Вацлавик джанет бивин дон джексон прагматика человеческих коммуникаций изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия «апрель-пресс» «эксмо-пресс» 2000
|
|
Скачать 3.71 Mb.
|
-20- ^ ю  щее отличие между психодинамической (психоаналитической) моделью, с одной стороны, и моделью интеракции между организмом и окружением — с другой, которое может стать более понятным в свете следующей аналогии (12). Если нога идущего человека ударит по гальке, от ноги к камню перейдет энергия, камень переместится и в конечном счете окажется в состоянии покоя, который определится такими факторами, как количество переданной энергии, форма и вес гальки, характер поверхности, по которой она катилась. Если, с другой стороны, человек ударит собаку вместо гальки, возможно, собака подпрыгнет и укусит его. В этом случае отношение между ударом и укусом совсем иного рода. Очевидно, что собака берет энергию для реакции из своего собственного обмена веществ, а не из удара. Поэтому в этом случае передается не энергия, а скорее информация. Другими словами, удар является частью поведения, которое что-то сообщает собаке, и согласно этому сообщению собака реагирует. Это основное отличие между фрейдистской психодинамикой и теорией коммуникации как объяснительным принципом поведения человека. Очевидно, что они относятся к разным порядкам сложности: первая не может развивать последнюю, а последняя не может происходить из первой; эти теории находятся в отношении концептуального разрыва.Этот концептуальный сдвиг от энергии к информации является очень значимым для стремительного развития философии науки со времен второй мировой войны и оказавшим решающее влияние на наши знания о человеке. Если получить должную обратную связь, то реализация информации об эффекте гарантирует стабильность и адаптацию к изменению в окружающей среде. И в будущем она распахнет двери для создания машин высшего порядка (например, контролирующих ошибки, целеполагающие) и приведет к постулату, рассматривающему кибернетику как новую теорию познания, и предложит абсолютно новое по- -21- н    имание функционирования очень сложных взаимодействующих систем, открытых в биологии, психологии, социологии, экономике и других областях. Хотя значимость кибернетики не может быть оценена экспериментально, по крайней мере сейчас, се фундаментальные принципы на удивление просты и будут здесь кратко рассмотрены.Поскольку наука в своем развитии касалась преимущественно изучения линейных, ненаправленных и постепенных причинно-следственных отношений, несколько очень важных феноменов осталось за необъятной территорией, завоеванной наукой за последние четыре столетия. Проще говоря, эти феномены имели общий знаменатель в связанных понятиях роста и изменения. Чтобы включить эти феномены в единообразный унифицированный взгляд на мир, науке со времен античных греков приходилось обращаться к по-разному определяемым, но всегда смутным и непростым понятиям. Они опирались на представление о существовании цели в смене событий и на то, что окончательный результат «каким-то образом» определяет шаги, которые необходимо постепенно предпринимать; или эти феномены характеризовались некоторым видом «витализма»* и, следовательно, исключались из науки. Таким образом, примерно 2500 лет назад сцена была подготовлена для великого эпистемологического противостояния, продолжающегося вплоть до наших времен: спор между детерминизмом и телеологией. С этой точки зрения психоанализ, например, явно принадлежит к детерминистской школе, а аналитическая школа Юнга в значительной степени полагается на присущую человеку «энтелехию»". "  От лат. «vita/is» — «жизненный» — утверждение о присутствии в организме особого нематериального начала — «жизненной силы», «души», энтелехии и др. — Прим. ред." От греч. «enleicchcia» — энтелехия; согласно некоторым сторонникам витализма — особое нематериальное жизненное начало, направляющее развитие организма. — Прим. Ред - 22-. ^ П  оявление кибернетики изменило сложившуюся ситуацию, показав, что два принципа можно объединить. Это стало возможным благодаря открытию обратной связи. Цепочка, в которой событие а вызывает Ь, a b затем вызывает с, а с, в свою очередь, вызывает d и т. д., обладает свойством причинно-следственной линейной системы. Однако, если d вернется к а, система окажется круговой и будет функционировать совсем иным образом. Она проявит поведение, аналогичное тем феноменам, которые игнорировались в концепции прямого линейного детерминизма.