напрямую ведущее к установлению неуставных отношений. Немалую роль в генезисе рассматриваемых преступлений играет личный пример офицеров, степень соответствия его поведения требованиям воинских уставов. В подразделении, где офицер демонстрирует некорректность во взаимоотношениях с подчиненными, допускает со своей стороны унизительное обращение с ними, а в ряде случаев и насилие как способ управления, ждать нормального уровня межличностных отношений военнослужащих по призыву не приходится. Согласно данным опросов офицеров, около 45% командиров используют насилие как метод управления подчиненными (применяют рукоприкладство). Этот показатель косвенно подтверждается печальными данными уголовной статистики – в среднем около 300 офицеров ежегодно привлекаются к уголовной ответственности за «рукоприкладство». Специфические организационно-управленческие причины неуставных отношений связаны с рядом особенностей прохождения военной службы (закрытость для гражданского общества некоторой информации о жизни воинского подразделения), спецификой воинского коллектива (замкнутая группа молодых мужчин с особой групповой психологией), корпоративностью и нежеланием «выносить сор из избы», порочной практикой оценки деятельности командира по количеству совершенных в его подразделении нарушений воинской дисциплины и рядом других специфических обстоятельств. Среди этих обстоятельств наиболее криминогенно значимым, по нашему мнению, является так называемая «круговая порука». Данное явление, свойственное не только армейскому, но и большинству иных замкнутых мужских коллективов, способно свести на нет практически любые усилия военного командования или органов военной юстиции по установлению правонарушителей. Природа «круговой поруки» на сегодняшний день до конца не изучена ввиду многоаспектности ее проявления и широкого диапазона факторов ее детерминирующих. Однако представляется очевидным, что корни этого явления лежат в системе общественного воспитания, когда с ранних лет ребенку внушается, что ябедничать нехорошо. Впоследствии выработанные психологические стереотипы находят очень питательную почву в замкнутой среде армейского коллектива. Возникающее противоречие между одним из основных принципов построения воинского коллектива – его сплоченностью, и требованием воинских уставов докладывать командиру обо всех происшествиях (включая неуставные отношения) военнослужащие, в силу недостаточного жизненного опыта, ложного понимания войскового товарищества и специфики воинских взаимоотношений, своеобразно решают в пользу «сплоченности коллектива». Складывается парадоксальная ситуация: в разоблачении преступника не заинтересован никто: ни сам преступник (что вполне естественно), ни потерпевший (так как опасается бойкота со стороны сослуживцев), ни офицер (так как может понести дисциплинарное наказание), ни воинский коллектив (так как может получить статус «отстающего» подразделения). Не менее специфичным условием «живучести» рассматриваемых правонарушений является существование во многих воинских подразделениях неформальной системы воинских взаимоотношений, в основе которой лежат абсолютно естественные для любого общества доминантные отношения. Свойство любой социальной структуры создавать определенную иерархию своих единиц, выделяя в своей массе многочленную систему «лидер-масса-парии», изучалось криминологией, социальной психологией и социальной антропологией. Так П.А. Сорокин установил, что в любой социальной макросистеме (страна, регион) и микросистеме (отдельные группы граждан) всегда образуется иерархия. Она может основываться как на позитивных характеристиках людей (заслуги, способности, качества), так и на негативных (коварство, угодничество, агрессивность, жестокость)1. В свою очередь, В. Шаламов в книге «Очерки преступного мира» приводит такое наблюдение: когда в целях пресечения издевательств всех унижаемых заключенных изолировали, в их среде установились порядки, практически полностью повторившие среду, от которой их изолировали (выделились свои «паханы» и «опущенные»). Эта особенность замкнутой социальной системы подтверждается Л.С.Клейном, наблюдавшим, как однородная масса заключенных, изолированных в целях пресечения доминантных отношений, воспроизводит трехчленную конфигурацию «парии - масса - элита»2. Примерно на те же особенности замкнутой социальной системы указывает К.Л. Банников3. Естественные доминантные отношения «старший – младший» в определенных условиях переходят в неестественные. Основные условия такого «перехода» - отсутствие у личности возможности выбирать среду своего обитания и необходимость строить межличностные отношения при невозможности от них уклониться. Достаточно мощным ограничителем неестественных доминантных отношений является четкий правовой механизм регулирования человеческих взаимоотношений, устанавливающий статусы индивидов, соответствующие объективно-субъективным потребностям коллектива и эффективно регламентирующий совокупность прав и обязанностей его членов. Однако, основные правовые акты, регулирующие жизнедеятельность военнослужащих – воинские уставы, далеки от совершенства, морально устарели и не учитывают произошедших в нашем обществе существенных изменений. Причем, основными причинами неэффективного регулирования воинскими уставами взаимоотношений военнослужащих, по нашему мнению, являются отсутствие реальных стимулов для добросовестной службы (отвечающих современной иерархии потребностей наших граждан), отсутствие эффективных механизмов принуждения, а также отсутствие механизма управляемого изменения социального статуса или социальной роли военнослужащего в процессе его службы. Существующая в воинском подразделении неформальная система взаимоотношений, являясь прямой причиной рассматриваемых преступлений, порождает и ряд их косвенных детерминант. Дело в том, что если бы система неуставных отношений являлась бы только системой издевательства и унижения старослужащими молодых солдат (насилие ради насилия), то это явление носило бы эпизодический, случайный характер и достаточно легко поддавалось бы искоренению. Поэтому было бы логичным сделать вывод, что существующая в Вооруженных Силах система неформальных взаимоотношений отвечает потребностям не только старослужащих, но и некоторой части командного состава. Это подтверждается тем, что в самой воинской среде, среди лиц, уволенных в запас, а также в средствах массовой информации иногда встречаются утверждения о полезности «дедовщины»1. Данное мнение отражает еще одну грань общественной опасности воинских неуставных отношений, проявляющуюся в их использовании некоторыми офицерами для увеличения результативности и скорости исполнения отдаваемых приказаний. Схема этого процесса достаточно проста. Офицер дает своим подчиненным задание, например, убрать территорию. Молодые солдаты делают это неохотно, с низким качеством, так как стимулов для добросовестной работы у них нет. Поэтому офицеру придется все время «стоять над солдатами», контролируя их работу. Если же офицер, опираясь на неформальную систему воинских отношений, дает то же самое задание старослужащему, оно обязательно будет выполнено, причем быстро и качественно. Объясняется этот «феномен» тем, что в случае невыполнения «поручения» офицера