Известно, что обратная связь может быть позитивной или негативной; последняя чаще упоминается в этой книге, т. к. она характеризует гомеостаз и, следовательно, играет важную роль в достижении и укреплении стабильности во взаимоотношениях. С другой стороны, позитивная обратная связь вызывает перемены, т. с. приводит к потере стабильности или равновесия. В обоих случаях часть продукции системы будет заново введена в систему в качестве информации о продукции. Разница заключается в том, что в случае негативной обратной связи эта информация используется для того, чтобы уменьшить отклонение выхода ОТ некоего стандарта — отсюда прилагательное «негативная», — в то время как в случае позитивной обратной связи такая же информация выступает в качестве меры увеличения отклонения выхода, и, следовательно, позитивна в отношении уже существующего стремления к бездействию или разрушению. Хотя концепция гомеостаза в человеческих отношениях будет детально рассмотрена в 4.4, необходимо подчеркнуть, что было бы преждевременно и ошибочно заключить, что негативная обратная связь является созидательной, а позитивная — разрушительной. Наша идея заключается в том, что межличностные системы — случайные группы, супружеские пары, семьи, психотерапевтические или даже международные взаимоотношения и т. д. — могут быть рассмотре- -23- ^ н     ы как петли обратной связи, т. к. поведение каждого человека оказывает влияние на поведение любого другого, а тот, в свою очередь, оказывает влияние на первого. Вход в такую систему приводит к изменениям или нейтрализации для сохранения стабильности в зависимости оттого, являются ли механизмы обратной связи позитивными или негативными. Изучение семей, члены которых больны шизофренией, вызывает сомнение в том, что существование пациента необходимо для стабильности системы — семьи и что эта система быстро и эффективно отреагирует на любую внутреннюю и внешнюю попытку изменить ее организацию. Понятно, что это нежелательный тип стабильности. Поскольку жизнь определяется как стабильностью, так и изменением, механизмы негативной и позитивной обратной связи должны проявляться в специфической форме взаимозависимости или взаимодополнения. При-брам (Pribram) (117) недавно показал, что достижение стабильности способствует появлению новых форм чувствительности. Таким образом, стабильность внутренней среды —это не конечная стадия в относительно неизменной окружающей среде, а скорее, говоря словами Клода Бернарда (С. Bernard), — это условие существования свободной жизни».Обратная связь была очень точно названа секретом природной активности. Системы с обратной связью отличаются не только количественно высокой степенью сложности; они также качественно отличаются от того, что соответствует сфере классической механики. Исследование таких систем требует новых концептуальных подходов; однако на их логику и эпистемологию оказывают влияние традиционные доктрины научного анализа, призывающие, например изолировать одну переменную, или убеждение Лапласа (Laplasean), что знание всех фактов в данный момент времени дает возможность предсказать все будущие события. Саморегулирующиеся системы — системы с -24- ^ о братной связью — нуждаются в собственной философии, в которой понятия паттерн и информация необходимы так же, как были нужны понятия вещество и энергия в начале этого века. Исследование этих систем сейчас затруднено, поскольку не существует научного языка для их толкования и выражения. Например, Висер (Wieser) (167, р. 33) предположил, что системы сами по себе являются наиболее простыми объяснениями.1.4. ИЗБЫТОЧНОСТЬ Вывод об отсутствии последовательности в системных теориях и традиционных линейных теориях не стоит толковать как признание безысходности. Если мы и придаем особое значение концептуальным сложностям, то делаем это, чтобы обратить внимание на то, что могут быть найдены новые подходы, поскольку традиционные системы отсчета явно недостаточны. В этом поиске мы обнаруживаем, что успехи, достигнутые в других областях, связанных с изучением человеческой коммуникации, оказываются центром этой главы. Гомеостат Эшби (4, р. 93) (Ashby), на наш взгляд, является достойным упоминания примером. Этот аппарат состоит из четырех одинаковых саморегулируемых подсистем, взаимосвязанных таким образом, что неисправность одной из них влечет за собой неисправность других. Это означает, что подсистема не может добиться собственного равновесия в изоляции от других, и Эшби удалось подтвердить несколько наиболее замечательных «бихевиоральных» (поведенческих) характеристик этой машины. Несмотря на то что цикл гомеостата очень прост по сравнению с человеческим мозгом или другими аппаратами, сделанными людьми, он способен па 390625 комбинаций параметров, или, другими словами, у него есть именно такое число возможных адаптивных реакций на любое изменение в его внешней или внутренней среде. Гомеостат стабилизируется -25- ^ б     лагодаря беспорядочному поиску комбинаций, пока не будет достигнута соответствующая внутренняя позиция. Это идентично поведению «методом проб и ошибок» многих организмов во время стрессовой ситуации. Гомеостату для поиска соответствующей внутренней позиции может потребоваться от нескольких секунд до нескольких часов, тогда как для живых организмов такая временная задержка может быть самоубийственной, Эшби довел эту мысль до логического конца:«Если бы мы были подобны гомеостатам, ожидая своего создания, мы бы ждали вечно в ходе всей нашей адаптации к зрелости. Но ребенок не ждет вечно, напротив, вероятность того, что он достигнет адаптации к зрелости в течение двадцати лет, близка к единице» (4, р. 136). Эшби далее доказывает, что в природных системах адаптация сохраняется. Это означает, что, когда обнаруживаются новые адаптации, старые не разрушаются и что не стоит опять приступать к поиску, словно решение прежде никогда не находилось. Связь с прагматикой человеческой коммуникации станет более понятна после следующего соображения. В гомеостате существует одинаковая вероятность того, что любая из 390625 внутренних конфигураций реализуется благодаря взаимодействию четырех подсистем. Таким образом, возникновение данной позиции абсолютно не влияет на появление следующей конфигурации или их последовательности. Цепочка событий, в которой все элементы имеют всегда одинаковую вероятность осуществления, свидетельствует о случайности. Из этого невозможно сделать никаких заключений и ничего нельзя утверждать относительно их будущей последовательности. Это другой способ заявить, что подобное не несет никакой информации. Тем не менее, если такая система, как гомеостат, способна хранить предыдущие адаптации для будущего применения, вероятность, свойственная последова- -26- ^ т   ельности внутренних конфигураций, претерпит в некотором смысле радикальное изменение, потому что обычное распределение по группам конфигураций будет без конца повторяться и, следовательно, станет более вероятным, чем другие. Стоит отметить, что в этой фазе нет необходимости приписывать хоть какой-то смысл этим распределениям, их существование само по себе и является наилучшим объяснением. Цепочка, похожая на только что описанную, является основным понятием информационной теории и называется стохастическим процессом. Таким образом, стохастический процесс указывает на закономерность, присущую последовательности символов или событий, где последовательность настолько проста, насколько прост рисунок белых и черных пятен на кофейнике, или же настолько сложна, насколько сложны специфические «рисунки» тональных и оркестровых элементов, использованных композитором, идиосинкразическое применение элементов языка в стиле данного автора или диагностически очень важные паттерны, содержащиеся в показателях энцефалограммы. Согласно информационной теории, стохастические процессы демонстрируют избыточность или напряженность, два понятия, которые могут быть заменены понятием паттерн, использованным нами. Рискуя надоесть чрезмерной избыточностью, мы вынуждены снова подчеркнуть, что эти паттерны не нуждаются в каком-либо объяснительном или символическом значении. Конечно же, это не исключает, что они могут коррелировать с другими проявлениями так, как, например, коррелирует электроэнцефалограмма и некоторые медицинские состояния.