старослужащий не пойдет в увольнение или лишится еще каких-нибудь скудных армейских благ. Поэтому он заставляет молодого солдата трудиться вместо себя под угрозой насилия. В результате - задание выполнено с должным прилежанием. Таким образом, неформальная система воинских отношений выгодна не только солдатам, так как позволяет им вторую половину армейской службы работать значительно меньше, но, что более существенно, она выгодна некоторым офицерам, так как обеспечивает эффективное выполнение поставленной задачи и возможность спросить за его невыполнение со старослужащего, используя значимые для него стимулы. Именно поэтому некоторыми офицерами и поддерживается данная система, что подтверждается рядом исследований в этой области. Так, в результате проведенного в феврале 1998 года опроса были получены следующие данные: 41% опрошенных офицеров считали, что неуставные отношения играют положительную роль; 35% опрошенных полагали, что неуставные отношения являются гораздо меньшим злом, чем их представляют; 36% утверждали, что бороться с неуставными отношениями бесполезно; 44% офицеров были уверены, что уровень боеспособности и боевой готовности подразделения не зависит от неуставных отношений1. Этим данным соответствуют результаты проведенного нами опроса 200 офицеров взводного и ротного звена. Так 32% опрошенных полагали, что неуставные отношения полезны для армии; 44% посчитали неуставные отношения вынужденным злом, необходимым для управления воинским коллективом в условиях недееспособности уставов; 52% не видели возможности устранения неуставных отношений из воинского коллектива без ущерба для управляемости подразделения; 24% офицеров посчитали борьбу с неуставными отношениями бесполезным и неблагодарным занятием. Примечательно, что с изменением должностного статуса отношение офицеров к рассматриваемым вопросам радикально меняется. Так, из опрошенных нами 50 офицеров батальонного и полкового звена заявили о пользе неуставных отношений всего 3% опрошенных; о том, что неуставные отношения являются вынужденным злом – 8%; о невозможности устранения неуставных отношений без ущерба для управляемости подразделения – 6%, а о бесполезности борьбы с неуставными отношениями – 2% опрошенных. По-видимому, нахождение на должностях, не связанных с непосредственным руководством личным составом существенно влияет на оценку положения дел в сфере воинских взаимоотношений. Таким образом, следует признать, что существование в воинском подразделении неформальной системы взаимоотношений военнослужащих, являющейся порождением организационно-управленческих недостатков, а также использование этой системы некоторыми офицерами для повышения эффективности исполнения поставленных задач являются едва ли не основными причинами нарушения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими и детерминируют их тем сильнее, чем глубже и устойчивей эта система и чем больше терпимости проявляет к ней офицерский корпус. Причинный комплекс нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности включает в себя не только факторы, вытекающие из объективных условий окружающей действительности, но и причины, имеющие в своей основе специфические характеристики личности военнослужащих и некоторые особенности прохождения военной службы. К этому блоку следует отнести причины социально-демографического и социально-психологического характера. В военной криминологии традиционно выделяются следующие криминогенные социально-демографические качества военнослужащих: абсолютно доминирующий в армейской среде мужской пол; молодежный возраст военнослужащих по призыву; относительно низкий уровень их образования; отсутствие собственной семьи у абсолютного большинства военнослужащих по призыву; их социальная мобильность. Не в меньшей степени на насильственное поведение военнослужащих, по нашему мнению, влияют такие специфические особенности социально-демографического характера как замкнутость воинского коллектива, его однополость, деиндивидуализация и деперсонализация личности в процессе превращения ее в боевую единицу, «самообеспечение» воинского подразделения, нередко ведущее к иррациональному труду военнослужащих, а также особая (казарменная) эстетика воинского быта. Гомогенность однополой социальной группы нередко выступает катализатором агрессивного поведения. Постоянное вынужденное общение с одними и теми же людьми, с которыми индивид работает, отдыхает и спит, является одним из факторов актуализации естественной агрессивности человека до криминального уровня. Как справедливо отмечает И.В.Крупнов: «В условиях воинского коллектива длительное совместное проживание в замкнутом пространстве (что само по себе является фрустрирующим фактором) большого количества молодых людей, имеющих в силу возрастных психофизиологических особенностей повышенный уровень тестерона в крови, повышенную возбудимость с преобладанием последней над стадией торможения нервного процесса человеческой деятельности, проявления агрессивности носят высокий вероятностный характер»1. Вполне очевидно, что людям с повышенным уровнем агрессивности, постоянно имеющим дело с её культивированием (в силу предназначения Вооруженных Сил), но не имеющим объективной возможности дать ей легитимный выход (отсутствие реальной боевой обстановки), значительно проще, чем другим, направить ее в деструктивное (криминальное) русло. По данным исследований, проведенных Лабораторией исследований социально-психологических проблем внутренних войск МВД России, 86% опрошенных военнослужащих, допустивших нарушение уставных правил взаимоотношений, назвали основной причиной своего противоправного поступка состояние внутренней агрессии, желание выплеснуть накопившееся внутреннее напряжение2. Объективная необходимость в кратчайшие сроки превратить вчерашнего подростка в эффективную часть боевого организма диктует особые условия этого процесса. Ряд из них связан, с деиндивидуализацией и деперсонализацией личности в условиях воинской службы и быта. Это проявляется в утрате личностью прежней идентификации (переодевание в военную форму, обязательная стрижка, замена привычной обстановки на новую, обезличенную, полное единообразие в поведении и внешности) и в сведении к минимуму личных прав (жесткое подчинение распорядку дня, минимум личных вещей,). Этот процесс вполне оправдан для достижения указанной выше цели, однако он напрямую ведет к десоциализации индивидуума, что, в свою очередь, является основой формирования неестественных доминантных отношений в замкнутом коллективе и ведет к возникновению особой культуры межличностных отношений, нередко имеющей признаки криминальной субкультуры. Негативное влияние процесса деперсонализации военнослужащих по призыву на их морально-психологическое состояние усугубляется наличием в военной среде особой «казарменной» эстетики воинского быта. До недавнего времени этот специфический фактор почти не рассматривался криминологической наукой как возможный детерминант преступности. Однако с появлением видеоэкологии - науки о взаимодействии человека с окружающей внешней средой, в криминологии получила развитие теория физиологического обоснования агрессивности1. Опираясь на данную теорию, следует признать, что видеополя искусственного происхождения или видеополя, на которых равномерно рассредоточено множество одинаковых элементов, воздействуют на психику «зрителя» отрицательно. Такие поля формируют у человека агрессивные синдромы и возбуждают только низшие инстинкты. Примечательно, что почти 21% опрошенных военнослужащих, прослуживших более одного года, назвали в качестве фактора, чаще всего вызывающего агрессивность, интерьер казармы и служебных помещений2. Нет нужды описывать признаки «казарменной» эстетики, они общеизвестны и отражают элементы военного строя – их расположенность параллельно-перпендикулярно друг другу, нет ничего лишнего, не относящегося к непосредственному предназначению воинской системы. Не менее стилизован и процесс поддержания такой эстетики. Например, процесс заправки кроватей практически превращен в ритуал и включает в себя обязательное выравнивание «по нитке» одеял, полосок на них, подушек и самих кроватей. Однако, несмотря на то, что подобная эстетика с точки зрения психологии отрицательно сказывается на психике индивидуума, такой «воинский порядок» вполне оправдан спецификой предназначения Вооруженных Сил и задачами ими решаемыми. Вместе с тем, «казарменная эстетика» и «уставной порядок» как универсальный критерий оценки внутреннего порядка и чистоты нередко порождает абсолютно не связанные с предназначением армии уродливые формы «казарменной красоты» (расчесывание ворса на одеялах в одном направлении, «набивание кантов» на матрацах и одеялах при помощи табуретки и тапочка и т.п.). Более того, процесс наведения «уставного порядка» в некоторых случаях используется как репрессивная форма «воспитания» военнослужащих, что опять же ведет к деперсонализации и угнетению личности, так как подобный труд объективно не может формировать положительной мотивации, а преследует цели наказания и превенции нежелательного для воинской неформальной системы поведения конкретного военнослужащего. В условиях неформальной системы воинских отношений казарменная эстетика и труд военнослужащих превращаются в средство управления, используемое этой системой в отношении своих членов. Как справедливо отмечает А.Левинсон: «Принуждение к (казарменной) чистоте и (казарменной) красоте побоями и оскорблениями помещает переживание красоты симметрии ровных поверхностей и т.п. в репрессивный контекст. На первом году это репрессии, направленные против тебя (тебя угнетают этой красотой). А на втором году принципы прекрасного, воплощенные в идеальной чистоте и идеальном порядке, есть уже твои инструменты репрессии и властвования, средства абсолютного владения людьми.. Можно говорить о том, что перед нами «неклассический», но мощный, развернутый по фазам механизм формирования особого варианта авторитарной личности, имеющей опыт рабства и порабощения, испытавшей пытки и умеющей пытать»1. Таким образом, процесс наведения порядка и проведения различных хозяйственных работ, в армейских условиях нередко противоречит конструктивной логике и элементарной необходимости, превращаясь в абсурд, или как его называют в фольклоре «армейский маразм», являющийся инструментом конструирования неформальной системы воинских отношений. Поэтому, учитывая то обстоятельство, что «организация жизни по конструктивной логике здравого смысла многократно снижает потребность в самоутверждении деструктивным путем»2, следует признать, что там, где боевая задача превращается в бытовую рутину или становится фикцией, военная служба превращается в фон и катализатор неуставных отношений и перекладывается на молодых военнослужащих, которые «несут службу» и за себя, и за старослужащих. Актуализации вышеуказанных специфических причин нарушения уставных правил взаимоотношений в воинском коллективе в немалой степени способствует отсутствие в Вооруженных Силах целостной системы виктимологической профилактики неуставных взаимоотношений. Данный фактор приводит к тому, что представители прибывающего молодого пополнения не знают необходимых правил поведения в воинской среде (от способов избежания конфликтов до уяснения положений «необходимой обороны») и не умеют обращаться за помощью (от обращения в медицинские учреждения до обращения к командованию). В результате молодые воины, столкнувшиеся с неуставными отношениями, в абсолютном большинстве оказываются не готовыми к противодействию им, и единственно возможными выходами из сложившейся ситуации видят либо терпеливое подчинение, либо обращение за помощью к родственникам, либо самовольный уход из части, либо суицид. Криминологическими исследованиями установлено, что при условии принятия мер по снижению виктимности среди военнослужащих по призыву 31% потерпевших могли не стать жертвой преступления вообще, а в 17% случаев последствия преступлений могли бы быть менее тяжкими1. Отсутствие в войсках виктимологической профилактики связано и с тем обстоятельством, что нередко сами командиры не обладают познаниями в этой области. На вопросы о том, кто из его подчиненных может быть потенциальным потерпевшим, почему именно этого человека подвергают притеснениям сослуживцы, какие из воинских должностей, в каких местах и в какое время потенциально виктимны, что может сделать военное командование для их девиктимизации, командир, как правило, не имеет ответа. В лучшем случае он вынужден принимать решения, руководствуясь личным опытом, либо опытом своих бывших командиров, также не имеющих достаточных познаний в этой области. В худшем – командир предпочитает не замечать данную проблему. Наряду с указанными объективными обстоятельствами виктимологические проблемы предупреждения неуставных отношений связаны с рядом субъективных факторов. Лишь для 18% военнослужащих, совершивших преступления на почве неуставных отношений, не имело значения, к какой именно категории молодых воинов применять насилие. В большинстве же случаях противоправные действия совершались в отношении хитрых и нечестных военнослужащих (35%), слабых и ленивых (26%), робких и застенчивых (21%)2. Основными чертами личности военнослужащего, в наибольшей степени являющимися факторами виктимизации, обычно выступают следующие качества: 1) неуравновешенность психики; 2) недостаточность физического и интеллектуального развития; 3) неряшливость и нечистоплотность; 4) замкнутость; 5) наличие физических недостатков; 6) малодушие, трусость и безволие; 7) лживость и хитрость; 8) эгоизм и жадность; 9) негативное отношение к воинской службе; 10) неспособность в силу недостатков интеллектуального развития усвоить элементарные вещи по получаемой воинской специальности; 11) лень и стремление уклониться от обязанностей за счет товарищей; 12) более молодой, по сравнению со старослужащими, возраст (разница в 1 год и больше весьма существенна для психологической дифференциации военнослужащих по призыву); 13) внешние особенности поведения, воспринимаемые окружающими как отклонение от нормы; 14) отсутствие элементарных навыков самообслуживания (неумение пришить пуговицу, постирать носки) 15) несобранность и забывчивость; 16) обостренное самолюбие и завышенная самооценка, заносчивость и грубость, проявляющиеся в межличностном общении. Наряду с указанными социально-психологическими и психофизиологическими качествами военнослужащих процессу их виктимизации существенно способствуют