Избыточность была обширно изучена в двух или трех областях человеческой коммуникации, синтаксисе и семантике; достаточно в этой связи сослаться на упомянутые новаторские работы Шеннона (Shannon), Карнапа (Сагпар) и Бар-Гиллеля (Bar-Hillel). Вывод, который можно сделать из этих исследований, состо- -27- ^ и т в том, что каждый из нас обладает огромным количеством знаний, касающихся закономерностей и статистической вероятности, присущих как синтаксису, так и семантике человеческих коммуникаций. С психологической точки зрения, это знание очень интересно, поскольку оно полностью выходит за рамки человеческого сознания. Никто, возможно, за исключением экспертов в области информации, не может утверждать о существовании последовательной вероятности или порядка букв и слов в данном языке, хотя каждый может заметить и исправить опечатку, вставить пропавшее слово и довести до белого каления заику, заканчивая за него предложение. Но знать язык и знать что-то, касающееся языка, — это знания разного порядка знаний. Так, человек может правильно и свободно пользоваться своим родным языком и не владеть при этом грамматикой и синтаксисом, например, правилами, которые он соблюдает, говоря на нем. Если ему необходимо выучить другой язык — исключая случай такого эмпирического приобретения, как его родной язык, — ему также придется изучить многие подробности, касающиеся языка*.Обратимся к проблемам избыточности или напряженности в прагматике человеческой коммуникации. Обзор литературы показывает, как мало работ опубликовано по этой теме, особенно рассматривающих прагматику как интерактивный феномен. Под этим мы подразумеваем, что в основном большинство су~ *  Бенджамин Ворф (B.Whorf), великий лингвист, неоднократно указывал на этот феномен, например, в главе «Наука и лингвистика»:«Лингвисты долго полагали, что способность свободно говорить на языке необязательно связана с лингвистическими знаниями, т. е. с пониманием происхождения этого феномена, систематического процесса становления и структуры языка, не более чем хорошая игра в бильярд, нуждается в знании законов механики, которыми оперируют за бильярдным столом» (!б5, р. 213). -28- ^ ш ествующих исследований ограничиваются изучением эффектов влияния человека А на человека В, даже не принимая в расчет то, что, каким бы ни было влияние В на следующий поступок А, более сильное влияние на них оказывает, в свою очередь, контекст, в котором осуществляется их взаимодействие.Нетрудно заметить, что прагматическая избыточность по сути похожа на синтаксическую и семантическую избыточность. Мы тоже владеем огромным количеством знаний, позволяющим нам оценивать, оказывать влияние и предсказывать поведение. На самом деле, в этой области мы особенно чувствительны к противоречиям: поведение вне контекста или приобретает некий вид случайности, или в нем отсутствует напряженность, и все это немедленно поражает нас скорее неуместностью, а не просто синтаксическими или семантическими ошибками коммуникации. Здесь мы и не подозреваем о правилах, которым следует успешная коммуникация и которые нарушаются в противоположном случае. Коммуникация постоянно влияет на нас; как говорилось ранее, даже наше самосознание зависит от коммуникации. Об этом убедительно заявил Хора (Нога): «Чтобы понять себя, человеку требуется быть понятым другим. Чтобы быть понятым другим, ему необходимо понять другого» (65, р. 237). Но если лингвистическое понимание основывается на правилах грамматики, синтаксиса, семантики и т. д., каковы же правила для того понимания, о котором говорит Хора? Получается, что мы их знаем, не зная, что мы их знаем. Мы находимся в постоянной коммуникации и, однако, совершенно не способны говорить о коммуникации. Решению этой проблемы и посвящена эта книга. Поиск паттерна является основой всех научных исследований, там, где находится паттерн, есть и смысл — этот эпистемологический принцип также относится и к изучению человеческой коммуникации. Это было бы относительно легко, если бы исследова- -29- ^ н     ие заключалось только в опросе заинтересованных в интеракции, что дало бы возможность узнать, каким паттернам они обычно следуют, или, другими словами, какие правила поведения они сами между собой установили. Недостаток применения техники опросника в том, что эти утверждения нельзя всегда принимать за чистую монету, особенно при наличии психопатологии (эти люди вполне могут сказать что-то, а иметь в виду совсем иное — и, как мы только что убедились, существуют вопросы, ответы на которые могут быть абсолютно далеки от их понимания). Тогда, очевидно, необходимы различные подходы к изучению данной темы. Правила поведения и интеракции одного человека могут демонстрировать те самые уровни сознания, которые Фрейд установил, изучая описки и оговорки: (1) они могут быть доступны сознанию человека, и тогда можно использовать опросник и другие простые техники «вопрос-ответ», (2) они доступны узнаванию и осознаванию, если на них укажут, или (3) они могут быть так далеки от сознания человека, что, даже если на них обратят его внимание и дадут им правильное толкование, он их так и не заметит. Бэйтсон (Bateson) обострил эту аналогию с уровнями сознания и представил проблему в рамках нашей концепции:«...Последовательно поднимаясь по лестнице познания, мы попадаем в области все более и более абстрактных паттернов, которые все меньше и меньше подчиняются инспектированию со стороны сознания. Чем выше абстрагирование — тем более общими и формальными становятся предпосылки, с помощью которых мы сводим паттерны вместе, тем глубже погружение на нейрологический или психологический уровни и меньше доступность контролю сознания. Для человека привычка к зависимости (алкоголь, наркотики, таблетки и т. п.) менее тягостна по сравнению с осознанием того факта, что в данном случае он получил помош!.. Может быть, он и способен это осознать, но, вероятно, для него слишком сложно признать -30- ^ с  ледующий, более сложный паттерн, что, ища помощи, он обычно кусает руку, которая его кормит» (16).К счастью, для нашего понимания человеческой интеракции, для внешнего наблюдателя картинка совсем иная. Он похож на человека, наблюдающего за шахматной игрой и не понимающего ни ее правил, ни ее смысла. Воспользуемся этой концептуальной моделью сознания «игроков» и предположим, что наблюдающий не говорит и не понимает языка игроков и, следовательно, не может попросить дать объяснение. Для него скоро станет очевидным, что поведение игроков демонстрирует что-то, без конца повторяющееся -- избыточность, из которой могут быть сделаны экспериментальные выводы, заключения. Например, он обнаружит, что практически всегда за ходом одного игрока следует ход другого. Таким образом, из этого поведения можно будет легко попять, что игроки следуют правилу чередования ходов. Правила, по которым перемещается каждая шахматная фигура, будет не так просто определить, частично из-за сложности перемещений, а частично из-за очень разных повторений, которые совершает каждая фигура. Например, наблюдателю будет намного легче понять правила перемещения слонов, чем правило, по которому осуществляется такое необычное и редкое явление, как рокировка, которая может так и не произойти. Заметим здесь, что рокировка включает в себя два последовательных движения, осуществляемые одним и тем же игроком, и тем самым выглядит нарушающей правило чередования ходов. Все же в теории, выстроенной наблюдателем, слишком избыточное чередование ходов превалирует над рокировкой, и даже если появившееся расхождение останется неразрешенным, пока нет необходимости в том, чтобы отказаться от сформулированной гипотезы. Просмотрев несколько партий, наблюдатель со всей вероятностью сможет сформулировать с высокой степенью точности правила игры в шахматы, включая конец игры, т. е. шах и мат. При -31- ^ э том он достигнет этого результата, не задавая вопросы.