объективные факторы следующего содержания: 1) разобщенность рядов потерпевших (большинство молодых солдат стремится приспособиться к «дедовским традициям»); 2) пассивное отношение значительной части офицеров и сержантов к случаям правонарушений в сфере межличностных отношений (это выражается, например, в проявлении 20% офицеров и 15% сержантов пренебрежительного отношения к молодым солдатам)1; 3) нежелание командования предавать гласности факты правонарушений; 4) низкая правовая культура новобранцев; 5) вольное толкование подзаконных нормативных актов офицерами и сержантами, негативно отражающееся на правах молодых солдат2; 6) «круговая порука» и наличие в воинском подразделении неформальной системы взаимоотношений; 7) отсутствие у потенциальных жертв уверенности в получении помощи от офицеров в случае обращения к ним (всего около 0,6 % опрошенных пострадавших от насильственных преступлений обращались за помощью к офицерам1); 8) отсутствие у военнослужащих информации о том, куда нужно обращаться за помощью. Все вышеизложенное позволяет утверждать, что в причинном комплексе нарушений уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности особое место занимают специфические детерминанты, вытекающие из особенностей организации, обеспечения и прохождения военной службы. Отсутствие учета этих специфических факторов при организации и осуществлении борьбы с исследуемыми преступлениями приводит к бессистемности и, как следствие, бесполезности такой антикриминальной деятельности. § 4. Личность военнослужащего, посягающего на уставной порядок воинских взаимоотношений, и мотивация его преступного поведения Причинный комплекс общесоциальных и специфических факторов, порождающий нарушения уставных правил взаимоотношений военнослужащих при отсутствии между ними отношений подчиненности, безусловно, является главной детерминирующей силой совершения рассматриваемых преступлений. Однако не все военнослужащие, которые так или иначе оказались в поле негативного воздействия этих факторов, совершают противоправные деяния, что свидетельствует о наличии в генезисе рассматриваемых преступлений группы качественно иных детерминант. Учитывая то обстоятельство, что, как правило, преступное поведение не возникает неожиданно, а формируется в результате негативного воздействия объективных факторов посредством их отражения сознанием и подсознанием личности, следует признать, что для более полной характеристики причин и условий рассматриваемых преступлений необходимо, наряду с объективными факторами, рассмотреть их субъективные детерминанты, аккумулированные в личности военнослужащего, совершающего рассматриваемые преступления, то есть в личности преступника. Изучение личности преступника обычно проводится на основе анализа элементов ее структуры. В военной криминологии структура личности преступника традиционно рассматривается в виде трех интегрированных групп, объединяющих криминологически значимые характеристики личности: социально-демографические качества, психофизиологические качества и социально-психологические качества личности2. ^ военнослужащего, нарушающего уставные правила взаимоотношений, на первый взгляд имеет небольшое значение для детерминации рассматриваемых преступлений в силу отсутствия очевидной взаимосвязи с результатом преступления и относительной неизменяемости этих характеристик. Однако утверждать подобное было бы неправильно, так как именно эти характеристики указывают на незавершенную социализацию и, как следствие, отсутствие необходимого жизненного опыта, позволяют диагностировать неустойчивость психики личности (в силу возрастных особенностей или условий воспитания), наличие антисоциального (отрицательные характеристики с места учебы или работы, наличие приводов в милицию), а иногда и криминогенного опыта (наличие фактов привлечения к уголовной ответственности или даже судимости). Основная особенность такой социально-демографической характеристики рассматриваемой личности как пол заключается в том, что она влияет на совершение преступления не сама по себе, а в комплексе с другими факторами. Криминогенная значимость пола преступника определяется взаимодействием с его личностными характеристиками психофизиологического характера и специфическими условиями прохождения военной службы. В целом же, по нашему мнению, мужской пол военнослужащих играет наибольшую криминогенную роль в генезисе рассматриваемых преступлений лишь в сочетании с другой их социально-демографической характеристикой – возрастом. Учитывая то обстоятельство, что основную массу рассматриваемых преступлений совершают военнослужащие по призыву (мужчины в возрасте от 18 до 27 лет), взаимосвязь возраста и пола представляется вполне очевидной. Лица рассматриваемой категории, не имеющие в силу молодежного возраста необходимого жизненного опыта и устойчивых социальных ориентаций, попадая в сложные конфликтные ситуации в большей степени, чем представители старших возрастных групп, способны на противоправные поступки. Причем, чем сложнее ситуация, чем выше степень ее конфликтности, тем больше вероятность у молодого человека разрешить ее противоправным способом. По тем же причинам данной категории свойственна высокая подверженность влиянию (в том числе и криминогенному) различных микрогрупп и воинского коллектива в целом. К другим социально-психологическим и психофизиологическим порождениям возрастных особенностей военнослужащих рассматриваемой группы следует отнести: юношеский максимализм, несформированную, а потому неустойчивую психику, конформизм по отношению к неформальным лидерам воинского коллектива, неустойчивую иерархию социальных ценностей, отсутствие опыта общения в замкнутой однополой группе, отсутствие привычки прогнозировать последствия своего поведения. Не меньшее значение в группе социально-демографических характеристик военнослужащих, посягающих на уставной порядок воинских взаимоотношений, имеет уровень полученного до призыва на военную службу образования. Следует отметить, что в военной криминологии традиционно отмечается достаточно устойчивая зависимость преступлений, характеризующихся элементами грубой силы, жестокости и примитивности, от низкого уровня образования преступников их совершающих1. Однако вряд ли было бы справедливо устанавливать прямую зависимость между количеством оконченных военнослужащим классов и его противоправным поведением. Направленность поведения личности определяет не образование само по себе, а уровень ее культуры, глубина знаний об окружающем мире и взаимоотношениях людей в нем, которые получает индивидуум в процессе своего образования. Поэтому, не вызывает удивления то, что статистические показатели фиксируют невысокий уровень образования у военнослужащих рассматриваемой категории. По данным Главной военной прокуратуры, за период с 1994 по 2002 год преступления, предусмотренные ст. 335 УК РФ (244 УК РСФСР), совершили: 246 (1,3%) военнослужащих, имевших высшее образование, 6811 (37,6%) - среднее полное (11 классов), 10540 (58,2%) – среднее основное или средне-техническое образование, 487 (2,6%) – начальное образование. Еще одной значимой социально-демографической характеристикой является социальное положение (происхождение) военнослужащих рассматриваемой группы. Основную массу правонарушителей в сфере воинских взаимоотношений составляют представители наименее социально защищенных слоев населения, что неудивительно, учитывая, что именно данный слой нашего общества является основным «поставщиком» призывного контингента современной армии. Более подробный анализ данного факта был нами проведен при рассмотрении общесоциальных причин исследуемых преступлений. Безусловно, привычная с детства материальная нужда, отсутствие возможности удовлетворения элементарных «детских» потребностей на общем фоне культивируемых в обществе богатства и социального успеха отдельных его представителей оказывают крайне неблагоприятное влияние на формирование личности подростка, нередко порождая у него ожесточенность и агрессивность. Наряду с социальным происхождением военнослужащих, посягающих на уставной порядок взаимоотношений, не менее значимой представляется характеристика его семейного положения. Практически все рассматриваемые правонарушители являются холостыми, что уже само по себе имеет некоторую криминогенность из-за отсутствия социальных привязанностей и опыта выполнения социальных обязанностей. Однако, по нашему мнению, большее значение имеет состав семьи, где они воспитывались до призыва на военную службу. В соответствии с данными Главной военной прокуратуры, из 19850 военнослужащих, совершивших исследуемые преступления с 1994 по 2002 год, воспитывались в семьях с двумя родителями 14270 (72%) военнослужащих. Соответственно на долю военнослужащих-правонарушителей из числа неполных семей или вообще не имеющих родителей приходится 28%. Учитывая то обстоятельство, что общий процент военнослужащих по призыву из числа неполных семей ненамного выше, следует признать наличие такой социально-демографической характеристики как неполная семья крайне криминогенной составляющей личности, посягающей на уставной порядок взаимоотношений между военнослужащими. Установление роли и значения социально-демографических характеристик личности правонарушителя в генезисе нарушения уставных правил взаимоотношений военнослужащих невозможно без анализа физиологических (соматических, травматических, инфекционных) и психологических (темперамента, нервно-психической устойчивости, психологической способности к социальной адаптации) качеств субъекта, составляющих блок психофизиологических характеристик рассматриваемой личности. Физиологические особенности правонарушителей в сфере межличностных отношений военнослужащих практически не отличаются от физиологических особенностей общей массы военнослужащих по призыву. Криминологическими исследованиями не установлено какого-либо устойчивого отклонения данной группы по рассматриваемым признакам. В свою очередь показатели, характеризующие качества современного призывного контингента, неутешительны. Так, по данным Главного управления воспитательной работы МО РФ, у призывников 1998 года фиксировалось: устойчивая склонность к употреблению спиртных напитков (14% призывников), опыт потребления наркотиков (9%), отсутствие работы (37%), воспитание в неполных семьях (22%), наличие приводов в милицию (8%), дефицит массы тела (8%), низкий уровень нервно-психической устойчивости (13%), наличие психических расстройств (4%), наличие черепно-мозговых травм (5%). До 70% прибывших в войска воинов этого призыва не справлялись с решением простейших математических задач1. При этом следует учитывать, что эти сведения являются данными одного из самых консервативных и корпоративных управлений Министерства обороны, и некоторые из них, по нашему мнению, вполне могут быть заниженными. Особое значение в группе физиологических характеристик рассматриваемой группы правонарушителей имеет их достаточно высоко развитая тяга к спиртному и наркотическим средствам. По данным, характеризующим призывной контингент 1999-2002 годов, из каждой 1000 освидетельствованных освобождались от призыва в связи с заболеванием алкоголизмом или наркоманией 9 призывников (для сравнения, в 1998 году таких выявлялось только шесть на тысячу). Среди призванных на военную службу в 1999-2002 гг. граждан злоупотреблявшие спиртными напитками составили 15%, наркоманы и токсикоманы – 9 %. Эти данные подтверждаются статистическими сведениями Главной военной прокуратуры, в соответствии с которыми преступления, предусмотренные ст. 335 УК РФ, совершались в состоянии алкогольного или наркотического опьянения: в 1999 году в 290 случаях (15% от общей массы этих преступлений); в 2000 – в 336 случаях (12%); 2001 – в 400 случаях (12%); 2002 – в 378 случаях (14%). Если же рассматривать проблему взаимосвязи употребления военнослужащими одурманивающих средств и противоправных посягательств на уставные правила взаимоотношений между ними с учетом латентности этих правонарушений, картина окажется еще непригляднее. Так, по данным некоторых опросов, каждый третий анкетируемый офицер сообщил об известных ему фактах неуставных взаимоотношений, выходящих за рамки дисциплинарных проступков, то есть преступлений, предусмотренных ст. 335 УК РФ, между военнослужащими, проходящими службу по призыву и потребляющими наркотические и иные одурманивающие средства1. Психологические особенности правонарушителя-военнослужащего заключаются, прежде всего, в особенностях его темперамента, уровня нервно-психической устойчивости и способности к адаптации в новой социальной среде. Анализ особенностей темперамента данных лиц целесообразно, по нашему мнению, провести на основе классификации древнегреческого врача Гиппократа (IV-V вв. до н.э.) и древнеримского врача Галена (II в. н. э.)1. Применение данной классификации к рассматриваемой группе военнослужащих обусловлено ее простотой и достаточно высокой степенью адаптивности в специальной литературе к психологическим особенностям людей ратного труда. Так, по мнению В.В. Лунеева, около 50% военнослужащих, совершающих преступления против порядка подчиненности и воинской чести, по своим психофизиологическим особенностям могут быть отнесены к лицам холерического темперамента, для которых свойственны: возбудимость, вспыльчивость, невыдержанность и агрессивность. В большинстве случаев, эти психофизиологические особенности обусловлены неуравновешенным типом нервной системы, где процесс возбуждения доминирует над процессом торможения2. Данное мнение подтверждается и более современными исследованиями3. Учитывая, что в основе противоправного поведения, посягающего на уставной порядок воинских межличностных отношений, лежат различные формы внутренней агрессии рассматриваемых субъектов, а сама агрессия нередко является следствием дисбаланса между процессами возбуждения и торможения нервной системы (что характерно именно для холериков), небезынтересными представляются данные, полученные сотрудниками Лаборатории исследования социально-психологических проблем ВВ МВД России. Так, при проведении психодиагностических формализованных интервью с военнослужащими, допустившими факты нарушений уставных правил взаимоотношений, 86% из них основной причиной своего противоправного поступка назвали состояние внутренней агрессии, желание выплеснуть накопившееся внутреннее напряжение. Примерно у такого же количества (79,5%) правонарушителей рассматриваемой группы диагностируются повышенная