Значит ли все это, что наблюдатель «объяснил» поведение игроков? Мы предпочитаем сказать, что он идентифицировал сложный паттерн избыточности*. Конечно, в случае крайней необходимости он смог бы определить значение каждой фигуры и каждого правила игры, даже смог бы тщательно разработать мифологию игры, ее «глубокий» или «реальный» смысл, включая причудливые сказки о происхождении этой игры, что и было сделано. Но все это не нужно для изучения игры как таковой, и подобное толкование или мифология имеет такое же отношение к шахматам, как астрология к астрономии". И, наконец, последний пример поможет объединить наше суждение об избыточности с прагматикой человеческой коммуникации. Возможно, читателю известно, что компьютерное программирование состоит '  Такие сложные паттерны и паттерны внутри паттернов на межличностном уровне (во время психотерапевтических бесед) широко изучались Шефленом (Sheflen) (139). Его новаторская работа показала, что эти паттерны существуют и что они имеют сложную, повторяющуюся и структурированную природу.** Отсутствие обязательного отношения между фактом и объяснением было проиллюстрировано в недавнем эксперименте Бавелем (20). Каждому испытуемому сказали, что он участвует в экспериментальном исследовании по «генерированию идеи» и дали карточки, изображающие серую гальку, по поводу которой он должен был «формулировать идеи». Одному из каждой пары испытуемых (видимо, по отдельности, но согласованно) было сказано в среднем восемь из десяти раз, что его соображение о карточке было верно, другому — пять из десяти. Идеи испытуемого, который «награждался» частотой 80%, оставались на низком уровне, в то время как другой испытуемый предлагал сложные, искусные и глубокомысленные соображения о карточке, принимая во внимание мельчайшие подробности ее композиции. Когда испытуемым позволили поделиться друг с другом своими открытиями, первый сразу же поддался «блеску» идей другого и согласился, что последний анализировал карточку куда более тщательно. -32- ^ и    з приведения относительно небольшого количества специфических правил в определенный порядок (программу); затем эти правила руководят огромным количеством достаточно гибких операций компьютера. Если, как было сказано выше, кто-то наблюдает за избыточным количеством человеческой коммуникации, то все происходит с точностью до наоборот. Человек, наблюдая за определенной системой операций, пытается сформулировать правила, лежащие в основе ее функционирования, ее «программы» в нашей аналогии с компьютером.^ Знания, приобретенные нашим гипотетическим наблюдателем, изучающим прагматическую избыточность поведенческого феномена «игра в шахматы», вызывают аналогию с математическим понятием исчисление. Исчисление, согласно Булю (Boole) (31, р. 4), — «метод, основанный на использовании символов, которые подчиняются известным и общим законам комбинации, а результаты допускают логичные интерпретации». Мы уже предполагали, что подобная формализация возможна и в человеческой коммуникации, что вызывает ряд сложностей в ходе рассуждения об исчислении. Как только математики перестают использовать математику как инструмент вычисления и делают этот инструмент объектом изучения — как, например, в случае исследований последовательности арифметики как системы, — они применяют язык, который не является частью математики, а рассуждает о ней. Дэвид Гилберт (D. Hilbcrt) (64) называет этот язык метаматематическим. Формальная структура математики — это исчисление, метаматематика выражает это исчисление. Нейджел (Nagel) и Ньюман (Newman) определили разницу между этими двумя понятиями с восхитительной ясностью: 2 Прагмвтнкв человеческих кмшуникаднЯ -33- ^ «    Невозможно переоценить важность отличия между математикой и метаматематикой. ^ математики вызовет парадоксы и путаницу. Признание ее важности дает возможность представить логическую структуру математической аргументации более четко. Отличие заключается в том, что оно предлагает точную кодификацию различных символов, которые создают формальное исчисление, свободное от скрытых допущений и иррелевантных ассоциаций смысла. Более того, оно требует точные дефиниции операций и логических правил математических построений и дедукций, многие из которых математики применяли, не задумываясь над тем, что они используют» (108, р. 32; курсив наш).