напряженность, тревожность, низкая эмоциональная устойчивость1. По нашему мнению, указанные выше особенности военнослужащих холерического темперамента позволяют отнести этих лиц к своеобразной «группе риска» не в силу прямой зависимости противоправного поведения от рассматриваемых психофизиологических особенностей, а в результате особой подверженности данной категории военнослужащих дестабилизирующему влиянию различных неблагоприятных факторов воинской службы (замкнутость воинского коллектива, вынужденное общение с сослуживцами, иррациональный труд, и др.). Эти факторы играют роль катализаторов внутренней агрессии у лиц, и без того обладающих неблагоприятной психофизиологической характеристикой. С сожалением приходится констатировать, что в последнее время, таких лиц на военной службе по призыву оказывается все больше. Около 15% призванных на военную службу молодых людей не способны по своим индивидуально-психологическим особенностям адаптироваться к условиям службы по призыву в силу своих крайне низких адаптационных способностей, более 10% имеют низкий уровень нервно-психической устойчивости, около 20% склонны к проявлению агрессии в неблагоприятных условиях2. Вместе с тем, при анализе темперамента, его свойств, особенностей нервно-психической устойчивости и социальной адаптивности субъекта преступлений против уставного порядка воинских взаимоотношений следует исходить из того, что эти психофизиологические характеристики не подлежат ни социальной, ни правовой оценке, так как не могут определять социальную сущность человека. Как справедливо отмечается в научной литературе: «Никакой темперамент не служит препятствием для развития общественно ценных свойств личности, равно как и отрицательных ее свойств. Генетически детерминированные свойства темперамента – это лишь предпосылки воспитания, обучения, формирования характера, развития умственных и физических способностей»3. Социальную же сущность индивидуума, и, соответственно, направленность его поступков определяют присущие ему мировоззрение, знания, убеждения, взгляды, установки, оценки, привычки, навыки и интересы, то есть качества, относимые криминологией к блоку социально-психологических характеристик личности. Совокупность негативных социально-психологических характеристик (криминогенных качеств) личности военнослужащего, посягающего на уставной порядок воинских взаимоотношений, целесообразно разделить на две категории. Во-первых, это устойчивые качества, приобретенные военнослужащим до призыва на военную службу и находящие свое проявление в поведении субъекта при прохождении им службы. Во-вторых, это качества, приобретенные субъектом в процессе военной службы под влиянием ее специфики, а также качества, являющиеся следствием негативного воздействия на военнослужащего неформальной системы воинских отношений, в той или иной степени существующей практически в 100% воинских коллективов. Стержнем социально-психологического блока качеств личности являются ее убеждения. Недаром совокупность убеждений иногда называют направленностью личности. Ведь именно от того, в чем человек убежден, зависят направление его деятельности, круг его желаний и приемлемых способов их удовлетворения. К числу криминогенных убеждений военнослужащего-правонарушителя, приобретенных им до призыва на военную службу можно отнести: 1. Убеждения в том, что в современном мире человек одинок и, преодолевая стоящие перед ним препятствия, должен рассчитывать только на себя. При этом субъекта не волнуют способы преодоления препятствий, главное – достичь поставленной цели («Если я не позабочусь о себе, не позаботится никто»; «Победителей не судят»; «Цель оправдывает средства»). 2. Убеждения, обусловливающие отсутствие совестливости («Я не хуже других»; «Мне можно то, чего нельзя другим»). 3. Правовой инфантилизм и правовая безграмотность, порождающие юридические ошибки субъекта в правовых последствиях его поступков (субъект может не считать свои деяния преступными). 4. Правовой и нравственный нигилизм, влекущий за собой отрицание ценности правомерного поведения, особенно в случаях преследования эгоистических устремлений личности («Законы существуют для того, чтобы их нарушать»; «Мораль существует только для дураков»). 5. Убеждения, нейтрализующие чувство страха перед уголовным наказанием («В колонии можно получить больше опыта, чем в армии»; «Пребывание в колонии полезнее, чем армейская служба»). 6. Безразличное отношение субъекта к социальной оценке своих поступков, вызванное его эгоистическими устремлениями. К числу криминогенных убеждений военнослужащего-правонарушителя, приобретенных им в процессе военной службы целесообразно отнести: 1. Конформистские убеждения, порожденные неформальной системой взаимоотношений военнослужащих и являющиеся основой механизма психологической защиты субъекта («Я – как все»; «Если я не буду участвовать в том, в чем участвуют все, меня самого будут бить»). 2. «Компенсаторные» убеждения, предоставляющие возможности для самооправдания («Нас били, и мы бьем»; «Нас гоняли сильнее, чем мы»). 3. Ложно истолкованные интересы воинского коллектива («Если духов не гонять, порядка в подразделении не будет»; «Армия держится на дедовщине»). 4. Убеждения в безнаказанности за проступки во время службы в армии, основанные на высоком уровне латентности воинских правонарушений и отсутствии у командира реальных рычагов дисциплинирующего воздействия на правонарушителя («Командиру невыгодно привлекать меня к уголовной ответственности», «В случае чего, коллектив будет на моей стороне», «Другие совершали, и им за это ничего не было»). 5. Убеждения, основанные на внутренней природе неформальной системы воинских отношений и «круговой поруке» («Дедовщина – естественная и единственно возможная форма существования человека в армии»; «Кто идет против дедовщины, тот идет против армейского коллектива»; «Дедовщина – способ выживания в армии, когда первый год ты служишь, а второй – готовишься к «дембелю» и отдыхаешь»). Убеждения обычно формируют привычки, привычный образ жизни. Привычное поведение не напрасно называют «второй натурой», поскольку оно становится внутренней потребностью человека. По справедливому утверждению В.В. Лунеева, привычка, выступающая в роли мотива воинского преступления, всегда осознана, но ей присуща известная доля автоматизма. Мотивированное привычкой конкретное поведение в той или иной ситуации становится почти закономерным. Привычное поведение «освобождает» человека от глубоких размышлений. Дурные привычки особенно вредны тем, что человек без «лишних» размышлений совершает тот или иной поступок, который стал привычным, не оценивая все «за» и «против»1. Привычки, стереотипы поведения можно считать проекциями убеждений на неосознаваемом уровне: вначале человек сознательно выбирает ту или иную линию поведения, а затем эта линия становится привычной. Особенно ярко этот процесс проявляется при прохождении военной службы по призыву. По нашему мнению, до 80% (по данным ГУВР МО РФ, это около 60%)2 военнослужащих, проходящих военную службу по призыву, фактически одобряют неформальную систему, при которой они вначале службы (первый год) несут тяготы службы за себя и военнослужащих более ранних призывов, а потом (второй год службы) практически отдыхают. Естественно, что, будучи включенным в процесс функционирования неформальной системы и являясь ее элементом, военнослужащий автоматически приобретает установки и убеждения этой системы. Тем более, что они вполне отвечают его потребностям. Единственное, что при этом отрицается молодыми воинами – это «излишнее» насилие, применяемое к ним со стороны старослужащих. Однако, даже это неизбежное зло «дедовщины» они согласны терпеть «в разумных пределах», чтобы впоследствии самим оказаться в роли «почитаемого и уважаемого» старослужащего. К тому же, многие из молодых воинов полагают, что иного выхода у них просто нет. В результате у них формируется привычка подчиняться правилам воинской неформальной системы: вначале подчиняться старослужащим, а затем самим подчинять себе молодых воинов. Привычки не являются второстепенным звеном в блоке социально-психологических качеств. Однажды сформировавшись, они начинают играть самостоятельную роль в мотивации поведения и оказывают сильное воздействие на убеждения, препятствуя их изменениям. В то же время спецификой привычек рассматриваемой категории является то, что они нередко формируются не на основе убеждений, а на основе принуждения со стороны неформальной воинской системы взаимоотношений. В условиях доминирования такой системы в воинском коллективе субъект, даже отрицающий «ценности» «дедовщины», практически не в силах изменить подобную среду. Он вынужден к ней приспосабливаться, вначале на уровне рефлексивном, а затем и на осознано-контролируемом уровне, подстраивая свои убеждения под уже сформировавшиеся привычки. В этих случаях привычки могут инициировать формирование новых, в том числе криминогенных, убеждений. Роль убеждений, взглядов, умений, привычек в мотивации преступного поведения можно назвать главенствующей, поскольку именно они нейтрализуют культурные барьеры, которые общество с помощью воспитания, права и различных организационных мер формирует у человека. Сам же процесс мотивообразования представляет значительный криминологический интерес, поскольку объясняет механизм формирования преступного поведения. Как справедливо отмечает А.А. Толкаченко: «содержание и антиобщественная направленность волевого процесса определяется глубиной антисоциальной мотивации, под которой следует понимать уровень актуализации в сознании субъекта мотивов, целей, в совокупности с их социальными, психологическими детерминантами, а также способами их удовлетворения и который обусловливает совершение лицом различных по характеру и степени общественной опасности преступлений»1. Следовательно, для уяснения социально-психологической детерминации преступлений против уставного порядка воинских межличностных взаимоотношений необходим анализ мотивов правонарушений рассматриваемой категории. Мотивация преступления представляет собой комплекс мотивов (реже один мотив), который как побуждение, предметно актуализированное на достижение определенных целей посредством совершения конкретных действий, выступает причиной поведения лица2. В то же время, вряд ли целесообразно рассматривать мотивацию преступлений в сфере воинских взаимоотношений как некую, пусть и актуализированную, совокупность мотивов. Преследуя цель исследования причинного комплекса рассматриваемых преступлений и учитывая специфичность окружающей военнослужащего-правонарушителя обстановки, необходимо исходить из того, что мотивация, являясь порождением объективных общественных отношений, субъективно определяет преступное поведение военнослужащего. Именно поэтому справедливое утверждение В.В. Лунеева о том, что мотивация преступного поведения, с одной стороны, является стержнем его генезиса, а с другой – результатом взаимодействия личности правонарушителя с криминогенной социальной средой3, является отправной точкой нашего исследования мотивации рассматриваемых правонарушений. В научной литературе существует по меньшей мере два принципиально разных подхода к пониманию мотивации исследуемых преступлений. Первый состоит в её рассмотрении как акта мести военнослужащих, подвергавшихся издевательствам. Причем, не имея возможности отомстить непосредственным обидчикам, они «мстят» тем, кто наиболее доступен для их преступных посягательств, то есть военнослужащим более позднего призыва. Основой мотивации здесь является криминогенное убеждение: «Так поступали со мной, так и я буду поступать с другими»1. Согласно второму подходу мотивация рассматриваемых преступлений кроется в исторически сложившихся в армии негативных неуставных традициях2. В подтверждение этого сторонниками данного подхода приводится утверждение Вольтера: «Люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем»3. На наш взгляд, на массовом уровне ни месть за пережитые унижения, ни негативные воинские традиции не могут составлять основу мотивации рассматриваемых преступлений. В указанном выше подходе месть носит сублимированный характер, она не персонифицирована и не адресована конкретному обидчику. И хотя на практике возможен вариант озлобленного типа личности, который мстит за свои обиды всему миру, вряд ли следует данный случай брать за основу определения сущности мотивации всех рассматриваемых правонарушений. Скорее, его следует учитывать в качестве дополнительного фактора, способствующего неуставным проявлениям в армейском коллективе. Что же касается негативных традиций, то, по нашим данным, подтверждающим результаты иных исследований4, таковые являлись мотивационной основой лишь в 30 % случаев совершения рассматриваемых противоправных деяний. Кроме того, следует отметить, что, на наш взгляд, не сами по себе традиции воинской неформальной системы являются мотивирующей силой противоправных деяний, а предоставляемые этой системой лицам, соблюдающим ее условия, привилегии и возможность удовлетворять личные потребности за счет других военнослужащих. Именно это побуждение, то есть стремление доминировать, властвовать над другими военнослужащими и получать различные материальные и психологические «блага» вследствие обладания неформальной властью, лежит, по нашему мнению, в основе мотивации рассматриваемых преступлений. Таким образом, следует признать, что главные мотивационные линии преступлений против порядка уставных воинских взаимоотношений имеют в своей основе корыстно–эгоистическую направленность своих основных элементов (актуализации потребностей, целеобразования, принятия решения, вероятностного прогнозирования, анализа содеянного). В мотивационной сфере рассматриваемых правонарушителей могут доминировать и насильственно-эгоистические черты, связанные, главным образом, с хулиганскими побуждениями субъекта, выражающимися в уродливом стремлении к самоутверждению и доминированию над другими, с побуждениями, основанными на личной неприязни или желании отомстить за прошлые обиды. Анализ мотивации преступлений в сфере уставных взаимоотношений военнослужащих был бы далеко не полным без рассмотрения конкретных особенностей побуждений, составляющих ее сущность. Всю совокупность таких особенностей можно разделить на общие и специфические. К общим особенностям рассматриваемых побуждений следует отнести: 1. Их относительную антисоциальность, проявляющуюся в направленности побуждений на удовлетворение своих узколичностных интересов в ущерб интересам других военнослужащих. 