Если не использовать коммуникацию для общения, а общаться на тему коммуникации, исследовать ее, то неизбежно вынуждены мы обратиться к концепциям, которые не являются частью коммуникации, но позволяют рассуждать о ней. По аналогии с метаматематикой это называется мстакоммуникацией. По сравнению с метаматематикой исследование метакомму-никации затрудняется двумя важными обстоятельствами. Первое состоит в том, что в области человеческой коммуникации не существует ничего сравнимого с формальной системой исчисления. Это затруднение не исключает полезности самого понятия. Второе очень близко первому: хотя математики владеют двумя языками (числа и алгебраические символы для выражения математики и обычный язык -- для выражения метаматематики), мы же главным образом ограничены обычным языком как средством и коммуникации, и метакоммуникации. Эта проблема будет возникать на протяжении всего дальнейшего обсуждения. В чем же полезность понятия исчисления человеческой коммуникации, если, по общему признанию, оно является делом далекого будущего? С нашей точки зрения, его непосредственная полезность заключается в том, что понятие само по себе заменяет яркую модель природы и степень абстракции того феномена, который мы собираемся идентифицировать с помощью -34- ^ л  ого понятия. Давайте суммируем: мы ищем прагматические избыточности; мы знаем, что они являются не простыми, статичными величинами или свойствами, а интерактивными паттернами, аналогичными математическому понятию функция; и, наконец, мы предвидим, что эти паттерны обладают теми же характеристиками, что и контролирующие ошибки и цслеполагающие системы. Следовательно, имея эти предпосылки и тщательно исследуя цепочки коммуникаций между двумя или больше участниками коммуникации, мы получим некоторые результаты, не претендующие на то, чтобы считаться формальной системой, но обладающие природой аксиом и теорем исчислений.В уже цитированной работе Нейджсл и Ньюмен так описали аналогию между игрой в шахматы и формальным математическим исчислением: «Шахматные фигуры и квадратики на доске соответствуют элементарным знакам исчисления; определенные правила расположения шахматных фигур на доске —- формулам исчислений; исходные положения фигур — аксиомам или исходным формулам исчислений; последующее положение фигур -- формулам, извлеченным из аксиом (например, теоремам); правила игры — правилам заключения (или происхождения) для исчислений» (108, р. 35). Они показали, насколько «бессмысленны» конфигурации шахматных фигур на доске, в то время как утверждения относительно этих конфигураций достаточно осмысленны. Установление этого порядка абстракции, по мнению авторов, происходит следующим образом: «...Можно установить общие «меташахматпые» теоремы, чьи доказательства предполагают только конечное число допустимых конфигураций на доске. Таким образом, может быть выведена как «меташахматная» теорема о количестве возможных ходов для белых, так и «меташахматная теорема» о том, что белые не могут объя- -35- ^ в    ить мат черным, если у них два коня и король, а у черных — только король (108, р. 35).Мы привели эту аналогию так подробно, потому что она иллюстрирует понятие исчисления не только в метаматематике, но и в мстакоммуникации. Если мы распространим аналогию на двух игроков, мы будем изучать не абстрактную игру, а скорее результаты человеческой коммуникации, на которую сильно влияет сложный свод правил. Единственное отличие заключается втом, что мы предпочтем применять термин «формально неразрешенный», а не «бессмысленный», говоря о некоторых моделях поведения (ход в аналогии с игрой). Такая модель поведения, а, может быть следствием повышения платы, Эдипова комплекса, алкоголя или ливня, и любых других факторов, к которым разум «действительно» обраидается и склонен при этом к некоторому схоластическому диспуту (например, по поводу пола ангелов). До тех пор, пока сознание человека открыто для внешней инспекции, все, что у нас есть — это предположения и самоотчеты, а и то и другое печально известны своей ненадежностью. Однако если мы обнаружим, что поведение а — каковы бы ни были его «причины» — одного коммуникатора вызывает поведение Ь, с, d или е другого и исключает поведение х, у и z, то в таком случае может быть сформулирована метакоммуникационная теорема. Предположим, что интеракция может быть определена в понятиях, аналогичных игре, т. е. как последовательность «ходов», регулируемая правилами, осознаваемыми или нет самими коммуникаторами, но о которых можно сделать осмысленные метакоммуникационные выводы. Это означает, что, как было сказано в 1.4, существуют пока непроинтерпретированные исчисления прагматики человеческой коммуникации, чьи правила можно наблюдать при успешной коммуникации и которые нарушаются в иной коммуникационной ситуации. Существование такого исчисления, при нынешнем положении дел в науке, можно сравнить со звездой, чье -36- ^ с  уществование и положение определяется теоретической астрономией, но еще не открыто сотрудниками обсерватории.1.6. ВЫВОДЫ Если подходить к человеческой коммуникации, учитывая выше указанные критерии, то возникает несколько концептуальных изменений, которые будут кратко рассмотрены в контексте психопатологии. Обращение к психопатологии не означает, что эти проблемы пригодны только здесь, а то, что мы считаем их особенно подходящими и очевидными именно в этой области. 1.61. Понятие черного ящика Сегодня вряд ли кто-то будет всерьез отрицать наличие человеческого сознания, разве только особенно радикальные мыслители, но исследование феномена сознания, как известно всем, работающим в данной области, затруднено из-за отсутствия Архимедовой точки опоры вне разума. В конечном счете психология и психиатрия намного больше, чем любые другие дисциплины, являются рефлексирующими: субъект и объекты идентичны, сознание изучает само себя, а любое предположение неизбежно стремится к самоподтверждению. Невозможность увидеть сознание «за работой» привело к заимствованию понятия Черного Ящика из области телекоммуникации. Этим понятием обозначали определенный тип трофейного электронного оборудования, которое невозможно было открыть для изучения, поскольку внутри мог находиться взрыватель. В наше время это понятие связано с тем, что электронные металлические изделия настолько сложны, что иногда целесообразнее игнорировать внутреннюю структуру их устройства и сосредоточиться на изучении их специфических «ввод-вывод» отношениях. Несмотря на то, что эти отношения могут позволить -37- ^ с делать выводы относительно того, что «в действительности» происходит внутри ящика, это знание несущественно для изучения функций устройства, которое является лишь частью большой системы. Применительно к психологическим и психиатрическим проблемам это понятие имеет эвристическое преимущество, которое не нуждается в подтверждении интрапсихическими гипотезами и ограничивает себя видимыми входящими и выходящими отношениями. Это — коммуникация. Мы считаем, что такой подход характеризует важную тенденцию в психиатрии рассматривать симптомы как одну из разновидностей входа в систему семьи, а не как выражение интрапсихического конфликта внутри нес.1.62. Сознание и бессознательное Если рассматривать поведение человека в понятиях Черного Ящика, то выход одного Черного Ящика — это вход другого. Теряет ли такой обмен информацией, независимо от того, сознательный он или бессознательный, свою первостепенную важность, которой он обладает в рамках психодинамики? Поскольку рассматриваются реакции на специфические формы поведения, он не должен игнорировать разницу между сознательным и бессознательным поведением, умышленным и неумышленным или симптоматическим. Если человеку наступили на ногу, для него будет очень важно, было ли это поведение умышленным или ненамеренным. Однако это мнение основывается на его оценке мотивов другого человека, следовательно, на предположении о том, что происходит в голове у другого. Если же он спросит другого о его мотивах для того, чтобы развеять свои сомнения, он может так и продолжать сомневаться, то другой человек может заявить, что его поведение было бессознательным, хотя он имел в виду неумышленное, или даже заявить, что оно было умышленным, хотя фактически оно было случайным. Все это возвращает нас к приписыванию «смысла» поза |
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка:
Похожие:
База данных защищена авторским правом ©MedZnate 2000-2016
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям
allo, dekanat, ansya, kenam
обратиться к администрации | правообладателям | пользователям