2. Преобладание материальных и естественных побуждений над духовными. В абсолютном большинстве рассматриваемые преступления совершаются с целью приобретения каких-либо материальных благ (изъятие у молодых воинов предметов нового обмундирования, посылок от родных, денежного довольствия) или уклонения от непосредственного исполнения своих служебных обязанностей (перекладывание их на других военнослужащих). 3. Доминирование побуждений влечения, а не долга. 4. Господство побуждений с ближайшими целями («тактического характера»), рассчитанных на жизнь сегодняшнего дня, на сиюминутные желания и потребности, а не на жизненно важные перспективы. К специфическим особенностям рассматриваемых побуждений относятся: доминирование эгоистических тенденций при пренебрежительном отношении к общественному порядку и интересам других военнослужащих; примитивность личностных интересов при относительно развитой квазипотребности к спиртному или наркотикам; ориентация на физическую силу как главное средство самоутверждения в воинском коллективе; явная или латентная готовность к агрессивному поведению; отсутствие высоких духовных устремлений; слабая оформленность жизненно важных интересов; отсутствие чести, совести, стыда и чувства сострадания к человеку1; пренебрежительное отношение к нормам воинского правопорядка и интересам армейских коллективов. Для преступных действий виновных, не состоявших с потерпевшими в отношениях подчиненности, характерны следующие мотивы: облегчение личных тягот службы за счет других военнослужащих (19%); получение незаконной материальной (8,7%) или иной (7%) выгоды в ущерб другим; стремление унизить, подчинить потерпевшего влиянию сослуживцев, поиздеваться над ним (50%); поддержать порочную традицию данного подразделения (36%); из мести на почве личной (6%) или служебной деятельности потерпевшего (51%); из сексуальных побуждений (4%)2. Эти данные подтверждаются результатами и ряда других исследований. Так, Д. Клепиков отмечает среди мотивов рассматриваемых правонарушений: сохранение традиций (31,1% опрошенных); обучение молодежи службе (29,9%); эмоциональный срыв (28,7%); наведение уставного порядка (12,7%); самоутверждение (10,7%); получение благ по службе, например, выполнение молодым военнослужащим работы вместо старослужащего или поощрение за поддержание порядка от офицеров (10%)3. Похожие данные получил в результате своих исследований А.И. Хомяков: облегчение личных тягот службы за счёт других военнослужащих (19 %); получение незаконной материальной выгоды в ущерб другим военнослужащим (8,7 %); стремление унизить, подчинить потерпевшего влиянию сослуживцев, издевательство (50%); стремление соблюсти асоциальные правила неформального воинского коллектива (36 %); месть на почве служебной деятельности потерпевшего (51 %), получение личных выгод корыстного характера (7 %); сексуальные побуждения (4 %)1. Опираясь на проведенный анализ особенностей личности военнослужащего-правонарушителя, генеральных мотивационных линий его противоправного поведения и учитывая объективные характеристики рассматриваемых преступлений, можно провести типологизацию личности преступника, посягающего на уставной порядок взаимоотношений военнослужащих2. В зависимости от особенностей мотивации следует выделить: насильственный, корыстно-насильственный, анархический, конформистский типы личности рассматриваемого преступника-военнослужащего. В зависимости от роли ситуации в генезисе преступления (от соотношения субъективных и объективных обстоятельств преступления) представляется возможным выделить: случайный, ситуационный, злостный типы преступника, совершающего рассматриваемые правонарушения. В зависимости от количества совершенных правонарушений целесообразно выделить простой и рецидивный типы личности преступника. В зависимости от способа совершения преступления и достижения желаемого субъектом результата можно выделить: насильственный и ненасильственный (угрожающий) типы личности рассматриваемого преступника. В зависимости от наличия у правонарушителя соучастников (соисполнителей) можно выделить: групповой и индивидуальный типы личности рассматриваемого преступника. Вышеизложенное позволяет сформулировать следующие выводы: 1. Негативные социально-демографические особенности личности военнослужащего-правонарушителя, преломляясь через социально-психологические характеристики, наиболее ярко проявляются после завершения процесса его адаптации к военной службе и приобретения им устойчивого социально-положительного статуса в иерархии воинского коллектива. Как правило, это происходит, когда военнослужащий прослужил не менее года, после чего вероятность совершить противоправные посягательства в сфере межличностных отношений увеличивается многократно. 2. Состояние внутренней агрессии, желание выплеснуть накопившееся внутреннее напряжение, повышенная напряженность, тревожность, низкая эмоциональная устойчивость, диагностируемые у лиц холерического темперамента, совершающих рассматриваемые правонарушения, имеют особую криминогенную значимость не в силу прямой зависимости противоправного поведения от этих психофизиологических особенностей, а в результате особой подверженности данной категории военнослужащих дестабилизирующему влиянию различных неблагоприятных факторов воинской службы, которые играют роль катализаторов внутренней агрессии у лиц и без того обладающих неблагоприятной психофизиологической характеристикой. 3. Особая роль в генезисе преступлений против уставных правил взаимоотношений военнослужащих привычек и стереотипов поведения правонарушителя объясняется силой криминогенного информационного воздействия на военнослужащего со стороны неформальной системы воинских отношений, в результате которого более половины всех военнослужащих, проходящих военную службу по призыву, одобряют присутствие такой системы в их подразделении или, будучи включены в процесс ее функционирования, примиряются с этим. Являясь же ее элементом, военнослужащий в большинстве случаев автоматически приобретает установки и убеждения этой системы, а следование им входит у него в привычку. Специфика этих привычек проявляется также в возможности их формирования не на основе убеждений, а на основе принуждения со стороны неформальной воинской системы взаимоотношений. В условиях ее доминирования в воинском коллективе субъект, даже отрицающий «ценности» «дедовщины», практически не в силах изменить подобную среду. Он вынужден к ней приспосабливаться, вначале на рефлексивном уровне, а затем и на осознанно-контролируемом уровне, где его убеждения подстраиваются под сформировавшиеся привычки. 4. Мотивирующей силой рассматриваемых противоправных деяний являются не порочные «традиции» воинской неформальной системы сами по себе, а возможность удовлетворения личных потребностей за счет других военнослужащих, которую дает правонарушителям эта система. Именно это побуждение, то есть стремление доминировать, властвовать над другими военнослужащими и получать различные материальные и психологические «блага» вследствие обладания этой властью, лежит в основе мотивации рассматриваемых преступлений. |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям